Закатная звезда Мирквуда (СИ) - Лионкурт Алира

Насмешкой судьбы являлось то, что Саурон уделял много внимания тем, кого его прежний хозяин счёл слишком слабыми. Мелькор не видел в тэлери серьезных противников. Но именно они сумели остаться верными и чистыми. Они полюбили Средиземье настолько, что готовы были бороться за него до конца, и остаться в нём навечно, в то время как нолдор стремились вернуться в Валинор, оставленный ими по глупости. И кто после этого был слабаком?

— Ты родился уже после того, как южной части леса коснулась тьма, — негромко заговорила Андунээль, разрушая тяжкое молчание, царящее между ними со вчерашнего дня. Повернувшись к спутнику, она печально улыбнулась, тая в глубине глаз память о прошлом. — Мне искренне жаль, что ты не видел, каким прекрасным был Эрин Гален. Твой дед пришёл сюда и увидел потерянный дом. Осознал, что у него есть шанс снова стать счастливым.

— Вы ведь не знали его? — недоверчиво прищурился аранэн.

— Нет, не знала, — качнув головой, подтвердила она.

— Тогда как можете утверждать что-либо о нём?

Непонимание эллона граничило возмущением. Один неверный жест, одна неточная фраза, и оно вспыхнет в полную силу, как сноп сухой соломы от искры.

— Твой дед, отец и я — синдар Дориата. Это делает нас ближе, чем можно представить, — мягко пояснила она, придерживая нетерпеливо фыркающего Рибиэлсирита и поглаживая его по холке. — Не заметит сходств между Эрин Галеном и его дворцом, а так же Дориатом и Менегротом только слепец. Или тот, кто никогда не видел великолепия Тысячи Пещер.

— Вы тоскуете по дому.

Андунээль кивнула, оценив его проницательность и деликатность. Подняв лицо к небу, виднеющемуся за переплетёнными ветвями деревьев, она улыбнулась.

— Сейчас меньше, чем в те дни, когда приехала к твоему отцу по приказу Леди Галадриэль.

— Разве вы не могли отказаться? — вскинул бровь Леголас.

— Могла, — сразу же отозвалась эллет, а после задумалась над тем, было ли это так на самом деле. Через неполную минуту молчания, она поймала взгляд принца. — Да, наверное, могла. Но я чувствовала, что так будет правильно. Иногда боль и горечь — это то, через что нам необходимо пройти.

— Какая она?

Неожиданный вопрос Леголаса вызвал у Андунээль усмешку. Она поняла, о ком он спрашивал, но отвечать не хотела. И всё же заставила себя.

— Уверенная в своей правоте. Горделивая.

— Вы служили ей, но в ваших словах нет почтения, — с долей растерянности прозвучали слова принца.

— Я не служила ей, — резкое, почти грубое заявление камнем упало в покрытую снегом дорогу под копытами коней. — Леди Галадриэль пригласила меня в Лориэн, и я воспользовалась её любезным приглашением. Между гостьей и подчинённой есть разница, не находишь? — не заметив, как перешла на "ты", она довольно отметила смущение юноши. — Не одну тысячу лет кочуя по Средиземью, захотеть вдруг обрести постоянный дом — что в этом плохого? Покой был единственным, чего хотела уставшая душа, — изогнув уголки губ в намеке на улыбку, она тем самым показала, эти тяжкие думы остались в прошлом. Где-то там, во флете у берега реки. — Так что я помогала её подданным, но никогда была в их числе.

Далеко впереди разглядев просвет между деревьями, Леголас испытывал волнение, но откровения Андунээль в эти минуты занимали его ничуть не меньше, чем путешествие. Он чувствовал, что ещё немного, и узнает тайну, неизвестную даже его отцу.

— Вы так говорите, будто между вами стоит что-то, что не даёт вам покоя.

— Она Нолдор.

Короткий ответ был исчерпывающим. Вот только аранэн то ли специально разыгрывал недоумение, пытаясь вытянуть из неё больше, то ли действительно не понимал.

— Её называют прекраснейшей и мудрейшей.

Едва ли не мечтательно произнеся это, он поймал на насмешливый взгляд Андунээль. Ей явно было чем оспорить эти утверждения, но она не стала этого делать, указав на иное.

— Между нолдор и тэлери всегда будет стоять нечто, что невозможно забыть.

— Резня в Альквалондэ, — тихо произнёс Леголас. — Главная причина того, что отношения между Мирквудом и Лотлориэном столь напряжены столько тысячелетий, — собранный и отбросивший ребячество он словно стал старше на несколько сотен лет. Даже голос его неуловимо изменился, зазвучав твёрже и задумчивей. — Не одна вы не можете простить. Хотя, ни вас, ни отца ещё не было на свете, во времена той битвы.

