Феникс сапиенс (СИ) - Штерн Борис Гедальевич

23 сентября. Прошли ливни с грозами. Сухое русло реки наполнилось водой, а Маша с девочками – на том берегу. К счастью, уже к вечеру река преодолевалась с засученными штанами.

27 сентября. Все здоровы. Мы выдержали карантин! Маша привела девочек в лагерь. Она научила их если не говорить, то хотя бы улыбаться. Едем к нашему последнему пристанищу уже вдевятером. Наконец все собрались вместе на общий ночлег. Поддали на радостях.

28 сентября. Собрались и поехали. Скоро увидели те самые горы, синие и плавные. Когда мы въезжали в долину между кончиками «клешни», лицо Кати стало каменным, да и остальные призадумались: мы же въезжаем сюда до конца жизни, никогда не будет у нас другого дома, никогда мы не увидим других земель, других гор, никогда не увидим моря, не увидим снега. И мне стало не по себе. И только когда нашли поляну у реки под сенью акаций, когда я сказал: «Здесь!» – а Крис вбил первый кол, немного отлегло. Все же здесь будет наш дом, а не тюрьма. Мы не увидим Большой земли, да и черт с ней, главное, мы каждое утро будем видеть восход, небо и плывущие облака – мало кому из живших год назад на Земле ныне досталась такая удача. Зато нам будет понятно, зачем мы здесь торчим. Это «зачем» затмевает все цели и достижения нашей прошлой жизни.

* * *

– Вот здесь некоторая промежуточная точка, – сказала Кола, – я пока перевела досюда и хочу передохнуть. Комментарии будут?

– У меня один комментарий, – ответил Сэнк, – переводи остаток как можно скорей.

Других комментариев не последовало.

20. За сто лет до неолита

5 октября. Мы с Крисом и Игорем строим дома. Таскаем булыжник с берегов речки, роем глину, кладем стены. Маша занята девочками, остальные ловят брошенный скот и птицу. Во всей долине на пятидесяти квадратных километрах была лишь одна небольшая ферма. Она брошена, трупов нет, скот, видимо, жив, но разбрелся. Ферма очень пригодится – стекла, доски, кровля. Вчера Алена со Стивом привели целое сокровище – корову. Бык наверняка тоже бродит где-то в окрестностях. За фермой – небольшое поле. Судя по тому, что там торчит, год назад здесь сеяли кукурузу. Попробуем и мы что-то посеять, хотя вспахать такое поле нам не под силу. Работаем взахлеб. Животы у женщин растут, их трудовой энтузиазм приходится притормаживать.

15 октября. Решили присоединиться к сообществу радистов. У каждого есть частота и время для общения. Связались с радистами из Приозерска, из окрестностей Тель-Авива, конечно, с «Радио Нью-Йорка» и с координаторами в Северной Ирландии. Нам выделили частоту и время выхода в эфир. Так мы зажгли еще один огонек – они же не только гаснут, но все еще загораются, черт возьми!

16 октября. Вышли в эфир. Мы с Крисом и Машей рассказали вкратце о нашей компании, о нашей истории, о перспективах нашей демографии.

17 октября. Бальзам на душу: «Радио Нью-Йорка» посвятило нам несколько минут! Гвоздь сообщения: «У них три взрослых женщины и все беременны! Все на шестом месяце!» Сказали, что будут держать за них кулаки, что эта тройка – символ возрождения человеческого рода. Лишь бы родились здоровые дети!

19 октября. С нами связался Кагута Бесинда. Сообщил, что они покидают временную стоянку и движутся на север к границе Уганды и Южного Судана, поскольку в Кении довольно много мелких поселений. Спросил, где мы обосновались. Чувствуется, он немного расстроился, узнав, что мы обосновались в долине Киньети, видимо, это был один из их вариантов. Сказал, что тогда они пойдут в национальный парк Кидепо километрах в семидесяти восточней. Договорились, что ни в коем случае не будем навещать друг друга в течение трехсот лет. Он сказал, что передатчик у них дышит на ладан, поэтому предложил на всякий случай попрощаться лет на триста.

25 октября. Закончили с кладкой четырех домов. Пол, перекрытие, кровля – из материалов с фермы. Конечно, мы обязаны перейти на неолитическую технологию, но не так резко. Кстати, Крис набрал кремней и тренируется в изготовлении инструментов. До неолита еще далеко, но где-то на уровне среднего палеолита уже получается.

30 октября. Девочки заговорили! Улыбаются, называют Машу мамой. Они назвали себя сами – Ола и Умо. То ли их так звали в прошлой жизни, то ли само так получилось. Пристают к Крису, чтобы он их подбрасывал и ловил. При этом заливисто визжат.

