Коптский крест - Борис Батыршин

Выглядели эти двое и правда необычно. Если первый был одет, как вполне солидный господин – в светлый габардиновый макинтош, при трости и шляпе, – то второй смотрелся нелепо – в короткой, несерьезной и какой-то блестящей куртке, вызывающе-оранжевого цвета, с шутовской круглой шапочкой с длинным козырьком на голове, он выделялся на улицах Москвы, как белая ворона. Шутовски одетый господин что-то втолковывал собеседнику, энергично размахивая руками. Тот внимательно слушал, изредка кивая. При этом господин в нелепом платье ухитрялся еще и озираться по сторонам, глазея на все подряд – на проезжающего мимо извозчика, на церковь, на бакалейную лавку на углу, на стайку мальчишек, играющих в подворотне в свайку…

– Ну, Олегыч, слов нет. А я, признаться, решил что ты… того. Ну. Когда начал мне про путешествие в прошлое рассказывать. Ну все, думаю, съехал мужик с катушек – сейчас надо будет, по тихому, укольчик поставить и не спеша, в клинику…

– Да я все понимаю, – усмехнулся Олег Иванович. – Я и сам, признаться, как увидел, все гадал, что это – галлюцинации или белочка пришла? Хотя вроде я особо не злоупотребляю. Как тебе коньячок, кстати?

– Еще спрашиваешь! – причмокнул собеседник. – Курвуазье, 1865 года. Вот уважил, так уважил!

Каретников был известен среди друзей-реконструкторов как великий знаток и ценитель коньяков.

– Да, брат, Шустовского[141] уж извини, еще нет. Его только в следующем году делать начнут.

– Ну ничего, Олегыч, этот тоже – нектар. Но вот что я тебе скажу – не расколись ты до донышка, хрен бы тебе коньяк помог!

Каретников встретил приятеля весьма неприветливо. Не получив с утра после визита к загадочному больному обещанных координат доктора, Каретников пытался самостоятельно выяснить судьбу мальчика – и с немалым удивлением узнал, что дом, куда он приезжал вчера ночью, вообще числится нежилым; в нем располагаются офисы десятка фирмочек и местная озеленительная контора, а вот никаких квартир там отродясь не было. Придя в совершеннейшую ярость, Каретников принялся названивать Олегу Ивановичу – и, дозвонившись, закатил приятелю грандиозный скандал. Семенов кое-как успокоил разъяренного доктора, пообещав никак не позже сегодняшнего вечера приехать и все объяснить. Он даже подготовил длинную, путаную речь, прихватив для смягчения неумолимого оппонента, Олег Иванович запасся тремя бутылками самого лучшего коньяка, который смог только отыскать в Москве.

Однако, чем ближе подъезжал Семенов к дому своего знакомого-педиатра, тем больше сомневался. Еще и суток не прошло после идиотской истории с Никоновым, когда Олег Иванович, сломя голову, метался по переулкам вокруг Курского вокзала, пытаясь отыскать беглого лейтенанта; еще не успела улечься досада на самого себя и острое сожаление о том, что не хватило мужества сказать въедливому лейтенанту правду и – как знать? – заполучить тем самым бесценного союзника. И вот теперь Семенов ясно понимал, что может повторить прежнюю ошибку – только результат будет совсем уже непоправимым.

А потому, переждав первый взрыв возмущения Каретникова, Олег Иванович прямо заявил старому приятелю: «Макар, извини, я понимаю, поверить в это почти невозможно. Но – в тот раз мы с тобой побывали в самом что ни на есть настоящем прошлом, и мальчик, которого ты пользовал, родился на самом деле в 1873-м году, за 2 года до начала Балканской войны. Можешь орать на меня сколько угодно, но если хочешь убедиться, что я не морочу тебе голову – пошли, я немедленно приведу тебе самые убедительные доказательства».

И вот теперь двое приятелей шагали по Москве 1885 года. Каретников озирался, все еще не веря своим глазам, а Олег Иванович устало думал – что вот, опять он не смог предусмотреть все, что надо было, заранее… а уж чего было проще – предложить приятелю зайти к ним в квартиру – в ЭТУ квартиру, на ЭТОЙ стороне – и привести себя в надлежащий вид! Благо, сложением мужчины напоминали друг друга, и Каретникову вполне подошла бы сюртучная пара спутника.

– Вот что, Макар, давай-ка поедем куда-нибудь, посидим, поговорим, – прервал наконец Семенов восторги друга. – А то, право слово, на нас уже извозчичьи лошади оборачиваются.

