Фартовый. Лихие 90-е - Георгий Лавров

даже поле. В чуть брезжущем рассвете хорошо виден тёмно-серый массив леса, окружающий нас со всех сторон. Здесь пять машин и здоровые бугаи. Парочка из них с автоматами.

Меня подталкивают в спину, я делаю несколько шагов и оказываюсь у небольшого овражка, на краю которого насыпана куча земли. Из кучи торчит лопата.

— Надо было его самого рыть заставить, — звучит насмешливый голос.

— Надо было, — соглашается его собеседник, — да времени мало.

Я слышу тихие шаги и поворачиваюсь. Все чувства обострены до предела. Волосы наэлектризованы, по поверхности тела гуляют электрические разряды. А сердце… сердце сейчас просто взорвётся…

Кошачьей походкой ко мне подходит Хан. Лицо видно плохо, но от этого оно кажется ещё более злым и ужасным.

— Ну что, сучёныш, — холодно усмехается он, — кончился твой фарт?

Я молчу. Думаю, надежды на то, чтобы его заболтать, не так уж много. Он всё ещё кипит от гнева, это я чувствую по голосу… Блин… Но как-то потянуть время необходимо. Жизненно необходимо.

Я шевелю пальцем ноги передатчик и нервно оглядываюсь. Где там этот спецназ? Пора бы ему уже и проявиться.

— Погоди, — пытаюсь я зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы потянуть время. — Погоди, Хан. В чём проблема? Давай всё…

«Обсудим», хочу сказать я, но он меня перебивает.

— Проблема? Ты сказал, «проблема»? Я правильно услышал?

Я молчу.

— Ты думаешь, у тебя проблема? — наслаждаясь своим могуществом и тем, что я сейчас нахожусь в его власти, хрипит он. — У тебя них*я не проблема. Ты тупой, если не понимаешь. У тебя не проблема, у тебя конец жизни, Рома. Полный песец.

— Погоди, Хан…

— Погоди? Ты мне предлагаешь погодить? Чего мне ждать, сука? Ты думал, какой-то дебил сможет тебя защитить? Топор? Гром? Да мне хоть Ельцин, в натуре. Меня поиметь никто не сможет. А ты решил меня поиметь. Ну ты самоубийца, я тебе скажу. То что моё — то моё. Что я сказал, надо исполнять. Иначе конец жизни, братишка. Конец — всему делу венец.

Он поворачивается к своим людям и командует:

— Тащите!

— Хан, ты не так всё понял. Топор пришёл ко мне домой, и я уже не мог его…

— Да заткнись ты, не надо блеять сейчас, ясно? Тащите сюда её!

Я поворачиваюсь, пытаясь рассмотреть в темноте, что именно они хотят притащить. Да твою же… Бляха-муха! Они подтаскивают оленёнка Бэмби, Алёну.

— То, что моё, то моё, — хрипит Хан. — Сейчас я покажу ей, как мы с тебя с живого шкуру сдерём, а потом пущу её по кругу и буду драть, пока она не сдохнет. То что моё, то моё! И ты мой, Рома, ты червь, ты перегной, слизь. А где это видано, чтобы слизь тявкала на человека? Нигде.

У Алёны связаны руки и ноги. Её бросают на землю и она лежит скрюченная, не подавая никаких признаков жизни. Похоже, в сердце она уже умерла…

Марина, бляха! Уже пора! Давай, появляйся, как Жанна д’Арк в сияющих доспехах. Я опять шевелю маячок в носке и кручу головой.

— Кого ты там всё высматриваешь? — ухмыляется Хан. — Ты ждёшь кого-то или что?

Давай, Марина! Не тяни, времени мало! Марина, бляха-муха!

— Не её, случайно? — смеётся Хан и делает знак рукой.

И в тот же миг к нам подтаскивают ещё одну девушку. Долбаный ты Хан! Чтоб ты сдох, сука! Два здоровенных мордоворота подтаскивают к нам Марину. И в этот момент, уже второй раз за ночь, земля снова уходит из-под моих ног…

19. Четыре всадницы

Вообще, самое плохое в ловле на живца, это быть живцом, когда рыбак нихера не ловит, а лежит неподвижно на травке. Именно этим сейчас и занимается Марина.

— Сюрприз, бляха, — щерится Хан. — Ну как, Ромик, впечатлил я тебя, а? Хорошо подготовился? То-то же. Учись, устраивать мероприятия. Впрочем, учиться тебе незачем. Какой смысл тратить бесценные минуты на обучение, если они у тебя последние, правда же?

Ноги у меня делаются ватными и мне хочется присесть. Или даже прилечь рядом с Мариной и Алёной. Но нет, такой радости я ему не доставлю. Дрожать, как осиновый лист, не стану. Надо попробовать его заболтать. Да, как можно дольше тянуть время. Никакой СОБР, судя по всему уже не появится, но вдруг возникнет другая возможность, хотя бы даже минимальная. И я ею воспользуюсь. Обязательно воспользуюсь, пусть только появится…

— И что, — пожимаю я плечами. — Это всё из-за того, что я стал играть за Топора, а не за тебя? Знаешь почему, кстати?

— Да мне похеру почему. Хотя, скажи.

— Почему за Топора?

— Ну!

— Он не такой токсичный, как ты.

— Чё?

— Ну, у него характер нормальный. С ним договориться можно. А ты дикий. Нет, возможно, это тебе помогает добиваться каких-то тактических целей, но в плане стратегии ты конкретно уступаешь. Говно твоя стратегия.

Он аж рот открывает. Никто не рыдает, не просит пощады, не падает на колени. Как-то всё не так идёт. Удовольствия вообще нет. Зачем было тащить их сюда, запугивать, если эффекта вообще ноль?

— И союзников у тебя меньше, а, как следствие — и перспектив.

— Да какие у него теперь перспективы, у Топора твоего? — ржёт Хан. — Два метра земли и всё.

— Ну, не скажи, — это если вы его достали, а может и не достали, я его убитым не видел. Но даже если и грохнули его, всегда будет тот, кто успешней тебя и к кому новый Рома с радостью переметнётся. Потому что ты давишь, жить не даёшь, а надо как? Живи сам и другим давай. Базовое правило. А пока ты его не выполняешь вокруг тебя только Змеи и будут крутиться. А он чмо конченное, сегодня же все видели. Человеческий отброс.

— А ты чего разговорился-то? — усмехается Хан и достаёт из кармана свою «бабочку». — Хочешь сказать, что ты не человеческий отброс, да? Ты, наверное, свиной отброс? Или обезьяний?

Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк…

— Хочу сказать, что если планируешь в этой жизни успехов добиться, советник тебе нужен. Умный советник, а не Змей.

— Слышь, ты, умный, бля. Щегол, в натуре. Ты что ли мне советовать хочешь? Наверное научишь меня, как крупье в казино устроиться?

— Не, расскажу, как