8 ноября. Я как вождь племени запретил женщинам на шестом месяце любую физическую работу, кроме дойки коров. Теперь у нас их две. Еще у нас пять куриц и, главное, петух. Это заслуга Стива – он наловчился отлавливать их силком. В долине полно съедобных злаков, особенно сорго и одичавшей кукурузы, так что перед освоением земледелия потренируемся на собирательстве.

10 ноября. Чак Дармер сообщил, что в Нью-Йорке большой пожар. Горит небоскреб средних размеров, судя по виду – офисное здание. Загорелось на двух третях высоты; все, что выше, охвачено черным дымом, сквозь который кое-где пробиваются языки пламени. Раньше тоже изредка дымило то тут, то там, но такое они видят в первый раз. Вероятно, сильные пожары случались зимой и весной, в городе немало изрядно обгоревших зданий. Чак считает, что основная причина пожаров в пустом городе – молнии, возможно, солнечные панели, а также аккумуляторы и батарейки. Их десятки миллионов. Какие-то из них протекают и возгораются – ничтожная доля, но и ее хватит, чтобы сжечь часть города. Обычно это небольшой пожар на столе или в комнате, но бывает и серьезней – все зависит от количества близлежащей бумаги, обилия пластика и воздушной тяги. Передал снимки пожара. Действительно, впечатляет: столб дыма поднялся метров на семьсот и протянулся далеко над океаном.

15 ноября. Крис добыл огонь двумя методами: трением деревяшек и высеканием искр. Второй вариант ему понравился больше. Еще у него получился вполне неолитический наконечник стрелы, хотя зачем нам стрелять из лука? Это скорее для потомков. Вместе со Стивом осваивают керамику – выше по течению реки отличная глина.

10 декабря. Для седьмого месяца все чувствуют себя необыкновенно хорошо, о чем с наших слов раструбило на весь мир «Радио Нью-Йорка». Только вот тесным стал этот мир. И все же 190 вещающих радистов – не так уж и мало. И слушают их пусть не миллионы, но многие тысячи, десятки тысяч. И не зря наши женщины немного задрали нос.

30 декабря. Наладили сносную жизнь. Водопровод, канализация, причем вполне неолитическими средствами – проточная вода от запруды в ручье, керамические трубы и желоба, канавы, септик, галечно-песчаное поле фильтрации. Мы с Игорем сходили в горы и принесли «новогоднюю елку» – саженец, похожий на тисс. Уж не знаю, приживется ли он на поляне среди акаций.

1 января 2228 года. Отпраздновали Новый год. Пели у костра до середины ночи. Маша научилась сносно подпевать Алене, а мы – мычать в такт. Весь день сидим в реке – жара редкая даже для января. Вообще климат прекрасный, мягкий, но иногда хочется снега.

15 января. Годовщина. Как долго длился этот год! Как мы изменились! Из законопослушных цивилизованных горожан превратились в странников, воинов, мастеровых, крестьян – средневековая вольница. Только компьютеры и радиостанция выдают наше происхождение. Вечером настроились на «Радио Нью-Йорка». Сегодня Роб Прист посвятил годовщине часовую аналитическую передачу. Они с товарищами провели тяжелое и жутковатое исследование. Выбрали случайно сотню нью-йоркских квартир и вскрыли их. В пятидесяти четырех нашли останки хозяев. То есть половина людей даже не пыталась спастись – максимум выходили грабануть ближайший магазин, да и то вряд ли, судя по малому количеству упаковки. Как будто людей парализовало. То же самое – в застрявших машинах, тех, что застряли сразу, когда ехали к городу. Люди погибли от шока, не физиологического, а ментального. Раньше с таким явлением сталкивались скорее как с исключением, почему теперь убийственный шок охватил половину горожан? Можно ли это объяснить привычкой к искусственной среде? Дескать, выдернули из нее, и все отнялось. Роб считает, что этой причины недостаточно. Он предложил второе объяснение: «функциональная узколобость», то есть неспособность человека мыслить и действовать вне рамок, к которым он адаптировался, в которые его запихнула эта самая среда. Роб объяснил, что главным способом преодоления этой узколобости служили разнообразные хобби, но в последнюю пару десятилетий их активные разновидности потихоньку сошли на нет, вышли из моды. Он считает, что общество загнало себя в нечто вроде эволюционного тупика. Ранее тоже случались тупики, такие как тоталитаризм или фундаменталистская теократия, но они не охватывали весь мир, и потому их лобовые стены оказались непрочными и рухнули. А сейчас тупик оказался уютным и потому глобальным. Нам ведь всем хотелось беспроблемной комфортабельной и безопасной жизни. Мы не сразу поняли, что за нее придется чем-то пожертвовать, и пожертвовали самым важным в себе. Если называть вещи своими именами: мы ради собственного спокойствия совершили самокастрацию. Вот и поплатились гибелью цивилизации из-за сущей ерунды.