Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура - А. Кошелев

После Аоци поток плывущих по реке бревен увеличился, продвигаться вперед стало еще труднее. В довершение всего в наступившей темноте монитор натолкнулся на целый плот и вынужден был стать на якорь, чтобы освободиться от этого «лесного плена». Тотчас же было передано приказание отряду бронекатеров: «Стать на якоря».

Усилиями аварийной и боцманской команды к двум часам ночи нам удалось освободить корабль от бревен. Съемка с якоря была назначена на 5 часов утра, что также было передано на отряд бронекатеров. Но случилось непредвиденное. В 4 часа утра на реку спустился густой туман, и видимость сократилась до нуля. О каком-либо движении по реке не могло быть и речи.

Только в 8 часов в пелене тумана начали появляться «окна» и стало возможным хоть на короткие промежутки времени видеть чистое голубое небо и кусочек береговой черты. Очень быстро были выбраны и закреплены оба якоря, и корабль, вначале как бы ощупью, стал продвигаться вверх по реке…

В 8 часов 32 минуты до моего слуха донеслись звуки артиллерийской канонады. Несмотря на то что туман еще полностью не рассеялся, я отдал приказание на телеграф дать полный ход. Через десять минут поступило донесение от командира отряда бронекатеров, в котором сообщалось, что на подходах к Хуньхэдао бронекатера были обстреляны массированным артиллерийским огнем с правого берега Сунгари.

Для меня стало ясным, что дозорно-разведывательный отряд вошел в соприкосновение с японской дивизией «Южных морей». Нужно было как можно скорее прийти на помощь «братьям нашим меньшим». Телеграф переведен на «самый полный ход». Корпус корабля начинает мерно вздрагивать. У форштевня поднимается водяной вал, который уже через полминуты выбрасывается на палубу и заливает весь бак корабля. В такие минуты монитор особенно красив своей могучей силой, неудержимым порывом вперед…

В 10 часов 30 минут монитор был уже в трех километрах от Хуньхэдао, и моим глазам предстала вся картина происходящего боя. Весь правый берег реки от селения Хуньхэдао и на 6–7 километров выше по течению окутан густой пеленой дыма. Сквозь дым проблескивают орудийные выстрелы. На реке, ширина которой в этом районе не превышала 400–500 метров, осыпаемые снарядами, маневрируют бронекатера. Они ведут огонь прямой наводкой по видимым огневым точкам и живой силе противника. На мониторе все готово к открытию огня. Все восемь орудий главного калибра заряжены осколочно-фугасными снарядами. Основные огневые точки противника засечены и в их сторону развернуты башни главного калибра. Когда дистанция до Хуньхэдао уменьшилась до 10–12 кабельтовых, противник оставил в покое бронекатера и весь огонь своей артиллерии перенес на монитор. Я сразу же ответил: «Корабль на боевом курсе. По самураям — огонь!» В ту же минуту монитор содрогнулся от первого бортового залпа. Вот где пригодилась и в полную силу проявила себя отличная выучка всех артиллерийских расчетов, умение командиров башен управлять огнем своей башни по видимым целям прямой наводкой. Залпы следуют один за другим с интервалом 8–10 секунд. По мере сокращения дистанции до огневых точек противника град снарядов, которыми он осыпал монитор, увеличивался, но эффективность этого огня по бронированному кораблю была сравнительно невелика. К восьмой минуте боя в корабль попало 3 снаряда калибром до 85 мм, но ни один из них не пробил броню и не проник в жизненные части корабля. Наши же 120-мм осколочно-фугасные снаряды наносили противнику заметный урон, если учесть, что его живая сила и техника находились на открытой местности без защиты какими-либо инженерными сооружениями.

Монитор Амурской флотилии 373

На 15-й минуте боя по кораблю внезапно открыла огонь батарея 105-мм гаубиц. Первым же залпом монитор был накрыт. Два снаряда легли недолетом, а один попал в кранец волнореза для хранения продовольственных запасов впереди 1-й башни. Это попадание, по-видимому, вызвало ликование в стане противника и принесло мне несколько тревожных секунд. Дело в том, что в кранце, куда попал снаряд, находились три мешка муки. Силой взрыва вся мука была поднята в воздух и белой пеленой окутала носовую часть корабля. В первое мгновение мне показалось, что произошел взрыв в 1-й башне. Я тотчас же приказал запросить башню и ее погреб, что там произошло. Оттуда ответили, что у них все в порядке.

