Охота на ясновидца - Анатолий Королев

И тут же! Как кошмар в зыбком просторе воды, распускается черный купол бледной медузы. Ядовитый жидкий цветок колышит стекловидным мясом. Из-под огромного парашюта в глубь моря уходит колонна бледных прозрачных нитей. Одно прикосновение стрекала к коже — и ты получишь ожог величиной с пощечину! И пойдешь на дно как статуя.

Но толща воды сохраняет покой, и волосы Горгоны свисают в ожидании ветра ручьем змеиных жал в состоянии сна. Только один стеклянный червяк дотягивается случайно до края ласты и тут же отлипает, потому что не чувствует крови.

Обогнув спящую голову ада, я устремляюсь к берегу.

Горизонт уже охвачен предчувствием солнца. Диск луны помертвел и уже еле виден, и круглая льдинка продолжает таять в талом потоке рассвета.

Сумерки белой ночи дымятся над водой словно пар. Щеки, губы, лоб, все, что открыто воде, начинает слегка гореть от соли. Скоро эта горечь станет нестерпимой. Я выпиваю пятый балончик пресной воды из патронташа вокруг талии. В нем около ста граммов.

Прожектор не подает никаких признаков жизни. Он тоже дремлет как жидкая голова Горгоны, и стрекала света спят в его страшном глазу, как змеи в гнезде.

По воде ползет туман.

На часах пять утра.

Впереди, в сизой воде и молоке, мерещится темная масса. Сердце сжимается от страха. Что это?

Мол!

И вот я уже плыву вдоль каменной стены.

Забегая вперед скажу — мне снова фантастически повезло, я выбралась на территорию базы для сторожевых катеров! То есть на единственный крохотный кусок суши у самой границы, который не прочесывался пограничными патрулями!

Но я не сразу поняла, как мне повезло — наоборот, я испытала приступ отчаяния, увидев что подплываю не к берегу, а к отвесной бетонной стене в три метра высоты.

Она высилась надо мной как бастион мрака.

Поворачивать в открытое море? Да вы смеетесь. Я уже выбивалась из сил. Шел шестой час моего заплыва. Я чувствую, как загустела кровь в моих венах, как толчками сердце гонит по жилам соленую вязкую жижу собственной кровушки. Я то и дело переворачиваюсь на спину, чтобы иередохнуть.

Прорвемся, падлы!

Собравшись с духом, я поплыла вдоль стены, выискивая проход к берегу, но не видела над головой ничего, кроме отвесных бетонных плит с торчащими кое-где ржавыми прутьями, и жилами ржавой проволоки, и автопокрышками на цепях. Их истерзанный вид предупреждает: это причал, берегись!

Грубость нищей стены говорила, что я все еще на российской стороне границы.

Внезапно невдалеке взревела сирена. Ближе. Рыкающий звук в воде усиливается и хлопает в уши. Оглянувшись, я вижу, как в рассветной туманной мгле в мою сторону движется черная отвесная масса. Сторожевой катер! Он уже сбросил скорость и шел так близко, что я в страхе ухватилась одной рукой за стенку, нащупав в бетоне неглубокую трещину. Запускать пальцы в склизкую гадость щелястого рта смерти… бррр… Катер, призраком силы, плыл вдоль стены морского причала. Между бетоном и бортиком оставался просвет едва ли в полтора метра. Над головой навис крутой железный борт в отвратительных пятнах ржавчины, с кроваво-красной полосой ватерлинии. Из стальных ноздрей в море стекают маслянистые струйки. Туша катера окутана запахом бензиновой гари. Одно роковое движение борта и меня расплющит о бетон как глупый грецкий орех.

Словно услышав мои мысли, катер задевает бортом бетонный причал! Я вскрикиваю и вжимаюсь в стену! Меня спасают автопокрышки, подвешенные цепями наверху. Стальной борт, визжа резиной, обдирая ржавые цепи, ползет вдоль стены. Смертельный просвет так узок, что гадкие лохмы морского мха, налипшие на сталь катера пониже ватерлинии, касаются моего лица. Я отплевываюсь от зеленой жижи.

Смертельная стена сонно ползет мимо.

В носу шибает духом горячего машинного масла, вонью разлитой солярки. Вода расцветает радужными жилами павлиньего хвоста с глазками от керосиновых капель.

Уши закладывает воем разболтанного мотора. Мотор отчаянно близок. Он колотится напротив — за тонюсенькой скорлупой железа.

Глаза ест сизая гарь.

Наконец, бортовая стена обрывается тупым срезом кормы и разом волна, взбитая винтом, начинает курчаво штурмовать мою голову, пробензиненная, изнасилованная вода окатывает лицо отвратительной слизью. Водоворот пытается утащить меня поближе к винту, под ножи мясорубки. Но силенок у смерти явно мало — катер идет на малом ходу, а я изо всей мочи цепляюсь за челюсть курносой в бетонном откосе причала.

