22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война - Марк Солонин

После того как 8-й МК вынужден был потратить четыре дня на бессмысленные марши, командование фронта потребовало начать немедленное наступление — но не на Дубно, а от Брод на Берестечко. Выбор направления удара по меньшей мере странный. Даже на карте автомобильных дорог Украины 2002 года между этими городами невозможно обнаружить ни одной приличной дороги. Местность покрыта лесом со множеством мелких речушек. А от Брод на Дубно идет главная магистраль, идет по совершенно открытой местности — ни одного «зеленого» пятна на карте.

Корпусу пришлось начать атаку без рекогносцировки, без серьезной разведки противника, без артподготовки. От обещанной авиадивизии в небе до конца дня так и не появилось ни одной эскадрильи. Фактически развернутые левее полосы наступления мехкорпуса две стрелковые дивизии (139-я и 141-я), как пишет Попель, «и слыхом не слыхали о наступлении корпуса. А могли бы очень помочь».

И тем не менее — «против лома нет приема». Несмотря на всю безобразную подготовку и организацию наступления, 26 июня 8-й МК достиг серьезного успеха.

12-я танковая дивизия генерал-майора Т.А. Мишанина при поддержке артиллерии и мотопехоты преодолела заболоченную местность и к 11 часам утра форсировала речку Слоновку. К 16 часам в ожесточенном бою 24-й танковый полк этой дивизии захватил селение Лешнев (20 км к северу от Брод). У Лешнева произошел и первый танковый бой. Попель описывает его так:

«...немецких танков перед нами что-то около пятидесяти... Танки (это теперь видно) средние — PZ-III и PZ-IV...»

Эти цифры, разумеется, сильно преувеличены. В немецкой 11 -й танковой дивизии до начала боевых действий было всего 67 таких танков. Потом были потери в бою 23 июня у Радехова, не обошлось без потерь и при прорыве от Радехова на Дубно. Днем 26 июня 11-я тд частью сил вела бой севернее Дубно с 19-м МК, одновременно с этим начинала выдвижения на восток, из Дубно на Острог. Так что встретиться с танками 8-й МК у Лешнева (50 км западнее Дубно) могла только небольшая группа немецких танков.

Как бы то ни было, из воспоминаний Попеля следует, что немногие уцелевшие немецкие танки вынуждены были спасаться бегством:

«...немцы дрогнули и под прикрытием взвода PZ-IV пустились наутек. Бежали откровенно, беспомощно, трусливо... Наши KB потрясли воображение гитлеровцев...»

Наступавшая на правом фланге 8-го мехкорпуса 34-я тд полковника И.В. Васильева к исходу дня 26 июня заняла местечко Хотын (25 км севернее Брод) и вышла на дорогу Берестечко — Кременец. До Берестечка оставалось менее 15 км. Части 34-й танковой дивизии уничтожили три мотоциклетных батальона, 10 танков и 12 орудий, захватили в плен более 200 солдат и офицеров 48-го танкового корпуса вермахта [105].

Казалось бы, еще немного — и наметившийся успех можно было превратить в прорыв оперативного масштаба.

И это отнюдь не дилетантские прожекты. Генерал Рябышев в своих послевоенных мемуарах пишет:

«Отправляя в штаб фронта донесение об успешных действиях корпуса, я полагал, что командующий примет решение развить успех корпуса, разгромить врага и отбросить его к границе...» [113] Стоит отметить и тот отрадный факт, что успех был достигнут ценой минимальных потерь боевой техники: 12-я танковая дивизия потеряла в бою 8 танков, еще 2 завязли в болотах, потери 34-й тд составили всего 5 танков [166].

Дело было за «малым» — добиться, наконец, активных действий от мечущегося по лесам 15-го мехкорпуса, наладить взаимодействие с пехотой и артиллерией, прикрыть наступающие танки с воздуха — и тогда спасти немцев от разгрома могло только чудо.

Чудеса иногда случаются. Чаще всего их делают сами люди. Помните, как в книжках про стародавние времена пишут: положил преступник голову на плаху, взмахнул палач топором — а тут как раз и скачет гонец с указом «нашего доброго короля» о помиловании...

Так вот, если «преступник» — это немецкие захватчики, «плаха» — это Дубно, «топор» — это мехкорпуса Красной Армии, то кто же тогда выступил в роли «доброго короля»?

Командующий

В описании Н.К. Попеля события разворачивались

так:

«...в землянку (командный пункт 34-й тд полковника Васильева. — М.С.) ввалился Оксен (начальник контрразведки корпуса. — М.С). Едва поздоровавшись, не извинившись, что было несвойственно уравновешенному, неизменно вежливому разведчику, он подошел ко мне.