К этому времени монитор, следуя самым полным ходом, уже успел проскочить «мучное облако», и нашим взорам представился корабль, будто покрытый белым саваном. Мое предположение о ликовании в стане противника после этого попадания основывается на том, что, когда мы через три дня прибыли в Харбин, то имели возможность прочесть в местной белоэмигрантской газете статейку о бое под Хуньхэдао, в которой было написано, что в этом бою японские артиллеристы уничтожили один крупный корабль и три катера советской флотилии. На радостях японские связисты поторопились с информацией и раньше времени отправили нас на тот свет…

Японская батарея, добившаяся попадания в корабль, успела сделать еще один залп, но ее тут же накрыли снаряды первой башни и привели к молчанию. Кстати сказать, второй залп противника уже лег с перелетом и никаких повреждений кораблю не причинил. Осыпаемый пулями, минами и снарядами, монитор быстро поднимался вверх по реке. По мере продвижения вперед огонь орудий главного калибра, зенитных орудий и автоматов переносился на новые огневые точки противника, на скопления его живой силы.

В самый разгар боя в район ходового мостика попало два вражеских снаряда. Одним снарядом был выведен из строя левый зенитный автомат и ранено три человека его прислуги. Второй угодил в ящик с 37-мм патронами для зенитных автоматов. Яркое пламя горящего пороха вырвалось наружу. В любую секунду мог произойти взрыв. Не теряя времени, к охваченному пламенем ящику бросились главный старшина Андрей Гундобин и старшина 1-й статьи Георгий Жалейко: обжигая руки и лицо, напрягая все силы, они начали выбрасывать горящие патроны за борт. Когда опасность взрыва миновала, они, несмотря на многочисленные ожоги, вновь встали к оружию, чтобы метким огнем уничтожать засевших вдоль берега самураев.

Спустя несколько минут шальной пулей, проникшей во вторую башню, был тяжело ранен в грудь навылет командир башни старшина 1-й статьи Дубровин. Падающего командира подхватили на руки стоявшие рядом товарищи и уложили на палубу. Замочный правого орудия старший комендор Бачурин, заняв его место, воскликнул: «Отомстим врагу за нашего командира! Смерть самураям! Огонь!» И башня продолжала с прежней меткостью посылать во врага снаряд за снарядом.

Пример мужества, стойкости, героизма и беззаветной преданности долгу показали матросы-комендоры Артиков и Антонов. Оба они находились на одном боевом посту и обслуживали 20-мм автоматическую пушку «Эрликон». Оба почти одновременно были ранены в ноги, но ни один не оставил боевого поста. Наложив на раны повязки, они продолжали вести по врагу меткий огонь и ушли на пункт медицинской помощи только после команды: «Прекратить огонь!»

Когда расстроенные боевые порядки японской дивизии остались позади, огонь по берегу был прекращен.

Первая часть задачи, поставленная перед ДРО, была решена. Он настиг японскую дивизию «Южных морей» и нанес ей серьезный урон. Теперь оставалось не допустить дальнейшего движения дивизии в направлении Саньсин — Харбин. Для этого надо было выбрать и занять выгодную огневую позицию, пристрелять несколько приметных реперов по правому берегу реки Сунгари и при попытке противника воспользоваться прибрежной дорогой Цзямусы — Саньсин артиллерийским огнем вынудить его повернуть вспять.

Трофейный японский бронекатер «Датун»

В четырех километрах выше места боя такая позиция была найдена. Крутой изгиб реки скрывал корабль от наблюдения со стороны Хуньхэдао. С корабля же великолепно просматривалась прибрежная дорога, пристрелять которую не представляло большого труда. Это и было сделано, на что было израсходовано всего два снаряда. В этом месте монитор встал на якорь.[30] Я спустился в кают-компанию, где был развернут пункт медицинской помощи, и осведомился о раненых. Их было девять человек, все они находились уже здесь, и всем им была оказана необходимая медицинская помощь. Лекарский помощник доложил мне характер ранений каждого. По его оценке, наиболее опасным было ранение старшины Дубровина. Самурайская пуля пробила ему грудь навылет очень близко к сердцу и могла повредить крупные кровеносные сосуды.

Все раненые в течение месяца вернулись в строй. А раньше других, как это ни странно, возвратился в свою башню старшина 1-й статьи Дубровин.

Из экипажа корабля мне трудно выделить лучших. Все старались быть лучшими, все стремились туда, где было опаснее всего.