Балдежный критерий - Уильям Тенн

— Ладно, вы виноваты, и я прощаю вас. — Шлестертрап отмахнулся от моих объяснений. — И все же, верите ли вы в жизнь после смерти?

— Нет, абсолютно не верим, — принялся я неторопливо объяснять, — потому что никто еще из плуков не возвращался оттуда, чтобы убедить нас в обратном. Однако из-за трудностей и невзгод, испытываемых нами в этой жизни, и из-за ее унизительной быстротечности нам приятно думать, что у нас будет по крайней мере еще одно, дополнительное существование. Так что это, скорее, не вера, а упование.

— Надо признать, что для животного, не имеющего легких, вы довольно говорливы. И в чем же заключается это ваше упование?

— В том, что после смерти мы окажемся на бескрайней земле с небольшими морями, болотами и горами. Земле, где повсеместно растут розовые сочные травы. Земле, где, куда бы ни взглянул оптический орган, он не увидит никого, кроме плуков.

— И?

— Больше ничего. Это и есть наше упование: попасть когда-нибудь, в этой ли или в следующей жизни, туда, где, кроме плуков, никого нет. Вы же понимаете, что плуки — единственные существа, которые, вне всякого сомнения, не едят других плуков. Мы чувствуем, что обрели бы тогда счастье.

— Этого недостаточно даже для одноразовой халтуры. Вот если бы вы, например, верили в бога, который требовал бы от вас жертвоприношения… Но, по-моему, в вашей жизни все и так запутано. Идите и смотрите стерео, а я что-нибудь придумаю.

Очутившись в демонстрационном зале, я вполз в кресло, придвинутое мне роботом, и принялся наблюдать за ним и его помощниками: они вставляли какие-то блестящие цветные полоски в пять продолговатых, напоминающих мленба предметов, прикрепленных к стенам и потолку. Сейчас я, разумеется, уже знаю, что означают термины «фильм» и «проектор», но в тот момент мне все казалось таким новым, странным и удивительным, что я целиком обратился в зрение и слух.

Каким несметным количеством вещей владеют люди, просто поразительно! Их способы записи информации настолько многочисленны и разнообразны: книги, стерео, писчая бумага… да всего и не перечислишь! Я просто убежден, что физическая память людей при таком стремительном росте эволюции уже давно переполнилась и атрофировалась и что вскоре ей на смену придет специальная клавишная аппаратура, непосредственно подключаемая к мыслительному процессу. Им нет нужды постоянно держать в головах Книги Чисел или запоминать девятитысячелетнюю историю расы, постоянно просматривать и прорабатывать ее, извлекая уроки из давным-давно происшедших событий и примеривая их к современным проблемам. Величественные человеческие возможности сводят мой разум с ума.

Внезапно в помещении потемнело, и крошечное белое пятнышко растянулось в полноцветное изображение, сопровождавшееся полноценными звуками и воздействовавшее на органы обоняния и осязания. Единственное, что меня удивило, отчего люди, монтировавшие стерео, не сымитировали заодно уж атмосферное давление и совершенно проигнорировали ощущения вкуса. Хотя я понимал, что, в принципе, развитое обоняние способно вызывать вкусовые переживания, и достаточно восприимчивый индивидуум вполне бы этим удовлетворился. Что касается полноцветности, то земляне, пользуясь лишь тремя цветами из существующих девяти, по-видимому, поступают так исключительно ради простоты, так что, наверное, унылые и однообразные сочетания синего, красного и желтого — результат простой договоренности.

Когда появившиеся на экране человеческие персонажи принялись демонстрировать передо мной свою жизнь, я стал понимать, что Хоган Шлестертрап имел в виду под «сюжетом». Сюжет — это история об одном или нескольких индивидуумах в определенной культурной среде. Я недоумевал, каким образом Шлестертрап собирается выстроить фабулу, опираясь на примитивную жизнь плуков; ведь он нас почти не знал. Мне и невдомек тогда было, сколь поразительно людское воображение. История, которая разворачивалась передо мной в этот и без того перенасыщенный впечатлениями день, первый день нашей цивилизации, касалась двух полов, по одному представителю от каждого. Главного героя, мужчину, звали Луи Трескот, а девушку играла Бетина Брамвел.

Сюжет сводился к упорным попыткам Бетины Брамвел и Луи Трескота встретиться и отложить яйца. Многочисленные трудности и проблемы подстерегали пару на каждом шагу, но, преодолев наконец все препятствия, герои соединились и подготовились к размножению.

Вероятно, по недосмотру сюжет завершился прежде, чем яйца были отложены; не покидало, правда, чувство твердой уверенности, что акт таки произойдет.

На этом фильм завершился. Экран запестрел от ярких красок, раздались непонятные оглушительные звуки, называемые у людей музыкой, наконец краски потухли, и все исчезло. В зале зажегся свет, и роботы занялись проекторами. Я возвратился к Шлестертрапу, впечатленный новыми знаниями.

— Отлично, — сказал он, — Вполне приемлемо, даже учитывая расходы. Послушайте, у меня созрела идея вашего стерео, может, несколько сумбурная, но тем не менее. Итак, скажите мне, какого животного вы, жуки, боитесь больше всего?

— Ну, в Сезон Двенадцати Ураганов стринтов и засасывающих плющей, так как именно они наносят в это время колоссальный урон нашей расе. В периоды действия других опасных циклонов — в первую очередь, трицефалопов, бринозавров и гридников…

— Не нужно сообщать мне про все ваши трудности. Отвечайте конкретно: кого вы боитесь больше всего на данный момент?

Я основательно задумался. Поставленный в таком виде вопрос давал мне пищу для размышлений дня на два, не меньше, но, учитывая, что Великий Цивилизатор беспокойно переминался с ноги на ногу, я не стал злоупотреблять его терпением. Необходимо было немедленно отвечать, и, вероятно, тут я и совершил ошибку, отпрыски мои. Но примите во внимание, что, задумайся я над ответом несколько дольше, нам, возможно, так никогда бы и не пришлось получить хоть какую-нибудь пользу от цивилизации.

— Гигантских пятнистых змей. Их боятся, правда, только нзреды, мленбы, флины и блэпы. Гууров в настоящий момент едят исключительно трицефалопы, а сробов…

— Прекрасно. Пятнистые змеи, говорите. Давайте пройдем на смотровую площадку, и вы мне их покажете.

Помещение оказалось тем самым отсеком, через который я попал в жилище. Я вытянул свои оптические щупальца и приник к прозрачной крыше.

— Вот она, прямо надо мной, уже почти заглотила какого-то додла, и ее атакуют гридники и засасывающий плющ.

Шлестертрап посмотрел наверх и вздрогнул. Заметив нас, твари заскреблись по обшивке еще яростнее, не переставая, однако, дожевывать то, что уже попало им в пасть. Засасывающий плющ оттаскивал пятнистую змею прочь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});