Переплётчик - Эрик Делайе

Глава 4

ТИСНЕНИЕ, ИНКРУСТАЦИЯ

«Давно не видно Шарля», — сказал господин Варень, типограф с улицы Монморанси. «Да, и в самом деле», — поддакнул Жорес, человек без определённого места жительства и рода деятельности. «А раньше, гляди-ка, хоть раз в пару дней, а показывался». — «Ага». — «И пить с ним было хорошо — пьёт, пьёт, а не пьянеет, и если что — фиакр наймёт за свои деньги да домой тебя отправит». — «Ага». — «Ты случаем не знаешь, что с ним?» — «He-а, не знаю». — «А кто знать-то может?» — «Ну, может, Планше». — «Ага, точно. Планше!»

Тот появился мгновенно, держа в правой руке кувшин с вином, в левой — тарелку с лепёшками; видимо, спешил к какому-то столу, да как раз проходил мимо. «Слышь, Планше, — обратился к нему Варень, — ты Грези давно в последний раз видел?» Планше нахмурил лоб, покачал головой и сказал: «Давненько, недели две уж как, не меньше, не заходит, видно, работы невпроворот». С этими словами Планше побежал дальше. «Да, — сказал Варень, не то чтобы много стало яснее: — Может, домой к нему сходить, а то дармовой выпивки хочется, карман-то не звякает». — «Ну, не звякает, ага», — согласился Жорес.

В этот самый момент господин де Грези вошёл в кабак. Вид у него был так себе — бледный, осунувшийся, с подрагивающими руками, прихрамывающий переплётчик едва дополз до ближнего к стойке стола, где тяжело свалился на стул. «Грези! — обрадованно воскликнул Варень. — Мы тут как раз про вас!» — и он сел рядом. Жорес пристроился напротив. «Как ваши дела, Грези, что-то вы выглядите так себе, переработали, видно». — «Да, — кивнул де Грези, — переработал». — «Выпьете с нами?» — «Выпью». — «Ну и отлично; Планше, ещё вина!»

Тот появился через полминуты с двумя кувшинами и здоровенным куском сыра; он знал, что переплётчик любит это сочетание. «Над чем работаете, Грези?» — спросил Варень. «Над переплётом». — «Ха-ха-ха, каков шутник, вы прямо сама очевидность; а серьёзно — или тайна за семью замками?» — «Можете считать и так». — «Что-то вы сегодня сам не свой, Грези, вот, выпейте», — и он налил переплётчику вина. Тот опрокинул стакан, поморщился, опустил руку обратно на стол, снова застыл в напряжённой, неестественной позе. Варень заметил, что рука де Грези чуть-чуть подрагивает. «У вас, гляжу я, что-то случилось», — сказал он. «Да нет, — де Грези изо всех сил старался вести себя, как обычно, — ничего не случилось, всё хорошо». — «Не верю я, право слово, не верю, ну скажите же ему, Жорес!» — «Да, — подтвердил Жорес, — что-то с вами явно не так — выкладывайте!»

Де Грези поднялся — тяжело, опираясь о стол рукой, — и пошёл прочь, к выходу. «Стойте, Грези!» — воскликнул Варень, но переплётчик будто бы не услышал его — он просто исчез в дверном проёме, и всё. «Стоп, — сказал Жорес, — он же за вино не заплатил, даже за своё». — «Видно, худо дело, очень худо, — подытожил Варень, — нужно бы помочь». — «Как?» — «Не знаю как, коли он сам не хочет. Но мы же вроде как друзья ему, ну, не то чтобы лучшие, но всё-таки, а человека в беде бросать нельзя, надо бы пойти к нему да выяснить, что к чему…» — «Может, не стоит? — нерешительно заметил Жорес. — Ну не хочет он нашей помощи, значит, не хочет». — «Что значит „не хочет“! — возмутился Варень. — Может, он хочет, но сам об этом не знает, и думает, что не хочет; иной раз человеку следует против его воли помочь, потому как сам он даже и не знает, что помощь ему требуется; ну и кто, в конце концов, выпивку тебе покупать будет, я, что ли?» Последний аргумент на Жореса подействовал, и он встал. «Ты куда?» — спросил Варень. «К де Грези, помогать». — «Э-э-э, не-е, — протянул Варень, — у нас тут ещё целый кувшин непочатый, сначала надобно его прикончить, а потом уже за Грези идти, не оставлять же вино этим выпивохам, согласен?» — «Согласен», — отозвался Жорес и сел на место.

Так они провели ещё час, потом ещё час, потом ещё и ещё, пока совсем не забыли о том, что собирались проведать де Грези. Впрочем, у них всё равно ничего бы не получилось: Шарль никогда не впускал в свой дом коллег, разве что цеховых старшин — в новую мастерскую. В старой уже много лет не бывало посторонних, не считая, конечно, Анны-Франсуазы, которую посторонней назвать довольно трудно, даже невозможно.