Катер уходит.

Все волны в плевках пейы. Пятна мазута ежатся на воде райскими островками.

Справившись с сутолокой воды, я плыву дальше, с ужасом замечая, как быстро светлеет воздух и мелеет ватная масса тумана. У меня остается до наступления полной видимости максимум тридцать минут.

Внезапно стена углом поворачивает к берегу. Я огибаю поворот бетона и тут же замечаю ржавые перекладины отвесной лестницы, если считать за перекладины скобы. Выскочив из воды, я хватаюсь за нижнюю и тут же — коленями — ударяюсь о скобу, вбитую под водой.

Здравствуй, берег.

Первой, кто протянул мне опору, стала ржавая скоба в космах изумрудной зелени.

Что делать? Лезть наверх? Риск страшный. Но другого выбора нет.

Осторожно снимаю ласты в воде, пристегиваю к поясу свой русалочий хвост. У диверсантов все предусмотрено! Больше ты не рыба, Лиза… Лезу наверх. Резиновые ступни гидрокостюма скользят. Скобы шатаются. Видно, что ими никто не пользуется.

Высота стены не меньше пяти метров.

А вот и верхний край бетонного откоса.

Осторожно выглядываю. И чуть не слепну! Недалеко от меня — небольшой прожектор. Он висит на треноге и палит поверх моей головы залпами света в сторону моря.

Когда глаза привыкают, я замечаю под самым носом подарок судьбы — камень и мертвую чайку.

Мои нервы так напряжены, что я сразу схватываю глубинную рифму и спасительную взаимосвязь этих двух столь разных предметов и порядок своих следующих действий.

Сначала я бросаю камень-. Грохот. Стекло разлетается вдребезги и камень влетает в лампу. Прожектор с адским шипом лопается. Следом в прожектор летит мертвая птица.

Как только напор света иссяк, я замечаю свое будущее убежище — уродливое строение из двух этажей с наблюдательной башенкой, стоящее на краю пирса. До него — бегом — одна минута.

На звон стекла. На ЧП. Отвечает тишина. Молчит уродливое строение. Не слышно шагов по пирсу.

Я выбираюсь наверх. Мамочка! Земля под ногами. Меня шатает из стороны в сторону. Как пьяная пробегаю до двери. Но закрыта она по-русски — в железную петлю вставлена грязная палка. Следовательно уродина пуста. Ура! Выдергиваю дикий запор из петли. Я в запущенной радиорубке. На железных столах — старая аппаратура средних веков вся в пыли и грязюке. Наверх ведет железная лесенка. Я бегу туда, оставляя за собой на полу сырые следы.

Вторая комната наверху меньше, чем первая. На два окна. Это комната для отдыха дежурных. Голая походная кровать с панцирной сеткой, небольшая деревянная полка, уставленная книгами, преимущественно с судовождении, стул рядом с кроватью и большой несгораемый шкаф в углу — вот предметы, которые бросились в глаза.

Я кинулась к окну.

Сквозь грязное немытое стекло — вид на военную базу: пограничные катера у причала. Казармы. Вышки по углам забора. Колючая проволока и прочая жестокость.

В другое окно — где часть стекла выбита — вид на море, на угол причала, где я только что — обезьяной — вылезла на сушу. Стена, вдоль которой я плыла, на самом деле вовсе не так пряма как казалась — это кривой мол, который левой клешней краба охватывает спокойную бухточку для катеров. Правая клешня гораздо длинней. Смыкаясь, клешни оставляют вдали только узкий проход для судов. Здесь на краях стен горят невысокие маячки, означая вход и выход в открытое море.

Надо же! Я в туманной дымке, я угодила в самый раствор между двух половинок клешни! Нет, Лизок, ты на самом деле великая сука фарта. Прав, Марс.

А дальше — в утренней дымке рассветного моря виделся позвоночник каменного мола и там, где кончалась спина бетонного гада — призраком нечеловеческой злобы — пылал удав Пятого прожектора! Луч неистово шарил в балтийских просторах, пытаясь найти клевую рыбку… кончай пыхтеть, обалдуй! Но луч уже не был так ярок, как прежде. Озаренное небо поумерило пыл светового тоннеля.

Утро вступало в свои права.

По краю причала бежал солдатик с овчаркой на поводке — пх, пх! — Он светил фонариком перед собой, хотя было почти что светло. И бежал он к раскуроченному прожектору.

Овчарка обнюхала мертвую чайку. Солдатик пинком сапога сбросил в воду дохлое тельце. Осмотрел разбитый чайкой фонарь. Овчарка тянула его к углу пирса. Даже принялась облаивать море. Но мои следы уже высохли и пахли резиной.

Я приготовилась защищаться насмерть! Нырок в потайной карман — и я целую свой золотой ствол.