Победитель - Андрей Волос

Давешняя пассажирка все еще стояла у него перед глазами. Когда поезд тронулся, она смешно всплеснула руками, села на свой чемодан и горько разрыдалась от беспомощности и злости…

Вот елки-палки! — как сказал бы Симонов. И без того на душе было тошно. Вчерашний Лизин взгляд не желал растворяться в небытии, мерцал, заставляя копаться, выискивать — не виноват ли он в чем?.. И мамина рука при прощании была такой слабой, такой родной!.. Ему хотелось поддержать обоих — и маму, и отца! — помочь им, сделать так, чтобы старость приближалась к ним медленней — а как это сделать?.. чем помочь?.. Мало же всего этого — еще, как на грех, и несчастную тетку с билетом невесть за что ссадили с поезда, и теперь она тоже упрямо маячила перед глазами!

Но скоро пейзаж повеселел, и в окно снова брызнуло яркой синевой. Море то вставало во всей своей солнечной красе и сиянии, то пряталось за деревьями, оградами, домами, мимо которых неспешно влачился состав. Не успев толком разогнаться, поезд замедлял ход, начинал тормозить, останавливался на пару минут, затем снова медленно трогался… Так он будет плестись до самого Туапсе — последнего курорта на линии железной дороги. И лишь после, круто взяв к северо-востоку, расхрабрится, застучит, единым махом пронесется до Краснодара, а там дальше, дальше!.. Интересно, какая в Москве погода? — подумал Плетнев.

В Лазоревском стояли целых десять минут, и он решил пробежаться до киоска за газетой или каким-нибудь журнальцем, чтобы было куда сунуть глаза. В тамбуре проводница проверяла билет нового пассажира — сухощавого человека лет сорока пяти, в очках и светлом плаще. Коллеги своего Плетнев не приметил. Посторонившись, пропустил пассажира в вагон и поспешил к зданию вокзала.

Вернувшись в купе, он обнаружил в нем именного этого человека. Тот уже аккуратно повесил плащ на плечики, оставшись в пестренькой пиджачной паре, и Плетнев был готов побиться об заклад, что скоро увидит его в синем спортивном костюме и домашних тапочках.

Новый пассажир поспешно встал и протянул руку с приветливой улыбкой.

— Здравствуйте! Валерий Палыч!..

Плетнев бросил газеты на столик и тоже назвался.

— Летом тут битком, — сообщил Валерий Павлович, поглядывая в окно. — А нынче, видите, вдвоем едем. Не сезон…

— Не сезон, — подтвердил Плетнев. — Ну, может, еще на Вишневке кто-нибудь подсядет. Или в Туапсе…

— В Москву?

Плетнев кивнул.

— И я в Москву, да… но я проездом. На пару дней задержусь. У меня сын в «керосинке» учится, — пояснил Валерий Павлович.

Плетнев взглянул непонимающе.

— Ну, то есть в нефтяном. Его «керосинкой» называют… Мы вообще-то из Сибири. Нижневартовск — слышали? Я из отпуска еду, с курорта.

— Слышал…

— Нефтяная столица. Я и сам нефтяник. Качаем, так сказать, черное золото. Самотлор — знаете?

— Да как-то…

— Крупнейшее нефтяное месторождение! Одно из крупнейших в мире, — наставительно сказал нефтяник. — Редкостная удача для страны!.. Общая добыча к миллиарду тонн нефти приближается. Каково? Это за десять-то с небольшим лет!

— Здорово, — сказал Плетнев. — Это много?

— Это очень много! — с жаром ответил попутчик. — Огромные запасы! Огромные! Если бы еще с ними обращались по-человечески!.. — Он с досадой махнул рукой. — Все план, план! Гонят — давай, давай! Стране нужна нефть! Нужно больше! Еще больше! Больше давай, больше!.. А до технологии никому и дела нет! И в результате — обводнение! Понимаете?

Испытующе посмотрел на Плетнева поверх очков — понимает ли?

Плетнев не стал притворяться.

— Что такое обводнение?

Как ему показалось, нефтяник немного рассердился.

— Да очень простая штука! Если нефть извлекать слишком быстро, подстилающие нефтяную залежь пластовые воды начинают разделять ее на сегменты… как бы вам объяснить… короче говоря, природа не терпит пустоты, да вдобавок еще и все течет! Вода более текуча, обладает большей способностью проникновения. Была нефть, а через год на тебе — шурует из скважины минерализованная вода!.. Конечно, если, скажем, добычу остановить и дать всему этому хозяйству лет пять покоя, чтобы устаканилось, то потом можно будет аккуратненько продолжить. Да ведь кто позволит! — и он снова с горечью махнул рукой. — У нас хозяйство плановое — давай-давай, и дело с концом! Обводнился участок? — ничего, пойдем на новый, давайте новые скважины бурить! Дело не ждет! За работу, товарищи!.. И попробуй только пикни — мол, как же так, ведь нельзя такими методами работать, погубим месторождение!.. тут же полетишь вверх тормашками!.. Пораженческие настроения! Нечего о завтрашнем дне думать! нефть нужна стране сегодня! — он сбавил тон, вздохнул и во всю ширь раскинул руки, показывая: — От нас труба-то за границу идет во какая! Ее же заполнять надо, чтоб деньги были!.. Да только денег этих потом что-то не видно… Надо же разным странам помогать… Вот и помогаем другим, а свое губим. Будто и не на себя работаем. Да что говорить!..

