Вторжение - Василий Соколов

Больно подумать, что выходец из народа, проливший кровь за народ, за Советскую власть, и вдруг... враг народа!

Меня, как начальника отдела политпропаганды дивизии, могут спросить: а не высказывался ли Шмелев в антисоветском духе? Не водилось ли за ним что-нибудь крамольное?

1. Н. Г. Шмелев, по натуре честный, не любящий кривить душой, высказывал опасения, правда в узком кругу начсостава, что вот-вот может разразиться война с немцами. Какие у него были доводы? Слишком подозрительное скопление фашистских сил возле нашей границы, устные доклады перебежчиков-поляков, частые нарушения воздушного пространства, проще говоря, нахальные полеты немецких летчиков в нашем небе, над военными городками и аэродромами, поимка диверсантов... Вот из этих и подобных им тревожных фактов Шмелев и делал выводы о близости войны.

2. Шмелев был ревностным сторонником подлинной перестройки армии. Он, например, не раз с болью в сердце говорил: "Мы же громоздки и неподвижны. Напоминаем телегу с горшками; медленно ехать - опоздаем, а быстро растрясем поклажу. Вот что такое наша дивизия". Его страшно возмущало, почему так произошло: мы еще в 1932 году первые создали танковую бригаду, а на ее базе - танковый корпус, дали ему имя красного героя Кастуся Калиновского, но потом сами же отказались от формирования крупных танковых соединений. Мы отказались, а немецкие генералы, и в частности некий Гудериан, перехватили нашу инициативу и теперь таранят Европу бронированными клиньями...

3. Да, Шмелев был резок, но справедлив. Он не терпел рутины и косности в армии. Он учил подчиненных действовать смело, без оглядки, развивал у них самостоятельное мышление. Он говорил: на что это похоже все, что диктуется сверху, принимается за истину. А вот бы послушать низы, да и согласиться, что мы тут неправы, ошибаемся, а вот такой-то товарищ прав, хотя он сидит но в Москве, а где-нибудь в Кушке... Нет этого. Тормозные колодки расставлены на пути к мыслям из низов. Ну, а случись война, так тебя тоже будут держать на поводке или водить за руку? Нет, придется самому столкнуться один на один с трудностями борьбы. Так разве добудешь малой кровью победу, коль в мирное время у тебя не развивают самостоятельное мышление, если тебя сковывают по рукам и ногам!

Резонно спросить: кто же прав - Шмелев, коему были дороги интересы государства и армии, и ради этого он был нетерпим, требователен, или те, кто..."

- Хватит! - перебил Гнездилов. Он уже стоял, отмахиваясь рукой, как от пытающейся ужалить пчелы.

- Дослушайте, - попросил Иван Мартынович и взглянул на Гнездилова. Глаза, у него остановились, были страшны в своей неподвижности. Он взял фуражку, нахлобучил низко на глаза и, ни слова не обронив, тяжелым шагом направился к двери.

Оставшись в кабинете, Гребенников на миг почувствовал себя одиноким. Поглядел в окно на догоравший закат. От деревьев на землю ложились длинные тени. Под окном прошел Гнездилов, дважды оглянулся, словно кто-то гнался или следил за ним, и, заметив это, Иван Мартынович сжал кулак:

- Ничего. Пусть дрожит... А я буду бороться. За товарища, за правду.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Со временем Алеша стал замечать, что люди стараются что-то скрыть от него, обманывают, не хотят тревожить печальными слухами об отце. Даже мать и та угрюмо молчит и, как сказала Светлана, держит рот на замочке.

Мать запретила Алеше бывать у соседей, но он все равно тайком навещал знакомых ребят, пока не почувствовал, что все от него отворачиваются, не хотят знаться. А сегодня под вечер Алеша пришел весь в слезах и еще с порога спросил, тая в глазах упрек:

- Наш папа арестован, да?!

- Что ты, сынок, - встревожилась мать. - Кто тебе сказал?

- Ребята не дают проходу. Без конца пристают, куда отец девался...

Екатерина Степановна поджала губы и отвернулась, боясь расплакаться. Напряженно глядела невидящими глазами в угол, где потухали отблески лучей заходящего солнца. И ей казалось - вот так гаснет ее надежда. Она знала, она слишком хорошо знала, что муж не вернется, а сердце протестовало, не хотело с этим мириться. Как и раньше, она была убеждена, что муж ни в чем не виноват, но вернуть его оттуда было выше ее сил. Она испугалась этой мысли. Вздрогнула. Заставила взять себя в руки и прижала сына к себе, судорожно ощупывая пальцами его но по летам вытянувшееся, худенькое тело.

Ей стоило больших трудов разобрать постель, молча, не сказав правду сыну, уложить его в кровать, и только позже, перед самым сном, она прошептала: "Спи родной! Завтра поедем искать папу..."

Поутихло в доме. Спит, разметавшись на постели, Света, а мама ушла в переднюю комнату и занялась делом; кажется, штопает носки или собирается гладить рубашку - ведь завтра в дорогу. "Значит, только и всего - куда-то поехать, и можно найти папу, - думает, лежа с открытыми глазами, Алеша и улыбается. - Вот будет здорово! Я им покажу, этим задирам, какие мы арестанты!.."

Окна пеленает темнота, снаружи доносится посвист ветра, как будто кто-то скребет по стеклу, то и дело хлопают незакрытые ставни. Порывы ветра усиливаются. Слышно, как шумит лес. Тот самый лес, куда вместе с отцом Алеша ездил зимней порой на охоту. Шли они тогда краем дороги по запорошенному снегом бурьяну и вспугнули зайца. Прытко, с подскоками убегал зверек, и если бы не папа, если бы не скинул он резиновых сапог и не побежал вдогонку, заяц конечно бы удрал...

Как радостно было вдвоем с папой ходить по зимнему лесу... Лежит Алеша и чувствует: подступает к горлу обида, вот-вот разрыдается, и только завтрашняя поездка успокаивает, не дает воли слезам. А ветер за окном шумит гулко, тревожно. Совсем издалека, наверное, с самого края горизонта, докатывается гром. Но это вовсе не пугает Алешу. Пусть будет дождь, даже если разразится ливень, все равно он пойдет искать папу. Ничто не сдержит, лишь бы наступило утро - и ехать, ехать, чтобы скорее увидеть папу...

Заснул Алеша в полночь. Сквозь сон слышал удары грома, и, не боясь молнии, Алеша шел по дороге, и неожиданно преградила ему путь большущая расщелина. Будто земля раскололась. Он порывался шагнуть прямо через пропасть, а ноги не повиновались и кто-то держал его сзади. Увидел на той стороне отца, он звал его к себе, но перейти нельзя, и Алеша навзрыд плакал.

Проснулся от легких толчков в плечо. Над ним склонилась мать, ощупала мокрое лицо, потрогала пропитанную слезами наволочку и горестно вздохнула, сказав, чтобы еще поспал. Но лежать уже не хотелось. Ветерок залетал в открытую форточку, и комната полнилась утренней свежестью. Не помня сна, только смутно чувствуя тревогу ночи, Алеша проворно вскочил и начал одеваться. Рубашку с кармашком на груди, вельветовые штаны, потертые на коленях и не по росту короткие, надевал торопливо, а в мыслях был с отцом; думы о нем цепко овладели сердцем. Он встретится, непременно встретится с папой! Но об этом пока никому ни слова: вернутся они вместе домой, и пусть тогда все увидят, какой добрый и честный его папа...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});