Перепутья - slip

его живым. Мы с Луцием Марцием Филиппом продолжаем поиски, если нам удасться что-нибудь выяснить, я сразу тебе сообщу.

Батя был жив.

Последний раз, когда его видели, батя был жив.

Это… Меняло все. Больше, чем все. Больше, чем Марк мог себе представить.

Ошеломление уступило место широченной улыбке:

- Мам, батя жив! – проорал он так громко, что, казалось, должно было быть слышно на другой стороне вулкана.

- Марк, пока еще ничего не понятно. С тех пор прошло больше месяца, - резонно заметила мама, но Марк ее уже не слышал.

Батя был жив – и больше ничего не имело значения.

[1] Отец Сципиона. Там странное что-то в этой семье, у отца и сына разные когномены.

[2] В эпикурейской философии, и, вероятно, в целом, то, что мы бы назвали реальностью называется просто космосом.

[3] На двери написано “Alexander Jensen”. Буквы j нет в классической латыни.

[4] Чем светлее папирус, тем он дороже. Белого в античности не было как класса.

[5] Gaspard Dubois. При транскрипции с французского на русский – Гаспар Дюбуа, дети читают по правилам латыни.

[6] Марк Юний Брут. Юния, жена Лепида и мать Марка-младшего, его сводная сестра. У них одна мать, но разные отцы.

Альбин (Альберт III)

Он не мог поступить по-другому.

Если бы у него была возможность вернуться в прошлое, в тот самый день – он сделал бы все точно так же. Наверное, эта мысль должна была приносить успокоение, но этого не происходило.

Влажный деревянный потолок над головой медленно покачивался в такт волнам. Рука, закинутая за голову, затекла и неприятно покалывала.

Дни, проведенные в каменном мешке, смазались в один, подобие суда едва отразилось в воспоминаниях – и сознание в полной мере вернулось только здесь и сейчас.

На очередном чертовом корабле, который вез его к конечной точке жизни. К каменоломням.

Пусть его греческий и был далек от совершенства, остаться совсем в неведении не вышло - и очевидное скоро стало подтвержденным. На каменоломнях долго не выживали, и поэтому туда отправляли только тех рабов, кто серьезно проштрафился.

Сперва ему хотелось, чтобы Франсуа – эта предательская морда, - лежал рядом на этих прогнивших влажных планках, ожидая отложенной, но неизбежной казни – но это быстро прошло. Молодой дурак, он просто испугался – и вряд ли даже понял, что сделал, пока не стало слишком поздно.

К тому же, судьбу гладиатора сложно было назвать куда более завидной.

- Я вот не пойму, - сказал Ал в воздух. Шепотом, но в обреченной тяжелой тишине его голос прозвучал как набат, - Зачем его вообще купили? Какой из него гладиатор?

- Ты о чем? – сразу оживился щуплый мужичок, который сидел рядом.

- Да я на рынок этот проклятый попал вместе с одним знакомым. Дурак-дураком, ничего не умеет, только мышцы демонстрировать. Думал, он там проторчит до старости, ан нет – купили его. В школу гладиаторов, - хмыкнул Ал.

Несмотря на усмешку, на душе было до невозможности мерзко.

- Он мускулистый, говоришь? – неожиданно переспросил собеседник.

Ал кивнул и добавил:

- Любимчик женщин. Толпами на него вешались.

- И ты не понимаешь, почему его купили? Ну ты как будто вчера родился! – хмыкнул собеседник. Ал нахмурился, но пояснения не заставили себя ждать, - Такие смазливые красавчики каждой школе нужны, привлекают женщин на бои. Чем больше народу, тем больше продаж и ставок. Насколько я знаю, такие, как он, очень дорого стоят, но еще быстрее отбиваются.

Ал приподнялся и покосился в сторону стражников, что подпирали дверь. Обычно они быстро пресекали любые разговоры, но сейчас мирно дремали, оперившись о косяк, не обращая на них никакого внимания.

Шальная мысль появилась в голове и тут же ушла, когда один из соседей перевернулся на бок и скрипнул цепью. Шансов на второй побег просто не было.

- Слушай, а ты как тут оказался? – собеседник не собирался прекращать разговор.

- Устроил побег с рынка, - хмыкнул Ал, - Почти всех распихал на корабль, но вот сам не успел. А ты откуда столько знаешь про школы гладиаторов?

Собеседник грустно усмехнулся:

- Работал в одной на кухне. Ну как, работал, - он пошевелил ногой. Раздался красноречивый звон цепи, - Вот точно так же. Гладиаторы устроили побег, я к ним присоединился. Мы сбежали, удрали из Италии, я уж думал все, привет свободная жизнь – и тут на нас напали пираты. А я даже меч держать не умею с правильной стороны. Ну и вот. Я тут.

- И как оно? – спросил Ал больше для того, чтобы заполнить чем-то тишину.

В чем-то его новый знакомый был прав. Если всю дорогу лежать в трюме и молча размышлять о своей судьбе – так и вздернуться можно от безнадеги. Разговор, - какой-никакой, - все равно отвлекал от мыслей.

Их разделили на группы уже в Бриндизи, который местные называли Брундизием – и Ал снова остался один. Его новый знакомый отправлялся в какое-то крупное хозяйство, в числе таких же “счастливчиков”. Для каторжников, как Ал, была уготована другая судьба.

Затяжной и отдаленной казни.

Чем ближе маячил призрак каменоломен, тем сильнее были шепотки вокруг. Мужики пугали друг друга – и Ала заодно, - тем, что там не выживают дольше года, а поток рабов-преступников вполне позволяет восполнить такую смертность.

На душе было невероятно мерзко – и голову словно заволакивало туманом.

Но он не мог тогда поступить иначе. И был готов встретиться с последствиями.

Или просто выдавал желаемое за действительное.

Дорога казалась бесконечной. Звон цепей, ясное небо без единой тучки, пекущее прямо в темечко солнце. И минимум разговоров. На них просто не оставалось сил – все они уходили только и исключительно на то, чтобы идти, не отставая от колонны.

Так прошло три дня. К тому моменту, как они достигли конечной точки, его растертые в кровь ноги нестерпимо болели с непривычки к таким нагрузкам – и всем, чего ему сейчас хотелось, было просто лечь и отрубиться.

Стражникам, однако, было совершенно наплевать на его желания. Конечно, они не тащились пешком – у них были лошади, да и на ночных стоянках они спали во вполне себе комфортных гостиницах, а не вповалку на полу.

Загнав за мощные деревянные ворота, их первым делом выстроили строем на подобии плаца, где не