Красавица и чудовище - Татьяна Тарасова

Мел Буш — это тот самый импресарио, что в 1998 году привез в Москву виртуозную скрипачку Ванессу Мэй. Помимо шоу для Мэй Мел участвовал во многих знаменитых проектах, например, в мюзикле «Кошки», и это тоже не единственный его мюзикл. Мел Буш — человек очень известный и давно работающий в шоу-бизнесе.

Мы познакомились с ним в Англии и весь конец второго тура, гастролей «Золушки», провели в переговорах. Он хотел взять себе наше шоу, говорил, что закажет нам спектакль под оригинальную музыку его друга Дэвида Эссекса, известного английского композитора. Он мечтал увидеть на льду «Бьюти энд зе Бист» («Красавицу и Чудовище») — вариант нашего «Аленького цветочка». Предполагалось, что либретто балета напишут англичане. Прежде нам писал либретто, если помните, Женя Баранкин, наш с Володей друг, известный музыкальный критик и очень остроумный человек. Но Мел стоял на своем. Я привыкла каждую сцену перерабатывать, потом с автором ее переписывать, — конечно, такое сотрудничество, когда либреттист ближайший друг семьи, проходило легко и просто. Теперь мы отсылали свои замечания, свои предложения английскому автору, тот вроде бы соглашался, но далеко не все так гладко получалось. Мы собрали труппу, Мел Буш перед ней выступил с большой речью. Он замышлял крупное дело, вложил немалые деньги в этот «Аленький цветочек» и хотел, чтобы мы, отработав спектакль в Англии, после поехали с ним дальше по всему миру. Он, как и мы с Семеном, тоже считал, что один спектакль в таком театре должен работать несколько лет и не надо каждый год создавать новый балет. По просьбе Мела приезжали к нам на гастроли в Англию люди с Бродвея, смотрели «Золушку». Как только прошел последний спектакль, я собрала труппу, но, к сожалению, пришли не все артисты, часть людей от нас откололась. Вместе с артистами ушли к англичанам переводчица и врач, причем именно они способствовали переговорам хозяев с артистами. Меня предали люди, которым я доверяла как родным, которых я, пригласив в театр, обеспечила нормальной жизнью в самые тяжелые для страны годы.

Слава богу, в основном от нас ушли те, чье отсутствие никак не нарушало моих планов. Беглецы стали собирать свою труппу на условиях, предложенных им англичанами. А я стала думать над спектаклем «Красавица и Чудовище», хотя с самого начала в предварительных переговорах с Мелом я настаивала, что нам не нужно трогать эту тему, лучше взять другой сюжет. Я считала, что тема в той или иной степени принадлежит «Диснею» и необдуманная постановка может вызвать судебные иски. Дело в том, что мне звонили из Америки мои близкие друзья, связанные с «Диснеем», и предупреждали: зачем ты берешься за «Красавицу и чудовище», руководители компании такого не потерпят, у тебя будет плохая пресса, вас такой гигант, как «Дисней», раздавит. Я отвечала: «Мы для «Диснея» не конкуренты, они и так владеют чуть ли не всем мировым рынком». Но как я ни храбрилась, а все равно побаивалась санкций и предупреждала о своих страхах импресарио. Мел меня успокаивал, уверяя, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Во всем мире именно импресарио, продюсер, то есть человек, который подписывает с труппой контракт, а следовательно, тратит свои деньги и определяет тему будущего представления. Постановщика же приглашают реализовать идею. Мне же заказывали и «Золушку», и «Спящую красавицу», а не я сама выбирала, чем мне заняться.

Дэвид Эссекс музыку писал медленно. Уже все сроки прошли, а постановка все откладывалась и откладывалась. Я начала нервничать, вернулась в Англию, чтобы встретиться с композитором. Мы с Ольгой Чопоровой провели у него чудесный вечер, захватив еще и полночи. Говорили о каждой сцене, о каждом поворотном моменте в спектакле, обсуждали уже готовую музыку — он сидел за роялем, я, как оперная дива, вместилась в рояльный изгиб. Я первый раз работала непосредственно с композитором. Чего только в моей жизни не было, а вот подобного ощущения не испытывала никогда. Я мечтала о балете с элементами цирка, я повесила своих артистов на лонжи, и Красавица у меня летала над сценой буквально с риском для жизни, любой разрыв тросов мог закончиться смертельным исходом. Пронесло, но все-таки Артем Торгашев упал.