Пока господа Варень и Жорес выпивали (а Варень даже нашёл какую-то горячую девицу, которую посадил себе на колени и после каждого глотка щипал за объёмистую грудь), цеховой старшина Дюпре, сменивший на этой должности почившего с миром господина Вилье, вспомнил, что давненько ничего не слышал о таком видном представителе профессии, как де Грези. Дюпре взял с полки тяжёлую книгу для записей, раскрыл её и записал себе в планы посещение мастерской на улице Утраты. Правда, в ближайшие несколько недель отправиться туда не представлялось возможным, поскольку расписаны были все дни с утра и до вечера (не считая тех дел, которые в ежедневник вписывать не стоило, например визит в бордель). Но Дюпре никуда не торопился. Запись он сделал, чтобы просто не забыть о де Грези. Правда, отложив в сторону свою книгу для заметок, он тут же о переплётчике забыл: ждали другие дела.

Господин Дорнье в то же самое время мерил широкими шагами свои апартаменты. В последние недели он не находил себе места, потому что чувствовал: Шарль не выполнил заказ. Доказать Дорнье это не мог, но настроение Шарля во время последней встречи наводило на грустные мысли. К сожалению, Дорнье ничего не мог сделать: ехать к Шарлю досрочно он посчитал неправильным, тем более посылать кого-то под вымышленным предлогом, а более ничего и не сделаешь, собственно.

Герцог нашёл своё счастье во внуке. Он стал ездить в гости к зятю почти каждый день. У них не было общих интересов и тем для разговора, зато де Торрон предложил де Жюсси временно забрать внука к себе — естественно, вместе с кормилицей, слугами, колыбельками и прочими сопутствующими. Сам де Торрон к сыну относился спокойно, сдержанно, хотя ему льстило то, что в итоге он всё-таки стал отцом. Заблуждения порой бывают во благо.

Ничего не менялось и у прочих — у месье Жюля, у слуги Луи и служанки Жанны, которая со смертью госпожи вернулась к своим обычным обязанностям простой, равной остальным прислужницы при доме. Всё шло своим чередом вплоть до одного прекрасного, солнечного понедельника — того самого дня, когда Дорнье должен был явиться к де Грези за готовой книгой.

В этот день типограф Варень отправился к знакомому мастеру, чтобы заказать некоторые литеры для особого, лично им разработанного шрифта. Он шёл, насвистывая, заглядывая симпатичным девушкам в вырезы платьев, ритмично позвякивая монетами в кошельке, беседуя с многочисленными знакомыми, встречаемыми на улице. До литейной оставалось совсем немного, когда навстречу ему устремился откуда-то из боковой улицы Жорес. Выглядел последний потёрто, в глазах его читалось не желание выпить, а голод. «Жорес, друг мой! — воскликнул Варень. — Что-то вы неважнецки выглядите!» — «Три дня толком ничего не ел», — грустно ответил Жорес. «Что же вы так?» — «Денег — ни гроша». — «Ну пойдёмте, у меня есть и время, и деньги, я вас накормлю!» И они вошли в первую же попавшуюся таверну.

Там Жорес получил порцию густого горохового супа и набросился на него с такой жадностью, что Варень отвернулся: смотреть на хлебающего похлёбку Жореса было неприятно. Впрочем, в глубине души Варень был доволен собственной щедростью: он полагал, что подобные поступки сложатся к концу его жизни в пирамиду, по которой он совершенно спокойно заберётся в Царствие Небесное.

Пока Жорес ел, Варень смотрел в сторону. Пить он не хотел, поскольку предстояла работа, а пить перед работой как-то неправильно. И вдруг Жорес, подняв голову от миски, сказал: «Слушай, а мы как-то, помнишь, к де Грези собирались». — «Точно, собирались, — отозвался Варень. — И забыли как-то совсем». — «Ага, из головы вылетело. А ведь с тех пор мы его и не видели, что с ним, как он там». — «Точно, не видели». — «Может, сейчас пойти, пока суть да справа?»

Варень хотел было заметить, что у него, в отличие от Жореса, есть кое-какая работа, и вообще планы на день были вполне определённые, но промолчал. Потому что понимал: если сейчас отказаться, то опять две недели пройдёт, пока они о переплётчике вспомнят. «Да, — сказал он, — пойдём сейчас, только быстро». — «Ага, быстро», — кивнул Жорес, и приятели вышли из кабака. Напоследок Варень бросил на стол монету, заведомо более ценную, нежели порция супа.

В то же самое время карета Дорнье уже ехала к Парижу. На сердце у Дорнье было неспокойно. С одной стороны, он предвкушал встречу с сыном, с другой — боялся, что тот не выполнил задание, а герцог уже интересовался, как там идёт работа над книгой. Настроение герцога постепенно приходило в норму, но раздражать его проволочками всё равно не следовало. Дорнье разрывался между разумом и чувствами и потому толком не мог ни на чём сосредоточиться. Он просто смотрел в чёрную стенку кареты и думал: скорее уже, скорее.