Он расстроенно замолчал.

Плетнев хмыкнул.

— Смотрю, вы не очень-то от своих забот на курорте отдохнули… А при чем тут, вообще, пласты? Она разве не озерами там плещется? В газетах-то пишут… Мол, нашли еще одно подземное озеро нефти… а?

Валерий Павлович скривился.

— Да ну, глупости журналистские!.. Вон, недавно к нам приезжал один такой борзописец. Все выспрашивал. Как да что. Потом газету открываю — батюшки-светы! Первая фраза: «Звонко щелкнула и прокатилась по лесу радиоволна!..» Ну не дурак разве?.. Я так думаю: ну да, не повезло тебе. Стал ты журналистом. В институте не учили тебя ни химии, ни физике, ни геометрии, ни алгебре. Как лампочка устроена — и того ты, болван, не знаешь!.. Так возьми хотя бы школьные учебники, почитай, повтори, если в свое время собакам хвосты крутил, а не занимался! Чтобы совсем уж махровые глупости людям не говорить! И не писать!..

Плетнев рассмеялся.

— Нет, ну правда же! — сказал нефтяник. — Просто диву даешься… А нефть не озерами, нет. Она в порах. Некоторые породы пористые — коллекторами называются. Вот нефть их и пропитывает. Если под давлением — тогда даже может начать фонтанировать. А если не под давлением, то сочится себе помаленьку, стекает… а ее и выкачивают. Кстати, и вода так же…

Симпатичный он был человек, этот Валерий Павлович. Плетнев даже в какой-то момент подумал — а не отсоветовать ли ему между делом начинать разговоры с незнакомцами такими вот искренними и жаркими речами?.. Кто знает, на кого нарвешься. Посадить не посадят, не те времена, и дела не заведут, а все же неприятности могут выйти…

Ну вот сейчас, например. Конечно, все понимают — в чем-то нефтяник прав. С другой стороны — такова политика государства, политика страны. Кто он такой, чтобы верность этой политики подвергать сомнению? И даже полагать вовсе неверной! Должен ли человек, который мыслит подобным образом, занимать руководящие должности хотя бы даже и на производстве? А между тем Валерий Павлович совершенно определенно занимает какую-то руководящую должность, по всему видно…

Можно ведь допустить, что случайный собеседник решит вдруг, что — нет, не должен он ее занимать ни в коем случае! Уверившись в этом, ему не составит труда под удобным предлогом выведать фамилию этого смешного нефтяника, а потом позвонить в местное Управление и рассказать все, что успел узнать даже за столь короткий срок. И тогда, скорее всего, в самом ближайшем будущем жизнь симпатичного нефтяника во многих отношениях переменится — и зарплата крякнет, и общественный статус понизится, и путевки на курорт ему долго не видать как своих ушей! Что, конечно же, скажется и на жизни его близких — жены, детей…

Но как-то не пришлось до поры до времени к слову, и ничего похожего Плетнев не сказал.

Попутчик оказался словоохотлив, однако не до такой степени, чтобы стать назойливым. Говорил он интересно. Кроме того, самому Плетневу сказать было особенно нечего. Ну правда, о чем он мог с Валерием Павловичем искренне поговорить? — о погоде? о ценах на рынках курортных городов? о футболе? Пожалуй все… Нефтяник пылко рассказывает ему о своих заботах, радостях и огорчениях, а Плетнев о каких своих может ему поведать? Что у пистолета Макарова подчас затворную раму заедает? Да уж…

Время незаметно подкатилось к обеду, и Валерий Павлович, взглянув на часы, заметил, что пойдет, пожалуй, прогуляется к вагону-ресторану. И не хочет ли Плетнев составить ему компанию?

— Да ладно вам, — остановил его Плетнев. — Давно тухлятины не ели? Вы с курорта, а я-то от родных, с домашними харчами… Идите лучше за чаем, а я тут пока разберусь.

Он выдвинул из-под полки продуктовую сумку (мама настояла, чтоб была отдельная, а не вместе с другими вещами) и начал доставать припасы. В первую очередь это была жареная курица и помидоры. Курицу готовила мама. Помидоры в картонную коробку из-под сапог укладывала Валька, увещевая его на тот счет, что их, во-первых, не так много, чтобы поднимать шум из-за пустяков, во-вторых, он прекрасно с ними справится в поезде, — еще и пожалеет, что не взял на пару килограммов больше, а в-третьих, что остатки доест в Москве, а то и приятелей угостит, и все ему позавидуют, потому что таких сладких, сахарных, душистых помидоров там сроду не видывали.