Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы прилетели в Лондон, и для первой репетиции нам зарезервировали самый большой зал, где обычно проходят знаменитые шоу. Премьеру назначили в королевском Альберт-холле. Перед тем как выйти на специально залитый для нас лед, мы неделю сидели в гостинице в Уимблдоне. В Альберт-холле работала лучшая английская компания по установке света. Она выстраивала его прямо при нас, в готовых декорациях, которые я первый раз увидела. Хотя до этого я встречалась с художником, но тогда передо мной на столе лежали эскизы. Художника по костюмам я отстояла своего — Нателлу Абдулаеву. Декорации были очень хороши, появились новшества, напоминающие оформление бродвейских мюзиклов. И, конечно, супертрюк — мною изобретенные полеты над льдом, когда вся труппа «летала» на веревках. Единственное, что мы не успели — как-то их украсить. Надо было заказать искусственные листья и оплести ими веревки, будто это ветви деревьев в саду, в котором появлялась Красавица. Сюжет порой ничем не походил на канонический, но по канве все равно разыгрывались традиционные «Красавица и Чудовище». Огромный двухчасовой балет я планировала прежде всего на Инну Волянскую с Алексеем Тихоновым, и они были прекрасны в главных ролях, но импресарио захотел, чтобы в первом спектакле танцевали Марина Пестова и Марат Акбаров. Их десятилетняя Анжела уже училась в Англии, Марат с Мариной жили у опекунов ребенка. Они катались замечательно, но, конечно, спектакль прежде всего строился на Инну и Лешу. Волянская выглядела настоящей Красавицей, какой я ее себе представляла. Импресарио попросил поменять ведущих артистов в последний день, и я страшно переживала, чуть с ума не сошла, не зная, как подобное объявить первой тройке. Тройке потому, что Инна с Лешей работали вместе с Илоной Мельниченко, в роли Злой Волшебницы. А Марат с Мариной объединялись с Ирой Жук.
Наконец дожили до премьеры, опять срочно переделали костюмы, так как они шились без примерки, в общем, как-то выкрутились. Попутно замечу, что наши мастера по пошиву в тысячу раз профессиональнее тех, кому мы вынуждены отдавать заказ. Но Мел, как выяснилось, не случайно заказал нам костюмы в Англии, в конце концов он их себе и оставил.
Премьера. Огромный Альберт-холл заполнен на две трети. Когда опустился занавес, зал встал и стоя аплодировал сорок минут. Кстати, там лед перед премьерой лопнул, это стало уже каким-то знаком, и мы без раскатки вышли на сцену. Ребята не стояли на коньках пару дней, это нонсенс, все нервничали, тут не маленький театр, где они уже наловчились делать чудеса, здесь новые кулисы, сцена вынесена вперед, много пространства. Но сама «площадка» все равно двенадцать на двенадцать. Большой зал создает иной эмоциональный накал, все это делало премьеру особенно волнительной. Наши партнеры не успели закончить оформление сцены, потому что с таким шоу они никогда не сталкивались. Володя Ульянов жил в Альберт-холле двое суток, сам приколачивал, сам доделывал, сам развешивал. Но это нормально, перед премьерой обычно у всех руки болят, потому что бог знает сколько приходится перелопачивать в последнюю минуту. В то же время вокруг царила торжественная обстановка, вдохновляли даже знаменитые гримуборные, где находились рояли, на которых разыгрывались лучшие музыканты мира. Альберт-холл всегда видел только самое лучшее в музыкальной, театральной, культурной жизни. На его сцене из русских балетов работали только Большой театр и Кировский, и то не всегда с успехом, судя по рецензиям.
Спектакль мы давали бесплатный, сборы с него передавались фонду «Анти-СПИД» Элтона Джона. Много приглашенных; конечно, пришло родное посольство. Я пригласила Торвилл и Дина. Пришла та лондонская публика, которая ходит на самые заметные премьеры. Думаю, что наши «друзья», те, что подкупили часть моей труппы, тоже туда подтянулись. Вся эта публика стояла, грохотали аплодисменты, а мы на сцене плакали.
Я не сомневалась — теперь-то у нас все пойдет на самом высоком уровне. Букеты, цветы, слезы. Артисты, не сняв коньки, отправились на телевидение чуть ли не на «роллс-ройсах». А там Дэвиду Эссексу в это время готовились вручать большую премию, типа нашей «Тэфи», за музыку, за вклад в искусство, объявили человеком года. Тут же интервью с русскими артистами, бешеный резонанс, театр «Все звезды» смотрит чуть ли не вся Англия. Нас раскручивали по-крупному, а надо было нами заниматься чуть тише, потому что мы еще не соответствовали такому уровню. Но импресарио, наверное, видней. Что касается меня, то я понимала, что не хватает какой-то простой, но точной рекламы. Не нужен нам был весь этот светский блеск, но Мел вложил в проект очень большие деньги и, очевидно, переборщил.
Мы уехали из Лондона. В небольшом городке смотрели вручение Дэвиду премии, все выглядело красиво и достойно. Пока же нас фотографировали для буклета (потом я сидела всю ночь, восемь часов, с лупой отбирала снимки, у меня ослеп один глаз, я теперь знаю, как люди слепнут). Я сидела не разгибаясь, так как из десятков отснятых пленок, из сотен если не тысяч кадров я должна была выбрать всего двадцать. В восемь утра, слепая на правый глаз, я отобрала нужные снимки, но у меня не получалось двадцать, получалось тридцать шесть. Дальше я уже не могла продолжать сокращения, я уже ничего не соображала. Почему я смотрела через лупу — мне важно было увидеть выражение глаз своих артистов, любые нюансы их поз. Многие фотографии делались во время спектакля, а то, что снимается на спектакле, всегда лучше, чем в статике, когда специально позируют. Мне хотелось, чтобы фотографии передавали наше вдохновение, чтобы уже по буклету люди могли понять, что за труппа приехала к ним. Я никого не хотела подводить, хотела, чтобы каждый артист попал на страницы со своим лучшим снимком, а у меня две Красавицы, два Чудовища. Я беспокоилась о мелочах, мне еще Сеня говорил: «Вечно о глупостях каких-то думаешь». Но я обожала своих артистов. Абсолютно всех.
Мы отыграли семь положенных спектаклей, и, пока пережидали запланированный перерыв до следующей недели, в прессе началась настоящая вакханалия. Я до сих пор не понимаю причину такого ужасного разгрома по поводу спектакля. Каждый день выходило по газете с ругательной статьей. Не все сразу нас прикладывали, сперва одна газета, на следующий день другая, через день третья… И так всю неделю. Я слегла. Как человек, избалованный хвалебными рецензиями, не смогла выдержать такое. Но самое интересное заключалось в том, что ни в одной статье не присутствовал профессиональный разбор, создавалось впечатление, будто со мной просто сводили счеты. Ругали только меня. Конечно, ругать меня можно, но желательно, занимаясь не мною лично, а моим делом с точки зрения специалиста, тогда я критику воспринимаю. А так — за что? Причем печатали всякую чушь только лондонские газеты. Провинциальная пресса, когда мы поехали по стране, спектакль хвалила, но, как говорится, поезд уже ушел.
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Праздник, который всегда со мной - Лев Россошик - Биографии и Мемуары
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Автомат Калашникова. Символ России - Елизавета Бута - Биографии и Мемуары
- Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик - Биографии и Мемуары / Ветеринария / Зоология
- Великие американцы. 100 выдающихся историй и судеб - Андрей Гусаров - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Братья Старостины - Борис Духон - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары