ЦАРСТВО СТРАХА - Хантер Томпсон

-     Слава Богу, ты дома, кент, - сказал судья, - я просто не могу словами выразить, какая хренотень приключилась со мной сегодня ночью.... но сейчас, вроде, все в порядке. Сей­час у нас будет нал, и мы их тогда всех похороним.

Лич изумленно выпучил глаза. Затем он глотнул виски.

-     С нами все кончено, - пробормотал он, - я как раз со­бирался перерезать себе вены.

-     Чушь какая, - сказал Судья. - Мы же по-крупному вы­играли. И ты тоже, чтоб мне с этого места не сойти. Ты мне подсказал номера. Ты даже предсказал, что «Райдеры» уроют «Денвер».Черт побери, это же было ясно. «Райдеры» в понедельник вечером - непобедимы.

Лич напрягся, откинул голову назад и испустил вибриру­ющий на высоких нотах крик. Судья схватил его. - Ну-ка, успокоился ! - прорычал он. - Что не так ?

-     Я реально фраернулся со ставками, - всхлипнул Лич. - Я с братвой из магаза пошел в этот гребаный спорт-бар в Джекпоте. Мы бухали «Мескаль» и горланили непонятно что. Я вообще ни фига не соображал.

Очевидно, Лич был конченным алкашом и время от времени впадал в истерику.

-     Я напился и поставил на «Бронкос», - ревел он, - по­том я увеличил ставку вдвое. Мы все потеряли.

В комнате воцарилось гнетущее молчание. Лич беспомощно ревел. Судья схватил его за пояс грязного кожаного халата и принялся колотить. На меня они не обращали ни малейшего внимания, а я старался сделать вид, что ничего не происходит... Ситуация была до крайности мерзостной.

На столе перед диваном стояла пепельница. Когда я по­тянулся за ней, то обнаружил на столе блокнот с записями, которые оказались стихами Лича. Они были нацарапаны красным фломастером и представляли из себя примитивнейшие рифмы. Одно стихотворение привлекло меня. Оно казалось каким-то особенно гадким. Сам почерк отталкивал. В стишке говорилось о свиньях.

Я ЕМУ СКАЗАЛ, ЧТО ЭТО – НЕПРАВИЛЬНО

Ф.Х. Лич

Омаха, 1968 г.

Грязному поросенку

Надоела его работенка

И он попросил перевести его

В Техас.

Полиция его повязала

Возле вокзала

И вышибла из него мозги

Вешалкой для пальто.

А потом все остальное казалось

Возвращением домой

В клетке

На поезде

Из Нью-Орлеана субботним вечером

С пустыми карманами, больным раком,

Когда любимая умерла.

А в конце пощады не было.

Он умер на коленях в сарае

И все на него смотрели.

Res Ipsa Loquitur (Факты говорят за себя).

-     Они меня прикончат, - сказал Лич. - Они к полуночи здесь будут. Мне - трындец, - он издал еще один крик, на этот раз на низких тонах и потянулся за бутылкой «Уайлд Терки», но перевернул ее и разлил содержимое.

-     Ничего страшного, - сказал я, - сейчас еще принесу.

По дороге в кухню я увидел голую женщину, неуклюже валявшуюся в углу. Ее лицо выражало такое отчаяние, будто ее только что пристрелили. Глаза на выкате, а рот открыт - казалось, она хочет дотянуться до меня.

Я отпрыгнул от нее и тут же услышал смех. Сначала я по­думал, что Лич, который обычно хорошенько поколачивал свою жену, на этот раз так расстроился из-за крупного про­игрыша, что пришел в ярость и выстрелил ей в рот, непо­средственно перед тем, как мы постучали ему в дверь. Каза­лось, женщина беззвучно кричит: «Помогите!»

Я побежал на кухню и взял там нож, полагая, что, если Лич до такой степени выжил из ума, чтобы убить свою жену, то уж меня-то единственного свидетеля преступления, он точно должен будет убрать. Правда, еще оставался Судья, но он, кажется, заперся в ванной.

В дверном проеме возник Лич - он держал голую жен­щину за шею и бросил ее через всю комнату в мою сторону...

На какую-то долю секунды время остановилось. Каза­лось, сначала женщина парила в воздухе, потом стала еле за­метно приближаться ко мне, будто в замедленной съемке . Я стоял на изготовку, с ножом для резки хлеба в руке, и со­бирался дорого продать свою жизнь.

Наконец тело шмякнулось об меня и мягко отскочило на пол. Оказалось, это не женщина, а резиновая надувная кук­ла с пятью отверстиями, которую молодые брокеры покупа­ют в секс-шопах, если закрыты ночные бары.

-      Познакомься, это - Дженифер, - сказал Лич, - Она - моя груша для отработки ударов. Он схватил ее за волосы и треснул так, что она отлетела в противоположный конец комнаты.

-     Хо-хо, - хихикнул он, - жену я больше не бью. Я выле­чился - и все благодаря Дженифер, - он смущенно улыбнул­ся. - Это как чудо. Куклы спасли мой брак. Они намного ум­нее, чем ты думаешь. - Он грустно кивнул. - Иногда, мне приходится поколачивать одновременно двух. Но это всегда меня успокаивает, понимаешь, что я имею в виду?

-     Ни фига себе, - подумал я. - Добро пожаловать на ноч­ной поезд. - О да, черт побери, еще бы, - быстро проговорил я. - А как к этому относятся соседи?

-     Никаких проблем, они обожают меня.

-      А то, как же иначе, - подумал я, представив себе весь ужас жизни в грязных трущобах в промзоне, в трейлерах с жестяными стенами. Тут твоя цель - не дать твоей семье сой­ти с ума, при том, ты еженощно видишь, выглянув из окна кухни, как человек в кожаном купальном халате, с бутылкой виски в руках, нещадно избивает двух голых женщин, швы­ряя их, как мешки с дерьмом. Иногда два или три часа под­ряд... При этой мысли меня охватил ужас.

-       А где твоя жена, - спросил я его. - Она еще живет здесь?

-      О да, - быстро ответил он. - Она только что вышла за сигаретами. Она в любую секунду может вернуться, - он энергично закивал головой. - О, да, она очень гордится мной. Мы почти помирились. Она действительно любит кукол.

Я улыбнулся, но что-то в этой истории меня раздражало. - А сколько их у тебя, кукол-то? - спросил я его.

-      Не беспокойся, у меня их столько, сколько надо.

Он достал из шкафчика для мусорного ведра еще одну куколку - наполовину надутую женщину китайской внешности с кольцами на сосках и двумя электропроводами при­деланными к голове.

-      Ее зовут Лин-Лин, - сказал он. - Она кричит, если ее бьешь. Он ударил куклу по голове, и она глупо квакнула.

В этот момент с улицы донеслось громкое хлопанье дверей, во входную дверь трейлера энергично забарабанили, и хриплый голос проорал: «Откройте! Полиция!»

Лич выхватил «Магнум» 44-го калибра из кобуры и дважды выстрелил во входную дверь.

-      Суки, - проорал он, - Я вас давно уже собирался кокнуть.

Лич выстрелил еще пару раз в дверь, и на лице у него по­явилась безмятежная улыбка. Затем он повернулся ко мне и засунул дуло пистолета себе в рот. Он медлил какую-то долю секунды и смотрел мне прямо в глаза, не отрываясь. По­том он нажал на курок, и тут ему снесло полголовы.

Мертвый человек почти упал на меня, ударившись головой об мои ноги, когда он падал. В эту самую секунду очередь автоматных выстрелов прорвалась сквозь входную дверь трейлера, а после послышались громкие звуки полицейской сирены. Затем еще одна очередь крупной картечи буквально разорвала на куски телевизор и превратила гостиную в море огня, наполнив трейлер едким коричневым дымом. Я сразу распознал запах цианида, исходивший от горящего пластикового дивана.

Сквозь дымовую завесу доносились голоса:

-     Сдавайтесь! РУКИ ВВЕРХ и за голову, вы, твари! Вам пиздец теперь!

Затем раздалось еще несколько выстрелов. Еще один оглушающий огненный шар пронесся сквозь гостиную. Я от­толкнул труп Лича ногами и выпрыгнул через заднюю дверь, которую я заметил еще раньше, когда осматривался, на всякий случай, в поисках «запасного выхода», как принято говорить в этом «бизнесе». Я уже наполовину находился на улице, когда я вспомнил о Судье. Он все еще был заперт в ванной, пребывая в какой-то наркотической коме, не в со­стоянии пошевелить ни руками, ни ногами и тупо прислушиваясь к грохоту выстрелов, сотрясающих трейлер....

-    Ах ты, Господи - подумал я. - Я же не могу оставить его гореть здесь.

Я сорвал дверь с петель. Трахх! Дверь раскололась на две части, и я увидел его сидящим в полном спокойствии на замызганном алюминиевом толчке, делая вид, что он читает газету. Он отсутствующим взглядом смотрел, как я вышиб дверь, ворвался в сортир и схватил его за руку. «Идиот!» - орал я. - Вставай ! Побежали ! Иначе они замочат нас!»