Загадать желание - Ольга Кай

– Что скажем? – вертелся Ворша. – Что дома-то скажем?

– Ясно что, – сопел Матвей.

Он уже предвкушал, как будут чествовать его – героя, принесшего голову ненавистного змея. И уже почти придумал на редкость складный и правдоподобный рассказ про то, как он сам, в одиночку, с чудищем дрался. Приятелям отводилась роль зрителей, но Матвей знал, что те не станут возмущаться или спорить, признавая за ним право сильного…

…тело казалось тяжелым, чужим и совершенно не хотело двигаться. Перед глазами торчали зеленые стрелки травы, на один из стебельков забралась какая-то серая букашка, покачалась на нем, как на качельке и, плюхнувшись на землю, поползла дальше по своим делам. Валька долго лежал, прижавшись лицом к душистой от влаги земле, и не чувствовал ничего. Совсем. А потом появился в груди горячий комок, который все рос, рос, и когда жгучая боль охватила тело, захлестнула сознание, Валька не смог терпеть и закричал.

Вместо крика из горла вырывался какой-то хрип, но Валька этого не замечал. Судорожно сжимал кулаки, комкая попавшие под пальцы листья, кричал вот так, беззвучно, пока боль не отступила перед усталостью и, сжавшись, снова затаилась жгучим комочком в груди, где-то возле самого сердца.

Он все так же лежал неподвижно на дне оврага, но зато вернулась способность размышлять.

Вопросы: «где я?» и «почему?» в голову больше не приходили. В них не было смысла. Валька уже знал, что не проснется. Что вот эта действительность, где он оказался – не кошмар, от которого может избавить назойливый луч утреннего солнца и трескучий голос будильника. Вопросами: «куда идти?» и «что делать?» тоже не задавался. Пока. Он знал, что надо идти куда-то и делать что-то, но еще не мог и не хотел. И тогда, наблюдая, как уже новая букашка ползет по все тому же зеленому стебельку, именно тогда Валька понял, что умер. Что того девятиклассника Вальки больше нет на свете. А есть кто-то другой, неприятный и незнакомый.

Этот кто-то неизвестно зачем целую ночь отпиливал голову издохшего чудища круглой пряжкой, оставшейся от наряда змеевой невесты. От змеева ужина. Острая пряжка изрезала ладонь, и кровь из царапин смешивалась с темной змеевой кровью.

Этот кто-то обыскивал на рассвете пещеру, пытаясь найти хоть что-то полезное среди костей и досадуя, что змей ни разу не притащил на обед кого-нибудь, вооруженного хотя бы ножом – оружие бы сейчас пригодилось. Или кого-то из богатеев, чтобы можно было разжиться золотой безделушкой и хорошей обувью – продать после. Хотя обувь, придись она по размеру, оставил бы себе.

Этот кто-то заново учился говорить, учился радоваться чему-то, кроме удовлетворенного голода.

«Здесь у тебя будет другое имя, – нашептывал старый змей тому, кто был тогда еще Валькой из „9-Б“. – Сказать, какое?»

Валька отказывался слушать. Он еще хотел остаться собой, хотел вернуться обратно, домой, и забыть все случившееся, как дурной сон.

Но теперь Вальки не было. И через много-много дней, когда мрачный темноволосый парень с тяжелым взглядом нанимался на работу к скорняку на окраине Вереша, на вопрос: «Как тебя зовут?» – он, не задумываясь, ответил:

– Арис.

* * *

Что-то щекотало мне щеку. Просыпаться не хотелось, но надо же было посмотреть, кто это так глупо шутит. Может, Алинка щекочет меня кончиком светлой косы? Ух я ей!..

Осторожно глянув из-под ресниц, я увидела яркую зеленую поросль, невесть как пробившуюся сквозь наваленные на землю ветки. Листики едва заметно покачивались, стебли вились, вытягивались, все прочнее опутывая чьи-то расслабленные пальцы.

Едва сдержав испуганный возглас, я медленно поднялась. Арис лежал на ветках, правой рукой прикрыв глаза от надоедливых солнечных лучей. Левая рука была по локоть спрятана под пышной зеленью.

Алина еще спала. Леон, сидевший чуть поодаль, встал, подошел ближе. Тоже уставился на Ариса.

– Будить? – шепотом спросила я, чувствуя, что зубы вот-вот начнут выбивать дробь. – Или сами, осторожно…

Арис открыл глаза. Поглядел на наши ошеломленные лица, повернул голову. Несколько секунд смотрел неподвижно, как веселый вьюн тянется по плечу, потом осторожно убрал его двумя пальцами. Так же, почти бережно, попытался распутать другой стебелек – не получилось. Тогда Горыныч просто выдернул руку. Стебли порвались с сочным треском и упали жалкими клочьями.

