Прощание - Паскаль Кивижер

эти две сущности воедино ему было все труднее: они все меньше подходили друг другу.

Пришедшего Лукаса он принял в халате.

– Доктор? – удивился Тибо.

– Ваше величество.

– Спасибо за музыку. Правда, вы врачуете нас всеми возможными средствами.

Слова были искренни, но голос звучал будто издалека. Лукас едва улыбнулся.

– Но что вы здесь забыли в такой час, доктор? Вид у вас, честно говоря, неважный. Что-то с Феликсом?

– С Феликсом все в порядке, сир, но во время концерта кто-то обчистил больницу.

Тибо крепче затянул пояс.

– Что забрали?

– Шкатулку с лекарствами, сир. Завидная добыча: придворная аптечка – самая обширная на всем острове. Большая часть препаратов при умеренной дозировке действуют благотворно, но в больших дозах – смертельны. Дигитоксин и белладонна от сердечных болезней, белена против кашля, мышьяк от волчанки, безвременник от подагры…

Тибо остановил его, подняв ладонь. Картина была ясна, большего знать не требовалось. Если аптечка попала в руки отравителей, они будут теряться, что выбрать. А их потенциальная жертва находилась прямо в этой комнате, в халате. Мужчина и король, обоих за раз.

– Кого-то подозреваете?

– Н-да, сир. Во-первых, следов взлома не было, хотя я точно помню, как сам запирал дверь вчера вечером, после приема. У побывавшего там был ключ. Во-вторых, препараты были спрятаны в шкафу, за стопкой белья. Ничего больше не тронули, и даже белье положили обратно. Вор точно знал, где искать. Мне продолжать?

– Все ясно. Плутиш и – или – Фуфелье. На концерте они были? Да, кажется, я видел их.

– Отчасти это и моя вина, сир, надо было сменить тайник.

– Нет, моя, Лукас. Надо было сменить замок.

Тибо стал нарезать круги по прекрасному восточному ковру. В тот день, когда он вынудил Плутиша с Фуфелье уйти в отставку, доктор Превер из Бержерака предупреждал его, что он нажил себе серьезных врагов. Тибо стоял, подбоченясь одной рукой и почесывая подбородок другой, – точь-в-точь, как изображал его некогда Жюль на общей палубе. Лукаса поразило, как изменился Тибо с тех пор. И дело было не только в шраме и седине. В глазах у него стояла тень. Она была в них и раньше: пряталась где-то за озорством. Но теперь заполнила весь взгляд. Та же поза – и совершенно другой человек.

– Как подумаю, что телескоп смотрел на концертный зал… – пробормотал Тибо. – Как подумаю, что сам же и согнал всю стражу туда, а эти два олуха тем временем преспокойно наведались в больницу… Нас отвлекли нарочно, как думаете, доктор? Или это, по-вашему, совпадение?

Лукас помотал головой. Если все это случайность, то уж очень она прицельная.

– Сир, – сказал он, – я подумал… Если желаете, я могу обеспечить вам иммунитет против самых распространенных в Северных землях ядов.

– Прививки от ядов, Лукас? Это клеймо плохих правителей. Клеймо прогнивших королевств. Мы даже не знаем, с какого конца взяться.

– Напротив, сир. У меня есть адрес одного аптекаря из Ламотты, который может тайно доставить нам набор противоядий. Стоят они на вес золота, безусловно, но, думаю, вы стоите больше.

– И откуда у вас такой адрес, доктор Корбьер? Кто вам его дал?

– Доктор Превер из Бержерака, сир. Он даже очень настаивал. Тот визит к нам произвел на него гнетущее впечатление.

Тибо повернулся к окну, чтобы лучше все обдумать. Яды, противоядия. Нет, до этого он еще не дошел. В интригах Плутиша с Фуфелье ему виделась даже выгода: если они действовали по указке Жакара, то наконец-то появится ведущая к нему дорожка. Поскольку стражники портили вид на сад, он быстро развернулся обратно.

– Нет, доктор, спасибо. А сейчас идите спать. Уже поздно, а вы как всегда сделали больше своих обязанностей. Доброй ночи. Ах да, забыл: завтра в полдень жду вас на обед, там будет и одна барышня, с которой я хотел бы вас познакомить.

Барышня! Уже? У Лукаса заранее отбило аппетит. Он оставил Тибо наедине с бессонницей и восточным ковром, с которого на глазах стирались стаи птиц. Тяжелым шагом Лукас вернулся к себе. Там он долго пролежал на спине, не раздеваясь и блуждая взглядом по балдахину бутылочно-зеленого цвета, так мало к нему подходившему. Он мысленно составлял список пропавших препаратов, но в мозгу его жужжала пчела и обрывками налетали воспоминания с концерта.

Он играл божественно, он это знал. Но не ставил себе этого в заслугу, поскольку считал вдохновение случайной радостью, приносимой ветром на манер осенней листвы. Но на сцене он был счастлив, и это чувство его поразило. И к чему было мучиться все эти годы тревогой, боясь вернуться к своему призванию? Не должен ли он благодарить отца, что тот подтолкнул его к музыке? Ему казалось, будто он нашел на дне океана старинное сокровище. Что-то шевелилось в груди: знакомое, но о чем он давно не вспоминал, и что теперь томно потягивалось, требуя своего законного места. Что это? Сердце?

Одна мысль цеплялась за другую, и вскоре все они были заняты Эсме. Наверняка посыльная сидит сейчас в своей комнате с синими арабесками, такая же одинокая, как он, и тоже не спит. Теперь, когда их дружбе мешал король, Лукас вдруг понял, как не хочет ее терять. Ни в коем случае.

В конце концов он встал. И вышел. Мечи рассеянных по коридорам новобранцев-мушкетеров поблескивали в синеве ночи. Они благодарили Лукаса за концерт, когда он проходил мимо, но сам он едва их замечал. Шел он медленно, не зная, что толкает его вперед. Надежда? Безнадежность? Или и то и другое?

Стучаться к Эсме ему не пришлось. Она узнала его походку вразвалку и открыла, стоя в одной старой длинной рубашке без рукавов. В комнату влетал, раздувая занавески, холодный морской ветерок. Она ждала, что Лукас как-то объяснит свой приход, но он только сел на край кровати. Долгое время он вбирал легкими холодный воздух, потом выпалил на одном дыхании:

– Я полюбил одну женщину и не могу разлюбить.

Эсме заговорила не сразу. Ей было больно слышать его признание.

– Я знаю ее? – спросила она наконец.

– Нет.

– И вы не можете быть вместе?

– Нет.

– Значит, ты всю жизнь проживешь один.

Лукасу показалось, что это произнесла Анна, его сестра. Они обе говорили слово в слово, и обе были правы. Это глупо. Он не хотел жить всю жизнь в одиночестве. Для начала, он хотел жить. Лукас искал слова, чтобы ответить, но, несмотря на открытое окно, мозгу не хватало воздуха. Лишь тонкая его струйка спускалась по трахее и, пройдя бронхи, попадала в легкие, потом кислород проходил долгий путь до левого желудочка сердца, а оно проталкивало