Вечная любовь (Бессмертие любви) - Чарлин Кросс

Грэхам замучил Пэкстона вопросами. Они все так волновались за судьбы Пэкстона и Аланы! Кроме того, Грэхам рассказал о том, что не мог переправиться на тот берег реки, чтобы начать поиски. Слушая рыцаря вполуха, Пэкстон неотрывно смотрел вслед жене.

Поднимаясь по склону, она чуть покачивала бедрами. Вспомнив происшедшее на лесной поляне, Пэкстон почувствовал возбуждение. Для него вовсе не было неожиданностью сильное желание незамедлительно повторить все то, что уже один раз произошло. Он жаждал вновь насладиться совместным экстазом близости.

Но ему хотелось еще большего…

— Извини меня, Грэхам, — произнес он, прерывая друга на полуслове, после чего повернулся и пошел вверх по тропинке к крепости. — Я позднее объясню и расскажу все, что с нами произошло. Сейчас же я больше всего хочу побыть с женой.

Стоя возле деревянной бадьи, притихшая Алана смотрела, как Пэкстон со вздохом погружается в горячую воду. Нырнув с головой, он через секунду вынырнул, вымыл чисто выбритое лицо и затем пригладил волосы — от бровей до затылка.

Пока он наслаждался ванной, прикрыв глаза и откинув голову на край бадьи, Алана тихонько покусывала нижнюю губу.

Опять… опять она солгала ему.

Подумала так и сама же поправила себя.

Не солгала в прямом смысле, просто когда он спросил, почему она убежала, сказала ему лишь часть правды.

Действительно, то, что произошло между ними, напугало Алану. Однако главным образом она испугалась влюбиться в него, потому и удрала в лес. Это было главным. Это и еще то, что она опасалась, как бы он не узнал правду относительно гибели Гилберта.

Конечно, она сглупила, отправившись к Рису. Но еще большей глупостью с ее стороны было полагать, что Пэкстон не пойдет на поиски. Она ведь была его женой, его собственностью — по крайней мере, согласно церковным предписаниям и закону его короля. Поэтому он сразу кинулся в погоню.

Глядя сейчас на его темные волосы, на то, как с них стекают капли воды и падают на пол, она раздумывала о том, что он ожидает от нее в следующий раз.

— Сладкая моя, — сказал он, поднимая руку с бортика бадьи и приглашая Алану подойти, — приди и помой своего мужа, как надлежит доброй супруге.

Сердце Аланы сильно забилось. Неужели же он умеет читать ее мысли? Она чуть помедлила, затем подошла к нему. Было бы только справделиво откликнуться на просьбу Пэкстона. Ведь ему довелось столько пережить по ее вине.

Возле ванны она опустилась на чуть дрожащие колени, закатала рукава платья. Взяв со стола губку, она отжала воду, затем посмотрела на Пэкстона.

Глаза его были прикрыты, а голова покоилась на краю ванны. Сейчас, однако, ее внимание привлекли кровоподтеки и царапины на лице, которые сейчас, после того как он побрился, стали еще заметнее.

Сердце Аланы разрывалось от сострадания. О, что ему пришлось вынести из-за нее! Хотя она и понимала, что все могло кончиться куда хуже. Хорошо еще, что Пэкстона не убили.

Она осторожно провела губкой по лбу Пэкстона, затем — еще более нежно — по прикрытым века. Провела по прямому его носу, затем коснулась той щеки, на которой было больше кровоподтеков. Алана прикоснулась к его губам, постаравшись при этом не задеть раны в углу рта, потом к подбородку и к другой щеке.

— Ты так со мной обращаешься, как будто я новорожденный младенец, — сказал Пэкстон и открыл глаза. — Боишься, что от более сильного прикосновения я рассыплюсь на части?

Его голубые глаза пленительно смотрели на нее, и у Аланы перехватило дыхание. И вновь у нее возникло то самое странное ощущение, когда где-то внутри делается горячо и влажно.

— Нет. — Ее нервы трепетали от нахлынувшего возбуждения. Посмотрев на воду, она вновь окунула губку. — Просто я стараюсь все делать осторожно, чтобы не причинить тебе боли. Ведь именно по моей вине ты получил все эти раны. Если бы ты решил даже наказать меня за это, я не сопротивлялась и не роптала бы.

Она потупилась и потому не заметила улыбки, тронувшей губы Пэкстона.

— Стало быть, ты признаешь, что у меня есть все основания, чтобы наказать тебя?

До этой самой минуты Алану даже удивляло, что Пэкстон не упрекал ее за все, что с ними случилось по ее вине. На его месте Гилберт давно бы уже принялся выговаривать ей за ее глупость, придумал бы, как ее следует наказать.

— Да, — беззвучно, одним лишь наклоном головы ответила Алана. — Ты ведь мой супруг. Это твое право.

— И какое же, на твой взгляд, наказание будет сейчас наиболее подходящим?

Она пожала плечами.

— Тебе решать.

Пэкстон сел попрямее в ванне.

— Пока ты меня моешь, жена, я буду раздумывать, какое именно наказание будет для тебя самым подходящим. А теперь пошевеливайся.

Алана намылила губку, затем начала мыть Пэкстона. Начав с шеи, она намылила его широкие плечи, затем мускулистые руки, потом вымыла его волосатую грудь. При этом она старалась не задеть глубокий порез, оставленный клинком меча Риса. Закончив с этими частями тела, она обошла ванну и принялась мыть спину.

Все это время она старалась не думать о том, какое у Пэкстона восхитительно красивое тело. Однако все ее старания оказались сейчас напрасными. Из головы у нее не выходил вид обнаженного Пэкстона там, на лесной поляне.

Она вспомнила, каким он был, как дрожали от напряжения мускулы его рук, когда он старался удерживать свой торс на весу. Вспоминала, как билась жилка у него на горле — билась тем сильнее, чем больше возрастало его возбуждение. Вспоминала, как жуткая гримаса исказила его прекрасные черты, словно агония, когда Пэкстон выплеснул ей в лоно свое семя.

Затем наступил короткий момент, когда на лице Пэкстона обозначилось крайнее изумление.

Казалось, во всю свою жизнь ему никогда не доводилось испытывать столь полного и глубокого удовольствия.

Алана понимала, что он вновь придет к ней, ожидая, что она не будет ему в этом препятствовать. Это было таким же его неотъемлемым правом, как и право наказать свою жену.

Неужели у нее нет иного выбора, кроме как вечно уступать ему? Ведь так же точно было и с Гилбертом. Неужели Пэкстон будет использовать ее тело всякий раз для удовлетворения своих преходящих желаний? Хотя, конечно же, была одна очень существенная разница между двумя мужчинами. Гилберт вызывал у нее чувство непреодолимого отвращения. Что же касается Пэкстона, то ему удавалось вызывать у нее такие ощущения, о существовании которых Алана прежде и не догадывалась.

Понимая свою слабость, Алана отдавала себе отчет в том, что Пэкстона не вычеркнуть из жизни так, как это можно было сделать с Гилбертом. И эта мысль ее очень волновала и даже настораживала. Потому что ее новый супруг — человек, который должен бы быть ее заклятым врагом, — совершенно завоевал ее сердце, и она чувствовала, что всегда будет любить его.