Свободное радио Альбемута. - Филип Дик

— Благодарю вас, мистер Фогельзанг, — прогудел Рансайтер, входя в сопровождении Герберта в пустую пропылившуюся комнату, хранилище микродокументации.

Конечно, продолжал размышлять Герберт, я поверил им на слово, что телепат действительно пытался проникнуть сюда.

Да, они показали мне какой–то график, на который и ссылались как на доказательство — но откуда я знаю, что этот график не был сфабрикован ими? И точно так же на слово я поверил им, что телепат убрался. Пришел, ушел — а я заплатил две тысячи поскредов. Вполне может оказаться, что пункты предупреждения — это банды рэкетиров, которые навязывают всем свои услуги по устранению придуманной опасности…

Размышляя об этом, он направился в архив. На этот раз Рансайтер не пошел вместе с ним; опустившись на стул, он заворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Стул жалобно скрипел. Рансайтер вздыхал, и Герберт понял вдруг, что этот крепкий, расточающий энергию человек страшно, смертельно устал… Когда вас забрасывает на такую высоту, подумал Герберт, поневоле приходится вести себя определенным образом. Корчить из себя супермена, не подверженного человеческим слабостям. Наверняка в тело Рансайтера всажена дюжина–другая искусственных органов, чтобы поддержать или заменить те, которые не справляются с перегрузками. И все для того, чтобы мозг работал на пределе возможного… и без того великолепный мозг. Интересно, сколько ему лет? Теперь по внешнему виду вообще невозможно определить чей–либо возраст, особенно если человеку за девяносто…

— Мисс Бисон, — сказал он секретарше, — найдите, пожалуйста, миссис Эллу Рансайтер и сообщите мне ее номер. И пусть ее доставят в офис 2–А.

Он опустился на стул напротив нее и подцепил щепоть нюхательного табака «Принцы» производства Фрайбурга и Трэйера, а мисс Бисон приступила к исполнению этого сравнительно простого поручения.

Глава 2

Хотите пива? Закажите «Убик»! Из отборного хмеля и чистейшей воды, подвергнутое медленному брожению, пиво «Убик» обладает уникальным вкусом и, без сомнения, является лучшим пивом в стране!

Производится только в Кливленде.

Элла Рансайтер лежала, вытянувшись, в своем прозрачном заиндевевшем гробу. Глаза ее были закрыты, а руки, недонесенные до лица, замерли раз и навсегда. Три года прошло с тех пор, когда он видел ее в последний раз… Конечно, она не изменилась — и никогда уже не изменится. По крайней мере внешне. Но каждое возвращение к полужизни, каждая активация приближали ее к окончательной смерти.

Знание того, что общение с ней стоит так дорого, заставляло Рансайтера делать это как можно реже. Главным желанием Эллы, высказанным еще до смерти и при первых пробуждениях, было продолжение участия в делах Ассоциации. Что ж, он исполнял это. Например, сейчас. И шесть или семь раз в прошлом. Он действительно советовался с ней в критические моменты. Как, например, сегодня…

К дьяволу эти наушники, раздраженно подумал он, приспосабливая на голове пластмассовые диски. И этот микрофон… Какое тут может быть общение?.. Его все раздражало: и неудобный стул, который Фогельзанг — или как его там? — подсунул ему, и то, как медленно Элла приходит в чувство. Его вдруг охватила паника: а что, если силы ее уже исчерпаны, а они ему этого не сказали? Скрывают или даже не знают сами? Может быть, стоит вызвать этого типа, Фогельзанга, и потребовать объяснений? Может быть, они совершили какую–то чудовищную ошибку?..

Элла, нежная, незабываемая… как блестели ее глаза, когда она могла открывать их… Этого больше не будет никогда. С ней можно говорить, можно слышать ее голос… но она никогда не откроет глаза и не шевельнет губами. Не улыбнется ему. Не заплачет, когда он уйдет. Чем все это лучше старого доброго исхода, прямой дороги от жизни к могиле? Выбора нет, оборвал он себя. Она все еще со мной…

В наушнике неразборчиво зазвучали слова, путаные, бессмысленные фразы, фрагменты того таинственного сна, в котором она сейчас пребывала. Что там, в полужизни? — не раз задумывался он. Из рассказов Эллы понять этого не удавалось. Ни понять, ни представить. Тяжесть, сказала она однажды. Тяжесть постепенно исчезает, и ты паришь, паришь… а когда полужизнь прекращается, ты покидаешь Систему и летишь прямо к звездам. Впрочем, точно она этого не знала, а лишь предполагала. В то же время страха она не испытывала.

Что же, хорошо и это…

— Привет, Элла, — смущенно сказал Рансайтер в микрофон.

— Ох… — в ее голосе послышалась растерянность. — Здравствуй, Глен, — нет, не растерянность — радостное детское изумление. — Что… Столько времени прошло?

Лицо ее оставалось неподвижным, и Рансайтер отвел глаза.

— Пара лет — сказал он.

— Расскажи, что происходит?

— Боже мой, — сказал он, — все разваливается. Вся организация. Потому я и здесь: ведь ты сама хотела участвовать в планировании перспективной политики Ассоциации… и — Господь свидетель — нам позарез нужна именно новая политика или, по крайней мере, создание новой системы разведки.

— Мне снилось… — сказала Элла. — Я видела клубящийся красный свет. Это было ужасно. И все–таки я шла к нему. Я не могла остановиться.

— Да, — сказал Рансайтер. — «Бардо Тодол», «Тибетская Книга Мертвых»… ты помнишь ее? Доктора рекомендовали тебе перечитать ее, когда ты… — он запнулся, потом продолжил: — Когда ты умирала.

— Клубящийся красный свет, — повторила Элла. — Это что–то плохое, да?

— Да, его следует избегать. — Он откашлялся. — Слушай, Элла, у нас большие проблемы. Ты в силах выслушать меня? Не хотелось бы тебя перегружать, и если ты устала, то мы можем просто поболтать…

— Непонятно… Кажется, это снилось мне непрерывно с того нашего последнего разговора. Неужели действительно прошло два года? Знаешь, Глен, что я думаю? Что мы — те, которые здесь, — все больше и больше проникаем друг в друга. Все больше моих снов вовсе не обо мне. Я то мужчина, то старуха, то маленький ребенок… я бываю в местах, которых никогда в жизни не видела, и совершаю не свои поступки…

— Говорят, так бывает, когда изменяешься, готовясь к новой жизни. А клубящийся красный свет означает плохое перерождение, и тебе не следует идти в том направлении. Так что, скорее всего, ты уже начинаешь предчувствовать свою следующую жизнь.

Он испытывал неловкость, произнося все это. Собственных теологических убеждений у него не было. Но явление полужизни было реальностью, а такая реальность кого хочешь сделает теологом…

— Так вот, — начал он, меняя тему. — Я расскажу тебе, что произошло и почему я решил тебя побеспокоить. С. Доул Мелипоун исчез из–под наблюдения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});