— Битвы? — непочтительно фыркнула эллет. — Когда сотни прекрасно вооружённых нолдор нападают на мирных тэлери, желая захватить корабли, не принадлежащие им — это не битва. Это бойня. Жестокая резня и вероломство, — в изумрудных глазах полыхнул гнев и неприкрытая ненависть, столь глубокая, что не искоренить, не позабыть. — Брат шёл против брата. Впрочем, нолдор всегда считали себя выше, умнее, сильнее. И в этом становились бесчувственными. Гордыня застила им глаза. В то время как тэлери были мирным народом. Шум прибоя, шелест волн, крики чаек на берегу и песня ветра — вот что было им по-настоящему дорого, вот и всё, что им было нужно. А нолдор подняли свои мечи против братьев, — прикрыв глаза, она сделала глубокий вздох, прежде чем поделиться правдой о своём отце. — Адар был из тех нолдор, что ужаснулись приказу. Он не хотел убивать невинных корабелов и моряков. А нанэт была из тэлери, — увидев изумление на лице Леголаса, она едва не рассмеялась. — Когда всё закончилось, она нашла его на берегу. Окровавленного, едва живого, изрубленного мечами тех, с кем он собирался покинуть Валинор. Она спасла его, а после отдала ему свои фэа и хроа, — мягко улыбнувшись смущению, окрасившему лицо аранэна, она отвела взгляд. — Они были безмерно счастливы, найдя для себя покой в Дориате.

— А что было потом?

Любопытство в голосе Леголаса напомнило Андунээль о том, какой она сама была в его возрасте. Как жажда действий и эмоции переполняли её, а разум стремился к познанию нового.

— А потом были долгие годы счастья. Моё рождение. Свет и тепло. Мудрость и понимание. — Ласковая, тёплая улыбка, царившая на её лице, исчезла, когда из глубин памяти показались картины, полные отчаяния и боли. — Пока наугрим не убили Элу Тингола.

Не глядя, достав флягу из сумки, она сделала несколько глотков воды. Всё это время не сводивший с неё взгляда Леголас чувствовал боль в каждом движении эллет. Но вместе с тем он ощущал в ней тьму. Ярко-алую ненависть и месть, что была чернее чёрного. Встревоженный их мощью, он не понимал, как у неё получается обуздать их? Откуда берётся ровный золотистый свет, который она излучает, исцеляя? Столько веков её разум скользит на грани отчаяния? Аранэна поражало то, сколько сил было в обманчиво-хрупкой фигуре эллет.

А в это время она размышляла насколько может быть откровенной с принцем. Что-то подсказывало, что он сможет принять всё, сделанное ею, и если он это сделает, то и Владыка не отвернётся от неё, когда узнает, сколько крови ею было пролито в годы отчаяния, лютой ненависти и слепой мести.

Убрав флягу, Андунээль сделала глубокий вздох и решилась.

— Когда началась Битва в Тысяче Пещер, я была там. Не помня себя от тревоги за отца, я бежала в его кузницу. Летела вниз по отвесной лестнице над пропастью, а на меня бросались жадные до крови и чужих сокровищ твари. Даже не смотрела куда бью, когда сметала с дороги мерзких коротышек, — усмехнувшись, похлопала коня по боку, давая понять, что всё в порядке. — Одно знаю точно — из тех, кто стоял на моём пути, не выжил никто. Но было слишком поздно, — голос сорвался, и она вынужденно замолчала на пару секунд. — Отца я обнаружила в окружении убитых им одиннадцати наугрим. Даже после смерти в его руке был зажат меч. Вот таким был мой адар, — с гордостью и горечью взглянула она на Леголаса. — А потом, осматриваясь вокруг, я увидела отрезанную голову своего жениха, плавающую в бочке с водой, — отвернувшись от спутника, она смотрела вперёд на дорогу, сдерживая жгучие слёзы, непролитой болью застывшие в глазах. — Тот день разделил мою жизнь на две части. Так что, когда в наш дом пришли нолдор, я была готова. Я убивала их недрогнувшей рукой. Меня вела ненависть и жажда мести. О, как сладка была их кровь на моих руках! — мрачно ухмыльнулась она. — Каким наслаждением были крики, полные боли, когда они умирали, изрезанные моими клинками. От тех дней и поныне я готова отстаивать то, что мне дорого до последнего вздоха. От кого угодно, — с непреклонной твёрдостью в голосе заявила она, чем напомнила Леголасу о той битве, перед которой задвинула его за свою спину. — Но моя мать оказалась слабее, — печально продолжала она. — Не смогла смириться со смертью отца и разрушением Менегрота. Отправилась на Запад. Сбежала, оставив меня одну. Знакомо, не правда ли? — выехав чуть вперёд, усмехнулась и обернулась к спутнику, а после, дабы не бередить его ран, довольно миролюбиво завершила свою историю. — Но я не виню её. Каждому из нас отмерено своё количество сил и выдержки. Да и моя мать никогда не была воином. В отличие от нас с отцом.