Стиль модерн - Ирэн Фрэн

— Да, с ней. Я хорошо ее знал раньше, очень хорошо.

Макс сжал челюсти:

— Мне наплевать. Она моя, я владею ею.

— Не сходи с ума. Никто никогда не мог ее удержать. К тому же она замужем.

— Мне все равно. — Он потушил свою сигарету. — Надо выбирать, Стив! Лицемерие или смерть. Жизнь во лжи или любовь.

— Тебе не кажется, что войны хватает…

— Я ее удержу. Даже если при этом погибну.

— Из-за одной ночи, Макс, одной-единственной ночи… Ты сумасшедший!

— Ее единственной не хватало в моей жизни. Но оставим это. Иди поговори с ней — и разойдемся.

Стив обошел несколько пар и направился к Файе.

— Теперь она танцует со мной, — сказал он Пепе.

— Если мадам этого желает!

— Мадам желает, — сказала Файя самым нежным голосом и раскрыла объятия Стиву.

Она вновь была мягка, мягка и нежна, как раньше, и Стив страдал от мысли, что этой нежностью она, по-видимому, обязана Максу.

Музыканты начали играть довольно медленное танго «Sentimento gaucho» — одну из тех модных мелодий, которые звучат так, будто рассказывается какая-то старая история: может быть, история их любви, немного грустная и усталая.

— Почему ты меня оставила? — спросил Стив спустя два такта.

Она хотела сменить тему:

— Красивое колье, правда? Я сама его сделала.

— Я уезжаю, Файя, уезжаю навсегда. Я возвращаюсь в Америку. Мне не хочется говорить о побрякушках.

Она попробовала отвлечь его другим способом:

— Ты не так танцуешь, как раньше. У тебя что-то с ногой.

— Это война. Но я избежал худшего. Посмотри на Лобанова… — Он указал на русского в углу зала: держась на костылях, тот пробовал изображать танго. — Тебя тоже изменила война. Ты уже не так молчалива. И озлоблена!

— Что такое: опять война! У всех одно на языке. Будто война помогает вам выйти на правильную дорогу, а до этого вы не знали, как жить!

— Значит, война — это судьба?

— Да, судьба.

Даже возражая, она говорила очень нежно.

— А если мы умрем?

— Умрем, если суждено.

— Если суждено! А если кто-то умрет из-за тебя? Эти двое юнцов, посмотри, на все готовые ради твоей улыбки!

Она опустила глаза и не ответила — только вздрогнула.

— Файя, объясни мне…

Тогда она сказала фразу из тех, что говорила когда-то:

— У меня, ты знаешь, нет судьбы. Я пришла ниоткуда, никуда не иду.

— Ты, однако, замужем. И у тебя ребенок…

Он запнулся, почувствовав, что она дрожит.

Маленький оркестр закончил играть танго и начал медленный вальс в американском стиле. Стив сжал ее в объятиях:

— Файя, скажи мне: банкир, другие, Вентру… Это из-за денег?

Ее взгляд подернулся дымкой и устремился к окну.

— Я люблю любовь, Стив. Люблю ее комедию.

Она произнесла комедия так, как сказала бы несчастье. Стива это ужаснуло. Он подошел к тому же, что и д’Эспрэ накануне, — наступила его очередь задать предначертанный вопрос:

— А я, что я для тебя во всем этом?

— Ох, ты… — Она улыбнулась.

Стив быстро прервал ее:

— Файя, такой любви, как со мной, у тебя никогда не будет.

И застыл, охмелев от того, что осмелился это сказать. Ее улыбка смешалась со слезами.

— Я ненавижу мужчин, — призналась она. — Других мужчин.

Это походило на декларацию любви, и он попробовал ее опровергнуть:

— А Макс?

— Я их ненавижу! — упорствовала Файя с какой-то детской яростью.

Стив крепче обнял ее и хотел продолжить танец. Но у нее не было больше сил. Будто вырванные у нее признания украли ту энергию, которая позволяла ей жить. Именно в этот момент — Стив потом долго вспоминал о нем — его поразила мысль, что Файя может умереть.

— Файя, скажи…

Но она его не слушала и продолжала упавшим голосом, как бы для себя самой:

— Я очаровываю всех, я знаю, что очаровываю… Но любовь всякий раз заканчивается в простынях. Чудо закончено! И красота меня покидает. Я только произвожу впечатление, и все. Впечатление!

Стив не знал, что сказать, что сделать.

— Глупая! — бросил он. — Я бы на тебе женился.

— Я их ненавижу, — повторяла Файя, не слушая его. — А потом появляются деньги.

Стив больше не мог этого выносить. Надо было как-то ее остановить, может, ударить. Он услышал то, что хотел, и знал достаточно, чтобы вернуться в Америку. Но она была так близко, так доступна! Он взял ее за подбородок и минуту рассматривал любимое лицо.

Глаза Файи, как и накануне, больше не были ясными, и она смотрела на него с немного грустным выражением, как если бы что-то потеряла. Взаимной любви не бывает, подумал Стив. А те немногие, кто любит друг друга, редко любят в равной степени. Но эта мысль ему нисколько не помогла. Он зашел в тот же тупик, что и другие, к тому же несколькими годами раньше: как, черт побери, оторваться от Файи?

Музыканты заиграли новое танго. Надо было или уходить, или оставаться. Но Стив не успел решить этот вопрос. Пронзительные крики раздались у входа на виллу, советники посольств обратились в бегство, опрокидывая женщин в купальных костюмах, одна эгретка загорелась, камергер папы растянулся на сильно навощенном паркете.

— Полиция нравов! — закричала Кардиналка. — Сматывайтесь быстрее!

* * *

Судьба распорядилась так, что никто из друзей не попал в облаву. Через час все встретились в подвалах «Нормандии», где единодушно заключили, что ситуация безвыходная. Из-за военных неудач танго только что официально запретили как на публике, так и в частных домах. Довиль, казалось, был обречен на самую ужасную скуку. Никто не знал, что делать, когда д’Эспрэ рискнул предложить:

— Поедем тогда в Шармаль праздновать двадцатилетие Файи!

Лиана была явно озадачена, даже Стив был удивлен: он никогда не знал возраста своей бывшей любовницы, а тем более дня ее рождения. Однако женщина, пришедшая из ниоткуда, как она сама о себе говорила, женщина-мгновение могла в любой момент отметить свой день рождения, продолжая, таким образом, создавать легенду.

Все были в восторге от этого предложения. Пепе тут же отправился звонить Вентру, чтобы тот подготовил для них необходимые пропуска. На заре следующего дня, упаковав чемоданы, друзья на трех автомобилях отправились по меловым дорогам в Шармаль.

Глава семнадцатая

Когда прошли годы и время затуманило память, трудно было уже восстановить то, что произошло этим странным вечером, который впоследствии, после расставания, приглашенные, понизив голос, называли «ночью Шармаля». В основном они вспоминали, что путешествие было долгим и трудным из-за бумаг, которые нужно было без конца предъявлять, и из-за бурь, преграждавших дорогу. Тем не менее спустя двадцать четыре часа все собрались в замке. Самыми последними прибыли Лобанов и Стеллио — они заезжали в Париж за тканями и косметикой.