Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина

этот. Идет?

«Теперь ясно, почему он в тридцать пять уже доктор наук, — подумала Васса. — Закрутил так, что нормальному человеку и не понять».

— Идет! — согласилась она. — Повязанные кровью, отбрасываем «выканье», как треснутый стакан.

— Почему «треснутый стакан»?

— А я всегда их выбрасываю! Держать в доме битую или надколотую посуду — плохая примета.

— А ты веришь в приметы?

— В некоторые — да.

— А я — нет. Верить в приметы — плохая примета, — пошутил он. — Как там на воле? Что новенького на ниве познания ПДД?

— О Господи, — спохватилась посетительница, — я ж тебе лекцию Арно принесла. Ты, пока лежишь, будешь теорию учить. Свободного времени полно — выучишь. А я тебе буду каждую лекцию приносить.

— Когда будешь свободна от создания сценариев эфирного дня?

— Ну да, — слегка смутилась «сценаристка», — я же в графике: два дня работаю, два — выходная. — И вздохнула: — Жалко будет только пропущенные занятия в автошколе: у нас ведь нельзя уйти, пока работу не сделаешь. Разве с кем договориться, чтоб тебя подстраховали.

— Ответственная у тебя работа, — уважительно заметил Сергей.

— А то! — поддакнула телевизионщица. — Тружусь на передовой линии идеологического фронта. Ой, слушай, ты помнишь Передрягу?

— Кого?

— Ну смельчака нашего, который на первом занятии осмелился выдать Арно сомнения по поводу его преподавательских способностей. Помнишь?

— А-а-а, да-да, припоминаю, было что-то.

— Так вот, они опять вчера сцепились. Арно объяснял одно правило., а тот никак не мог понять. Арно ему и говорит: «От таких умников, как вы, я и не ожидал особых способностей к управлению автомобилем. Природа здесь явно не потрудилась над вами». А тот ему и выдал: «Природа не потрудилась надо мной в одном, а над такими умниками, как вы, природа потрудилась в единственном. Чувствуете разницу?» Арно весь побелел, затрясся аж. Но проглотил, крыть было нечем.

— Трудно будет бедняге Передряге сдавать экзамены в ГАИ.

— Это точно, — согласилась сплетница, — нашла коса на камень.

Они еще попрогнозировали, как будут складываться отношения преподавателя со строптивым учеником, потом Васса рассказала о своих показаниях следователю в ту ужасную ночь и о его обещании поймать этих подонков.

— Надеюсь, — вздохнул Сергей, — хотя, как говорится, благими намерениями выложена дорога в ад.

— А я уверена, что их отловят и посадят за решетку, — не поддержала она его пессимизм. — Только всему свое время. Что посеяли, то и пожнут.

Разговаривать в палате стало сложнее. К книгочеям пришли посетители, и они, не выходя из палаты, бубнили рядом о чем-то своем, а это создавало дополнительное напряжение. Васса почувствовала, что Сергей устал, и незаметно бросила взгляд на часы. «Мама дорогая, я его целый час утомляю своей болтовней!»

— Сережа, я пойду, уже поздно. Да и заболтала я тебя. К тебе ведь, наверное, еще придут, а ты и так устал.

— Вряд ли придут. Но ты, пожалуй, действительно иди. Темно уже, кто тебя защитит? Из меня сейчас защитник никакой. Вдруг опять кто-нибудь привяжется?

— Никто ко мне не привяжется! — авторитетно заявила бесстрашная телевизионщица. — А привяжется — я сумею за себя постоять.

— Да уж, ты — смелая девушка. Находчивая и храбрая. Да и хватка у тебя бульдожья, — невинно улыбнулся он.

— Выздоравливай, — проигнорировала Васса эту улыбку, — не до этикета было, сам понимаешь. И учи уроки, в следующий раз новую лекцию принесу.

— Строгая учительница!

— Строгая, но справедливая. — Она поднялась со стула. — Отдыхай, набирайся сил. А я пойду Бата своего кормить.

— Это кто? Муж? Васса развеселилась.

— Такой же, как муж. Только чуточку главнее. В следующий раз расскажу, кто это.

Домой Василиса летела как на крыльях. Во-первых, совершенно очевидно, что Сергея, как говорится, Бог уберег. Он явно идет на поправку, на нее не в обиде и даже, пожалуй, испытывает к ней симпатию — это все очень приятно. Во-вторых, после больничной духоты морозный воздух казался особенно чистым и свежим, и пробежаться по улице — одно удовольствие. И в-третьих, она с наслаждением предвкушала, как проведет остаток вечера: Батик, Влад, жасминовый чай у телевизора и совместная сигаретка на кухне с любимым мужем. Сегодня ее величайший творец, гений телевизионной режиссуры, должен быть дома пораньше. Но еще есть время до его прихода, и она успеет приготовить ужин.

В квартире горел свет, и Васса порадовалась: значит, Влад уже дома.

— Владик, это я!

В прихожую выскочил Бат и обрадованно запрыгал, цепляясь за колени своего божества.

— Маленький мой! — заворковала хозяйка и, подхватив щенка на руки, вошла в комнату.

Перед телевизором спиной к ней сидел Влад.

— Как хорошо, что ты дома! — Чмокнула лысеющую макушку. И подумала с нежностью: «Стареет».

— Я-то дома, а вот где тебя носит? — буркнул, не оборачиваясь, Влад.

— Случилось что, Владик? Ты почему такой сердитый?

— Съемка сорвалась, — процедил сквозь зубы муж, — Сеня заболел.

— Но это еще не повод для вселенской трагедии, — заметила она.

— Это — не повод, а вот то, что ты шляешься по вечерам незнамо где, — повод.

— Влад, да что с тобой?! — опешила Васса. — Какая муха тебя укусила?

От неожиданности она разжала руки, и щенок, обиженно пискнув, свалился мягким кулечком на пол. Муж развернулся в кресле. На нее смотрели чужие холодные глаза.

— Какая муха меня укусила? Это ты меня об этом спрашиваешь? Я прихожу с работы домой голодный как черт, замерзший, надеюсь, что меня ждет дома заботливая жена и пусть не вкусный, но хотя бы горячий ужин и чай. А что дома? Сидящая в темноте невыгулянная собака, пустой холодильник и полное отсутствие следов хозяйки — ни записки, ни звонка.

— Влад, я же тебе вчера говорила, что сегодня вечером иду в больницу.

— Куда?!

— В больницу. К Сергею, Сергей Сергеичу, который из-за меня же туда и попал.

— Не помню я ни про какого Сергея! — отмахнулся Влад. — У тебя семья — муж и собака, о которой ты, кстати, клятвенно обещала заботиться. Сама, не рассчитывая на мою помощь. У тебя свои обязанности, моя милая: мужа после работы накормить, собаку выгулять — не так это много, по-моему. А уж потом по Сергеям шляться.

Влад, замолчи, прошу тебя, — прошептала деревянными губами Васса. — Не переступай, ты будешь потом жалеть о своих словах.

— Мои слова — не самое страшное, о чем я могу жалеть в своей жизни. Есть ошибки и поважнее.

Она молча развернулась и направилась в прихожую, потом позвала Бата, открыла дверь и вышла за порог. Гуляли долго. Щенок уже явно замерз и, не привыкший к длительным прогулкам, дрожал на холоде и поджимал лапки.

— Маленький мой, — она взяла Бата на руки и прижала к себе, —