У меня в группе занималась замечательная спортсменка, потом она работала в моей труппе — Илона Мельниченко, сейчас она мой хороший друг. Артем — муж Илоны, и случившееся с ним несчастье — буквально роковое стечение обстоятельств. В тот день у нас проходила в Москве генеральная репетиция. Перед последним прогоном Тема влез на трапецию и раскачивался на ней головой вниз — она оторвалась мгновенно. Счастье, что не случился перелом в основании черепа, иначе в лучшем случае Тема оказался бы на всю жизнь прикованным к инвалидной коляске. Как какой-то знак, именно в тот день, когда все закончено и уже накрыты столы: мы расходились в отпуск и перед ним как бы сами себе сдавали спектакль.

Работа шла муторно, музыка явно не дотягивала, конечно, в ней была пара запоминающихся тем, но этого мало для мюзикла. Обычно я работаю с мелодиями, которые люблю и которые меня вдохновляют. Скрупулезно разбираю каждое движение, стараюсь, чтобы оно соответствовало всем нюансам мелодии. Сотни произведений звучали у меня на катке, но всегда только те, что я сама выбирала. На этот раз все получилось иначе. Музыка меня не увлекала за собой. Я старалась не потерять форму, не потерять интерес к постановке, все время в какой-то степени искусственно поддерживала его у себя. Я жила одна в доме, не отвечала ни на какие телефонные звонки, любые события, не относящиеся к постановке, были у меня из жизни исключены. Я никуда не ходила, утром вставала и ехала на «Кристалл».

Как бы сказать помягче: музыка Эссексу не удалась. Конечно, он не Прокофьев и не Чайковский, но и не Уэббер. Не хочу сказать ничего плохого, но и хорошего сказать могу мало. Одни и те же темы повторялись у разных героев. Либретто (сколько бы мы его ни переделывали с Баранкиным, как Женя ни старался) более походило на киносценарий. Закупили шикарный свет, просто умопомрачительный. Жизнь предвещала грандиозную премьеру, причем мировую, и, честно сказать, все строилось из расчета на это событие. Я подготовила три состава, а в спектакле продумала каждую деталь, он получился технически очень сложным. Особенно для исполнительницы главной роли: она практически не покидала лед во время всего представления.

Мы прилетели в Лондон, и для первой репетиции нам зарезервировали самый большой зал, где обычно проходят знаменитые шоу. Премьеру назначили в королевском Альберт-холле. Перед тем как выйти на специально залитый для нас лед, мы неделю сидели в гостинице в Уимблдоне. В Альберт-холле работала лучшая английская компания по установке света. Она выстраивала его прямо при нас, в готовых декорациях, которые я первый раз увидела. Хотя до этого я встречалась с художником, но тогда передо мной на столе лежали эскизы. Художника по костюмам я отстояла своего — Нателлу Абдулаеву. Декорации были очень хороши, появились новшества, напоминающие оформление бродвейских мюзиклов. И, конечно, супертрюк — мною изобретенные полеты над льдом, когда вся труппа «летала» на веревках. Единственное, что мы не успели — как-то их украсить. Надо было заказать искусственные листья и оплести ими веревки, будто это ветви деревьев в саду, в котором появлялась Красавица. Сюжет порой ничем не походил на канонический, но по канве все равно разыгрывались традиционные «Красавица и Чудовище». Огромный двухчасовой балет я планировала прежде всего на Инну Волянскую с Алексеем Тихоновым, и они были прекрасны в главных ролях, но импресарио захотел, чтобы в первом спектакле танцевали Марина Пестова и Марат Акбаров. Их десятилетняя Анжела уже училась в Англии, Марат с Мариной жили у опекунов ребенка. Они катались замечательно, но, конечно, спектакль прежде всего строился на Инну и Лешу. Волянская выглядела настоящей Красавицей, какой я ее себе представляла. Импресарио попросил поменять ведущих артистов в последний день, и я страшно переживала, чуть с ума не сошла, не зная, как подобное объявить первой тройке. Тройке потому, что Инна с Лешей работали вместе с Илоной Мельниченко, в роли Злой Волшебницы. А Марат с Мариной объединялись с Ирой Жук.