Похоже, вчера нас с Алиной действительно вылечили от подступающей простуды, потому что чувствовали мы себя бодрыми и довольными. Подруга даже сказала, что с удовольствием искупалась бы, и Арис хмуро пообещал, что скоро ей такая возможность представится. Настроение Горыныча в это утро было испорчено, мы уж подумали, что он имеет в виду скорый дождь. Даже Леон с легким удивлением и беспокойством на небо посмотрел.

– Река неподалеку, – разъяснил Арис. – До обеда, может, и доберемся.

Но солнце уже стояло в зените, а речка все не показывалась. И поскольку я тоже загорелась идеей обеда на берегу с последующим купанием, то шли, не останавливаясь. Мы с Алиной отчего-то начали вспоминать свою прежнюю жизнь: детство, школу, университет, первые опыты работы, первые, немного смешные, свидания, друзей, родных, поездки на дачу и недельные путешествия к морю. Леон изредка спрашивал что-нибудь, но больше просто прислушивался. Наши рассказы порой казались ему небылицами, как нашим родителям – рассказы об этом мире. Только и Леону, и папе с мамой в небылицы эти приходилось верить.

Ариса мы не дергали – он шел, как всегда, позади, почти незаметный, даже шагов не слышно. Лишь однажды Алина решилась обратиться к нему и спросить, что он будет делать, когда вернется домой. Отвлеченный от собственных мыслей, Горыныч рассеянно переспросил: куда это – домой? Сообразив, что уж кому-кому, а ему спустя двенадцать лет возвращаться особенно некуда, ни подруга, ни я не нашлись, что сказать, и больше его в разговор не вовлекали.

Арис наши силы слегка переоценил. Прошло немало времени, когда, наконец, тропинка подвела нас к воде. Речка была неширокой, у берега местами густо рос камыш, в котором кто-то деловито шуршал – то ли ондатра, то ли выпь или дикая утка. У нашего берега красовалась зеленая группка абрикос-дичек с мелкими завязями плодов и пышная бузина, а на противоположном – старая шелковица, акации и тополя. Все такое родное, знакомое, словно ты не в другом мире, черт знает где между владениями Огненного Змея и Пустошью, а в небольшой, вдоль и поперек исхоженной рощице возле бабушкиной деревни.

Мы расположились на траве у самого берега, достали еду. Но больше, чем кушать, нас с Алинкой тянуло искупаться. Сперва хотели голышом, чтобы одежду не мочить – и так едва успевает сохнуть, но когда попросили мужчин отвернуться и не смотреть, Арис буркнул:

– Еще водяной утащит.

Предупреждение было воспринято серьезно, и убедило, что лучше плавать одетыми. В припасенных «на всякий пожарный» футболочках, которые не жалко было и позеленить в далеко не прозрачной воде, мы с подругой спустились к речке и забрались в воду. Леон, получив приглашение, тоже к нам присоединился.

Горыныч гордо восседал на берегу и смотрел на нас, как на маленьких кутят – пискливых и бестолковых. Сперва просто брызгались, плавали туда-сюда, ныряли, потом мы с Алинкой мыли волосы и снова плавали, ныряли… Солнце опускалось, под его лучами верхушки деревьев загорались расплавленным золотом. Яркие огненные блики падали на воду и прыгали по легкой ряби веселыми солнечными зайчиками.

Алина с Леоном затеяли игру в лова, а я выбралась на берег, села на сложенные штаны.

– Чего не купаешься? – обернулась к Арису.

Тот сбил щелчком травинку, нагло захлестнувшую голень, досадливо дернул уголком губ.

– Только воду вскаламутили, – проворчал.

А зря. Кто знает, может, после купания и настроение бы поднялось.

Влюбленные, похоже, наплавались. Подобрались к берегу, Леон вышел первый, подал Алине руку.

– Жень, а помнишь, мы к тебе на дачу ездили? – быстро переодевшись за кустами, подружка старательно выкручивала мокрую футболку. – Там такая же речка была – маленькая, дно скользкое. Я после купания еще дня два тину из волос вычесывала.

Леон спросил, что такое дача, мы объяснили ему, что это такой домик за городом, куда люди ездят на выходные – кто отдыхать, а кто – вкалывать, чтобы было чем питаться зимой. Правда, в моем случае дача была небольшим сельским домиком, лет десять назад доставшимся нам в наследство от бабушки. Пока бабушка была жива, я с удовольствием ездила к ней в гости и помогала по хозяйству. А после, когда нам с родителями пришлось самим заботиться и об огороде, и о доме, желание ездить в село пропало, потому что выходные превратились в сплошную каторгу, после которой болели и ноги, и спина. К счастью, последние годы мы могли себе позволить не столько заниматься огородом, сколько просто отдыхать на природе.