Сегодня и вчера - Евгений Пермяк

Аркадий Михайлович, пообещав заглянуть к ним, пригласил Ветошкиных ответить ему визитом на дачу Киреевых и поспешно удалился.

На пути перед его глазами вырастали стены с клетками и белые крысы, а в голове назойливо звучало: «Белые крысы, черный барон…»

Над городком просвистел самолет. Потом послышался дальний гул поезда. На горизонте, за лесом, дымили трубы. Где-то пела круглая электрическая пила. Сигналили автомашины.

Это была другая жизнь. Жизнь, из которой пришел он и очутился в этой яме. И люди, живущие там, едва ли сумели бы поверить если бы он стал рассказывать об увиденном, им только что. Да и сам он теперь готов усомниться: явь ли это все? А если явь, то как она могла возникнуть и смердить под этим голубым и огромным небом, куда опять улетел новый чудесный космический посланец его страны?

Что породило эту проказу, этот духовный распад Ветошкина, любующегося своим цинизмом?..

Надо же было так сложиться дню! Надо же было встретиться с этим пресыщенным упырем!

Домой Аркадий Михайлович не пошел, Хотелось прийти в себя и вернуться в полной форме.

XXIX

После встречи с Ветошкиным Аркадий Михайлович несколько раз обошел Садовый городок, размышляя о нем и его населении.

Садовый городок состоял главным образом, из небольших разномастных домишек, теснящихся на окаймленной лесом гектаров в пятнадцать — двадцать поляне, когда-то числившейся в заводских покосных землях.

Поляна, разрезанная на крохотные садовые участки, усеянная самодельными строениями, напоминала издали не то пасеку с ульями разных цветов, не то крольчатник. Впрочем, и вблизи впечатление оставалось тем же..

Домики, хибарки, а также будки были построены из тонкого леса, старых шпал, горбыля, даже из фанеры. Встречались домишки, сложенные из кирпича-половняка, отлитые из темно-серого шлакобетона. Все они являли собой редкую смесь архитектурных вольностей.

Баранову казалось, что этот городок не существовал на самом деле, а был вписан в этот прекрасный пейзаж кистью озорного художника-карикатуриста ради вопиющего контраста с окружающим.

Справа и слева от городка проходят две железнодорожные магистрали. Свидетельство этого — неумолкаемый шум поездов, сирены электро- и мотовозов, гудки все еще пока здравствующих паровозов. Стоило пройти километр вправо или полтора километра влево, чтобы убедиться, как напряжены железнодорожные артерии страны. Грузы — лес, цемент, нефть, известняки, кирпич, огнеупоры, прокат, машины. «Белые» поезда, везущие мясные, молочные продукты. «Черные» — угольные поезда. «Коричневые» — рудные… Сборные. Специальные. Пассажирские. Неперечислимое множество длинных грохочущих составов, стремительно проносящихся в далекие и ближние города, говорило о пульсе жизни огромной страны. Страны, спешащей и успевающей. Страны, строящейся и создающей. Великой индустриальной державы.

Здесь сотни младших сестер знаменитой Эйфелевой башни несут на своих стальных плечах тяжелые высоковольтные провода. Это электрическая магистрали. Тут ее дельта. Она ветвится многими линиями, передающими электрическую силу рудникам и заводам, образующим огромное промышленное кольцо вокруг большого города.

Рядом, в двухстах метрах от Садового городка, роются траншеи, свариваются трубы, в которых, почти не сгибаясь, бегают дети. Это магистраль газопровода, который, вступит в строй, будет событием этого года. Огромнейшим событием.

И тут же проходит новый нефтепровод. Тоже магистраль.

Все это пространство, вся эта лента, шириною в пять или более километров, вправе называться одной из магистральных дорог, соединяющих Сибирь и европейскую часть Советского Союза. Над этой великой трассой, как бы венчая нее, пролегла дорога воздушных кораблей, и близится к завершению еще одна невидимая дорога дорога взаимного обмена городов телепередачами.

И надо же было именно здесь, в промежутке магистральных путей, появиться Садовому городку.

Ничто, даже грибы, не возникает без причин. Всякий желающий рассмотреть пристальнее этот городок увидит в кем некоторую закономерность издержек времени.

Рост населения больших промышленных городов Урала долгие годы опережал размеры и темпы жилищного строительства. Новые дома возводились начиная с первой пятилетки. Возникали рабочие поселки ж города. Но настоящее, большое строительство, проводимое новейшими индустриальными способами, стало особенно ощутимым за предшествующие три года и в первые два года семилетки.