— В тылах дивизии задержано шестеро красноармейцев. Они утверждают, что дивизия Мишанина (12-я тд. — М.С.) быстро отступает, два генерала сдались в плен... Божатся, что отход дивизии видели своими глазами, а о пленении генералов знают со слов. Дивизия, если им верить, стадом отходит через лес на юг...»

Установить радиосвязь ни со штабом корпуса, ни с КП танковой дивизии Мишанина не удалось. Рации молчали. Крайне встревоженный Попель бросился на танке Т-34 через пылающий после многократных дневных бомбардировок хвойный лес к Бродам. Но в лесу на восточной окраине города, на том месте, где днем располагался штаб корпуса, уже никого не было:

«...Ни души. Пустые землянки. Ветер лениво гоняет обрывки бумаг...»

Вскоре на лесную поляну выехала машина заместителя начальника разведки корпуса майора Петренко. Он также подтвердил достоверность невероятных сообщений:

«...дивизия Мишанина ушла с передовой... По дороге несколько раз натыкались на мишанинских бойцов. Бредут как попало. Командиров не видно... Уверяют, что генерал Мишанин приказал отступать на Броды, а сам вместе с командиром корпуса сдался в плен...»

Жанр этой книги — документальное историческое исследование, а не криминальное чтиво. Поэтому не будем дальше интриговать читателя, тем более что ничего загадочного и не произошло. Никаких Х-лучей, никаких немецких десантов, никаких землетрясений в заболоченном лесу — просто 8-й мехкорпус в очередной раз накрыла «ударная волна» от очередного безумного приказа командования Юго-Западного фронта.

Маршал Баграмян в своих мемуарах с гордостью сообщает: «В штабе фронта не чувствовалось и тени растерянности!»

Не будем спорить. Поверим на слово. Растерянности — не было.

Всего остального — связи, разведки, достоверной информации о состоянии своих войск и войск противника, твердости и последовательности в принятии решений — тоже не было.

Вечером 26 июня на основании панических слухов (которые неизбежно, как вши на заключенном в концлагере, заводятся в тылу деморализованной армии) в штабе Ю-3. ф. пришли к выводу, что начавшийся утром контрудар уже закончился неудачей. Оперативная сводка штаба ЮЗФ № 09 от 26.06.1941 г. сообщала: «8-й мехкорпус в 9.01 26 июня нерешительно атаковал мехчасти противника т района Броды и... остановлен противником в исходном (?!? — М.С.) для атаки районе...»

Уже эта оценка ситуации, принятая в то самое время, когда 19-й и 8-й мехкорпуса с двух сторон гнали изрядно потрепанных немцев к Дубно, была совершенно не адекватна реальности.

Ну а решение, принятое на основании такой оценки, было совсем уже странным.

«Слово взял начальник штаба фронта, — вспоминав! Баграмян. — Его мысль сводилась к тому, что... надо подходящие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить на линии Дубно — Кременец — Золочев с задачей упорной обороной задержать врага. Механизированные корпусе отвести за этот рубеж» [110].

Где тут логика, где следы здравого смысла? Если даже исходить из того, что мехкорпуса фронта, все еще располагавшие к тому времени полутора тысячами танков, оказались неспособны разгромить врага или, по крайней мере, задержать его продвижение, то какие же были основания надеяться на то, что два стрелковых корпуса смогу справиться с такой задачей?

Неужели в штабе фронта еще не знали, что стрелковые дивизии, укомплектованные в значительной части призывниками из западных областей Украины, разбегаются толпами после первых же выстрелов? И как можно ставить задачу «отвести за этот рубеж», когда никакого оборудованного оборонительного рубежа на линии Дубно — Кременец — Золочев еще и в помине не было, а пехота 36-го и 37-го стрелковых корпусов в этот район еще только-только выходила?

Примечательно, что и Г.К. Жуков (начальник Генерального штаба и полномочный представитель Ставки на Юго-Западном фронте) прямо предупреждал против такого решения:

«...узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно — Кременец — Новый Почаюв, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона фронта.

— Коль наносить удар, то всеми силами!

...Перед тем как улететь 26 июня в Москву, Г.К. Жуков еще раз потребовал от Кирпоноса собрать все, что возможно, для решительного контрудара...» [110]

Полная несостоятельность принятого вечером 26 июня решения (которое Баграмян даже в своих послевоенных мемуарах без тени смущения называет «наиболее отвечающим изменившейся обстановке оперативным решением») выявилась уже через несколько часов, утром 27 июня.