Самыми известными из московских трактиров с русской кухней, еще с царствования Николая 1-го, были: «Саратов», трактир Гурина и два Егоровских. Но в 1868-м году приказчик Гурина, Тестов, перекупил одно из Егоровских заведений; на стене нового, роскошно, по тому времени отделанного дома, появилась вывеска с аршинными буквами: «Большой Патрикеевский трактир». А внизу, эдак неприметно: «И. Я. Тестов». Позже к вывеске прибавились герб и надпись: «Поставщик высочайшего двора». Публику Тестов потчевал русским столом. И петербургская знать, и даже великие князья, случалось, являлись из северной столицы, чтобы откушать тестовского поросенка, ракового супа с расстегаями и знаменитой на обе столицы гурьевской каши – сам владелец трактира непременно рассказывал почетным гостям, что каша эта никакого отношения общего к конкуренту его, Гурьинскому трактиру не имела, а была изобретена неким Гурьевым.

Вот у этого знаменитейшего на всю Москву заведения и высадила пролетка Олега Ивановича с его гостем. Горячий сезон у Тестова начинался обычно в августе, когда помещики со всей России свозили своих отпрысков в Московские учебные заведения. Считалось прилично напоследок отобедать с детьми у Тестова или, в том же «Саратове». Теперь же, в начале июля, публики в кабинетах было немного; пустовали и две огромные залы, где многие первостатейные московские купцы имели свои столы, которые до условленного, всем известного часа, никем не занимались. Так что приятели последовали в один из кабинетов по правую сторону залы; Каретников озирался несколько затравленно, явно стесняясь своей неуместно яркой ветровки и бейсболки.

Встретил их солидных лет половой, натуральный патриарх своего цеха: в белоснежной рубахе, с бородой чуть ли не белее льна, он выжидательно замер пред гостями, украдкой шепнув что-то подручным мальчишкам-половым;

– Так что, чего желаете-с, господа? Балычок давеча подвезли, с Дону. Янтарный, прямо просвечивает! С самого Кучугура. Так степным ветерком и тянет…

Олег Иванович с иронией глянул на обалдевшего от такого приёма Каретникова – наверное, оба приятеля вспомнили бессмертный булгаковский балык у «Грибоедова», и расхохотались. Прежнюю натянутость как рукой сняло:

– А вели-ка нам графинчик водочки… и закуски – чтоб было на что посмотреть. И не забудь еще белорыбки с огурчиком…

Седовласый мэтр понятливо кивнул:

– Прямо манность небесная, господа, а не белорыбка-с. Икорка еще имеется, белужья, парная… Паюсная, если пожелаете ачуевская; калачики есть чуевские, поросенок с хренком…

– Ну ладно-ладно, уж хватит искушать, поди там… Нам тут с коллегой поговорить надо. Так что уж устрой, друг любезный, чтобы подали нам закуски поскорее, да и не беспокоили с полчасика – а там уж можно и поросеночка. Да смотри мне, чтобы розовенького, корочку водкой пусть смочат, чтоб хрустела!

– Да ты, Олегыч, я вижу, тут уже вполне освоился? – усмехнулся Каретников. – Небось, не в первый раз тут чревоугодию предаешься? Смотри, в седло сам не залезешь…

– А то! – подтвердил Семенов. Небось, не «МакДональдс», и даже не «Дрова». У нас, знаешь ли, такого – ни в одном ресторане.

– Верно, – согласно кивнул врач. – Поверишь – я все не могу отделаться, что попал в «Москву с москвичами» Гиляровского.

– Чудак, так ты же в нее и попал! – усмехнулся Олег Иванович. – Ты вокруг себя-то посмотри – сидишь в ТОМ САМОМ тестовском трактире, ждешь, когда половой – не официант, заметь! Настоящий, ярославский половой! – принесет тебе ТОГО САМОГО поросенка с хреном! А еще и о сходстве, понимаешь, рассуждает! Хочешь, для полноты ощущений, скажем принести кулебяку байдаковскую, на 12 слоев? Нет, брат, тут все «а натюрель»!

– Ну да, ну да, – протянул, озираясь, Каретников. Только ты мне вот что скажи, дружище – ты что же, вот так тут и сибаритствуешь? А как насчет великих целей?

– Да, ты понимаешь, с целями такое дело… – начал, было, оправдываться Олег Иванович, но затем решительно пресек провокацию: – Слушай, давай-ка сначала водки выпьем и закусим, а уж там я тебе все обстоятельно изложу. И не налегай особо, даже под такую закуску – тебе еще много предстоит узнать… если захочешь, конечно.

Глава сорок пятая

Ольга с Романом сидели на кухне. За окном темнело; в соседней комнате спал Никонов. Ольга, закончив шить рану, сделала ему укол успокоительного, и, непривычный к лекарственной химии организм лейтенанта, отреагировал мгновенно – через 5 минут он уже спал на софе, едва успев сбросить штиблеты.

Здраво обсудив ситуацию, в травмпункт решено было не ехать, и Ольга, только вчера сдавшая последний экзамен за 3-й курс высшего сестринского факультета 1-го Московского меда, решила наложить швы сама – дело для будущей операционной сестры нехитрое.