Вариант "И" - Владимир Михайлов

— Идем, Наташенька, — я предложил ей руку, и она охотно оперлась на нее.

Вечно твой чемодан мне мешает… — пожаловалась она.

— Это почти часть моего тела.

Она только пожала плечами. В буфете было немноголюдно. Я выбрал самый дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен «клопами», «жучками» и прочей живностью на молекулярных схемах.

Теперь можно. Что случилось?

Она непроизвольно глотнула.

— Старик погиб.

Не было сомнений, о каком старике шла речь, но все равно переспросил:

— Бэ-Ха? Она кивнула.

— Спокойно, — сказал я. — Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут рядом.

Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?

Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она подняла веки и улыбнула,.

— Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого…

— Как это произошло? Сбила машина? Она качнула головой.

— Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил по краю тротуара — держатся ближе к домам.

— Ты наблюдала за ним?

Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться. Он уже лет десять жил одиноко, жена умерла… Или нет, вспомнила: она осталась за границей, там, где было его последнее место работы: где-то в Южной Америке. Нашла там кого-то, как поняла. Вообще он не любил об этом говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общается; да в Москве и нет никого из них.

— Хорошо. Что же случилось?

— Я сама не видела. Но говорили, снайпер подстрелил его возле дома.

— Кто говорил?

— Ну, там на улице и в квартире была уже мипиция… А может быть, и не милиция или не только она: большинство было в штатском.

— Когда это произошло?

— Где-то за полчаса до моего приезда.

— Его принесли домой?

— Нет, конечно. Говорят, увезли — наверное, больницу или сразу в морг, не знаю.

— Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной…

— О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон — в самом начале, как это обычно делается.

— Какая записная книжка? Обычная, электронная.

— Где она сейчас?

— Осталась у них, наверное.

— Жаль. Хотя тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с тобой обошлись?

— Можно сказать — вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и зачем пришла… Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробного допроса. Попросили никуда не уезжать.

— Чем еще интересовались?

— Ну, есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его знакомых, кого встречала у него — все такое.

— Что ты ответила?

— Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не оставалось.

— Но у тебя же что-то сохранилось? Сама говорила.

— Н-ну… На самом деле почти все отработанные кассеты оставались у меня. Он просто о них не спрашивал — может быть, кое-что забывал. Все-таки возраст.

— Почему ты не сказала им об этом?

— Просто в тот миг вылетело из головы. Наверное, я слишком была напугана…

— А сейчас где последние материалы — у тебя с собой?

— Нет. Тогда они отобрали бы.

— Тебя обыскивали?

— Я бы не сказала. Но попросили открыть сумку — А о том, что работаешь у меня, ты им сказала?

— А нужно было?

— Нет.

— Мне тоже так подумалось.

— Хорошо. Значит — снайпер… Когда сбивает машина, это еще можно при желании объяснить случайностью, о точном выстреле этого не скажешь.

Хорошо, Наташенька. Теперь исчезнем отсюда.

— Знаешь, мне все-таки немного страшно.

— Я не собираюсь отпускать тебя одну куда б то ни было. А где у тебя дома все эти кассеты? — Лежат кое-где…

— Я не видел.

— Ты что — обыскивал квартиру?

— Нет, разумеется, — соврал я.

— Значит, и не мог увидеть.

— Тайник?

Наташа пожала плечами:

— Знаешь, в нашей непредсказуемой жизни.. Об этом еще мама позаботилась.

— Да, действительно. Я-то думал, что в Москве все уже тихо-мирно. А тут — словно полвека назад…

— Нет, не совсем так, конечно. Но и не так, как было, говорят, в старые времена, когда на улицах не стреляли.

— А я ведь тебя спрашивал насчет надежного местечка для моих записей.

Почему ты скрыла?

— Тогда? Не стану же я рассказывать первому встречному…

— Я, значит, первый встречный?

— Тогда был. Ну, не совсем — но все же почти. Надо же было сперва хоть немного разобраться в тебе.

— И как? С успехом?

— Ты что думаешь — я ложусь в постель со всяким желающим?

Кажется, она собиралась всерьез рассердиться.

— Извини. Между прочим, я тоже довольно давно перестал заваливать каждую желающую девицу, будь она сколько угодно пригожей. Но по этому доводу мы как-нибудь проведем научно-практическую конференцию. А сейчас — последний срок встать на крыло.

— И куда полетим?

— Сперва к тебе.

— Не опасно?

— Не очень — уже потому, что мы ждем опасности.

— Ты хочешь забрать записи?

— Не знаю. Если твой тайник надежен — наоборот, подложу и свои. В противном случае — заберем все и направимся в универсальное убежище.

— Такое существует?

— Была прежде такая традиция, — сказал я, — храм Божий является убежищем для всякого, кто нуждается в защите, и в его стенах никакое насилие невозможно.

— Хорошая традиция, — сказала она серьезно.

— Согласен. Но, к сожалению, хорошие традиции далеко не так долговечны, как плохие.

— Мы на самом деле собираемся в церковь?

— Да, но для работы. Там нас ждет очередное интервью.

— Любопытно…

— Там увидим. Пошли.

Я и на этот раз не забыл проверить машину. Но мои оппоненты, видимо, уже поняли, что ко мне таким путем не подобраться. Пора бы им усвоить то же самое и в отношении Наташиной квартиры. Пока же — увы. Упрямые подонки — иного заключения я не мог сделать, убедившись в том, что кто-то опять примерялся ко входной двери и на этот раз уже более квалифицированно: пытался нейтрализовать мою подстраховку, и достаточно деликатно. Видимо, противной стороне было уже известно, чем рискует неосторожный: его найдут крепко спящим, как в своей постельке, и надолго обездвиженным. Но на деликатное обращение прибор не реагирует; он откликается только на правильное обращение. Мы вошли, и я сказал:

— И все же осмотрись внимательно — все в порядке?

Наташа, впрочем, занялась этим, не дожидаясь моего совета. Вскоре из кухни донесся ее голос:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});