После XXI съезда КПСС для многих граждан получение новой квартиры из предположительной возможности стало реальной, а иногда и «календарноопределенной». Особенно точным в этом отношении было руководство Большого металлургического завода. Заводская жилищная семилетка и распределение квартир на ближайшие два года были сверстаны с точностью до квартала. Если ожидающий знает, сколько ему осталось ждать, он чувствует себя куда спокойнее, нежели тот, кому обещают «твердо» без «твердого» срока ожидания…

Некоторые в ожидании счастливого новоселья построили себе под видом садовых домиков временные жилища. Построили, не заботясь об их внешности, благоустройстве, зная, что одни через год, другие через два года получат запланированную им квартиру.

Это одна категория застройщиков, называющихся в просторечии Садового городка «временные». Другая категория — это «любители». К ним относились садоводы, огородники, цветочники и просто желающие провести летний вечер, воскресный день на свежем воздухе.

Для этой категории садовые домики были улучшенным продолжением лесных и покосных балаганов.

Балаганы в старые годы ставились уральскими рабочими на покосах в страдную пору и в лесу в грибную пору. В этих балаганах, сооруженных из елового лапника, из домотканых половиков, рабочие живали семьями. Это был своеобразный летний отдых, совмещенный с заготовкой сена, дров, со сбором и солкой грибов. А теперь более капитальным потомком балаганов явился утепленный садовый домик — своеобразная дача. И в этом Баранов не видел ничего зазорного, как и в садах, уход за которыми приносил столько радостей садоводу, исключая и тень корысти.

Конечно, старая ведьма, не выходившая эти дни из головы Аркадия Михайловича, караулила под каждым кустом бескорыстных садоводов, и кое-кто из них клевал на ее поживку, как это произошло с Василием. Но есть и Бажутины…

Дом Бажутиных куда больше дома Киреевых. Те же яблони, вишни, ягодники, цветы. То же хозяйство. То же, да не то. Не то, начиная с широко распахнутой калитки, будто приглашающей вас. Здесь всегда шумно. Днем — детвора, вечером — молодежь. Здесь бывает и Лидочка. Здесь, а не у отца на даче, Лидочка встречается со своими сверстниками. Сюда приезжает на велосипеде и Миша Копейкин.

Этот гостеприимный дом будто и не принадлежит Бажутиным. Да и Бажутины не знают теперь, кому он принадлежит. Начинал строить его дед, продолжил отец, а сыновья и зятья в свою очередь прирубали прирубы, надстраивали второй этаж. И что теперь чье, кажется, никому нет дела.

Таким, как мы помним и как знает Аркадий Михайлович, хотел видеть свой дом Василий Петрович. И если бы это так произошло, то не о чем было бы и говорить. Кто и что может сказать о рыбаке или грибнике для которых ужение или сбор грибов — радостный отдых? Но мы тотчас обращаем внимание и на рыбака и на грибника, гоняющихся за наживой. Даже цвет черемухи, лесные ландыши, еловые ветви с нарядными шишками становятся иногда жалким товаром в руках стяжателя. И это правда.

Аркадий Михайлович вспомнил, как в Крыму, в Ялте, маленькая хорошо одетая девочка торговала на берегу ключевой водой. Пятачок за стакан. Она приносила воду в большом чайнике. Торговля шла ходко. И девочка радовалась пятакам.

Кто подсказал этой девочке торговлю водой? Кто ее отравил стремлением собрать как можно больше пятаков? Может быть, некая тетка вроде Панфиловны? А может быть, и родная мать? Как скажется все это на девочке, как отзовется эта торговля на ней, когда она вырастет?

Серафима Григорьевна тоже была когда-то девочкой. И, наверно, приятной, как все дети. А потом отец, его мечта о золотой жиле, рассказы о кладах и вся атмосфера семьи, желающей разбогатеть, отравили душу маленькой Серафимы. И она стала жить отцовской желтой мечтой стяжательницы.

Мы знаем, что госпожа частная собственность чаще всего ставит свои капканы на землях личного пользования, будь ими садово-дачные или колхозные приусадебные участки. Однако же не они, а человеческая душа, внутренний мир человека, единственное и главное место, где старая ведьма может сплести свою губительную паутину.

Не кажется ли вам, что можно быть собственником, не имея ничего? Ничего, кроме желания владеть, стяжать, наживать, обогащаться.