Харбинский экспресс-2. Интервенция - Андрей Орлов

А доктор – определенно человек разумный. И для приватности своего пребывания в Харбине имеет самый серьезный резон.

Очень жалел Грач, что в ту встречу, когда на пролетках разминулись, не послал следом городового. А ведь подсказывало чутье! Ну да ладно, чего уж теперь.

Покинув синий домик (Женя осталась одна, без охраны, – но деваться ей без денег и документов некуда), Грач поставил себе найти Дохтурова Павла Романовича в кратчайший срок.

Любопытный господин. Пользует по трущобам, незаконными абортами промышляет, а попутно ищет лекарственный корень «мандрагору» – средство от всех болезней.

Судя по тому, сколь старательно разыскивают его неизвестные злодеи, умертвившие половину гостиницы «Метрополь», конкурент он для них нешуточный. Видать, слишком близко подобрался к интересующему их секрету.

«Впрочем, почему неизвестные? – подумал Грач. – Теперь-то мы знаем: кто-то из них обретается на Оранжерейной, в особняке советницы Павловой. Люди, по всему, основательные: к праотцам отправляют всех, кто мог с упомянутым доктором видеться и через то прикоснуться к тайне. Просто удивительно, как это сам доктор до сих пор уцелел. Не иначе, черт ему ворожит».

Вот и надобно отыскать его как можно быстрее. Но как?

Без признательных показаний Евгении Адамовны Черняевой дело бы с места не стронулось. Ах, вот она, белая полоса!

Женечка поведала многое, теперь у Грача имелось и словесное описание внешности господина Дохтурова. А это дорогого стоит. Теперь и поискать можно всерьез.

Хорошая штука – поиски!

Если и любил свою службу Грач, так именно через них. Тяжелое, конечно, занятие – и набегаешься, и напереживаешься. И отчаешься, и вновь обнадежишься. А потом, когда и не ждешь, – как зарница над гречишным полем! Провернется колесо Фортуны, и получай результат трудов. Почивать на лаврах, правда, не удастся, тут же и подвернется новая работенка.

Но все равно для сердца благостно.

По поводу Дохтурова Грач поступил так: перво-наперво повстречался со своими агентами. (Имелось у него их немало, некоторые пребывали, так сказать, в «замороженном» состоянии, заданий не имели – Грач берег их для особенных случаев. И вот теперь такое время приспело.)

Шелухи ненужной немало пришлось перебрать, но потом и ядрышко показалось. Один из агентов донес, что некоему Сырцову, из новомилицейских, давеча незнакомый лекарь вправил выбитую в драке челюсть и даже мзды не взял! За то сей Сырцов лекаря у себя приютил (так как тот прибыл в Харбин недавно и теперь ищет места во вновь формируемом адмиралом войске).

В другом случае на такую мелочь Грач не обратил бы внимания, но теперь все, что было связано с медициной, проверялось им с особенным тщанием. За Сырцовым была установлена негласная опека. И очень скоро у Грача имелось описание внешности лекаря, поселившегося у милицейского замухрышки.

Оно вполне соответствовало тому, что дала Евгения Адамовна.

А дальше было просто.

– Чайку не желаете? – спросил Грач. – А, может быть, кофею?

– Я желаю, чтобы вы как можно скорее объяснили мое здесь присутствие, – ответил сидевший напротив человек.

Надо сказать, человек этот Грачу очень даже понравился: облика благородного, лоб высокий, открытый, посаженные широко глаза глядят спокойно и требовательно. Такого господина приятно иметь в друзьях.

«Но, – вздохнул мысленно чиновник для поручений, – не в этот раз, увы».

– Конечно, – кивнул он. – Я вам, Павел Романович, подробнейшим образом все объясню.

* * *

Никогда б не заподозрил, что передо мной полицейский, размышлял Павел Романович, глядя на сыщика. Лицо простоватое и совсем непородистое. Типичнейший обыватель. Да и нездоров, кстати. Вон, в мочках ушей (какие знатные, однако, уши!) узелочки-тофи просматриваются. И суставы пальцев припухлые, покрасневшие. Можно не сомневаться – подагра.

«Вам бы, уважаемый, меньше на мясо налегать да на соленые грибочки-огурчики. Оно и для кровяного давления будет полезно. А то нет-нет да коснетесь затылка рукой. Видать, побаливает? Ничего удивительного – грудная жаба, в первой своей стадии».

Ничего этого Павел Романович вслух говорить не стал – приготовился слушать.

Ну и услышал. Как по голове обухом.

Не сразу и нашелся что сказать. Долго молчал, чуть ли не четверть часа, – так поразил его полицейский. А тот, видимо, и не ждал иного – сидел, сложив руки на животе, и ласково, отечески глядел на Павла Романовича. Ни словом не поторопил, ни жестом.

Оттого, догадался Дохтуров, что он сам тоже чрезвычайно волнуется. Только умеет этого не показать. А и как не волноваться – в серьезнейшую историю ввязался сей полициант, и если не выгорит у него – так не сносить ему головы. Скорее всего, не в переносном смысле, а в самом прямом.

Да, но каков!..

Никак не мог предположить Павел Романович, что секретнейшее дело, которому он посвятил много лет, которое теперь столь близко к своему завершению, станет известно властям. Да еще в самых поразительных подробностях!

Впрочем, не совсем так. Едва ли можно говорить о власти предержащей: чиновник Грач сейчас представлял только себя, а вовсе не сыскную полицию. Насчет подробностей тоже требуется оговорка – ничего, что помогло бы раскрыть сам секрет, чиновник не знал.

Однако и то, что было ему известно, впечатляло.

Оказывается, он прекраснейшим образом знал, что «Метрополь» уничтожен именно из-за него, Дохтурова Павла Романовича. Людьми, которых сам полицейский нейтрально называл «оппонентами».

– Так вот, – говорил Грач, – сии оппоненты на буйстве в постоялом дворе не успокоились. И устремились далее по вашему следу. А след их привел в одно не слишком богоугодное заведеньице, где они повторили попытку. Опять-таки неудачную – вместо вас смертельно пострадала некая девица известного поведения. А вместе с ней за компанию один подавальщик.

Тут Грач сделал паузу и посмотрел вопросительно, словно ждал – не скажет ли чего Павел Романович? Но тот молчал, и чиновник пустился далее. Сказал, что в верхней комнате был найден желудочный зонд, следы промывания и прочие свидетельства медицинских манипуляций. И, дескать, он склонен предполагать, что манипуляции эти проводил именно господин Дохтуров.

– Кого же вы там пользовали? – вопросил Грач все с той же отческой улыбкой. – Кавалерийского офицера? Вряд ли, его на том этаже в ту пору и не было. Тогда – господина купеческой наружности? Или старичка в генеральской шинели?

«Откуда про шинель-то знает?» – тоскливо поразился Павел Романович.

Ощущал он себя совсем глупо. Будто попал в детство, на рождественскую елку. Только добрых игрушек на ней нет, и вместо ангелов с золочеными крыльями висят на ветках исключительно черти, оборотни и вурдалаки. И, что самое скверное, – все настоящие, живые. Нацелились прямехонько на Павлушу Дохтурова.