Тигрица - Дженнифер Блейк

Кофе оказался превосходным. Именно о таком новоорлеанские любители говорили: «Чистый, как ангел, сладкий, как поцелуй Христа, черный, как дьявол, и горячий, как сама преисподняя». Гаванский ром, который щедрой рукой плеснул в чашки Кастеляр, сделал его поистине сатанинским напитком, но эффект был потрясающим и почти мгновенным. После первого глотка Джессика буквально задохнулась, но в голове сразу прояснилось, и она стала пить приготовленный Кастеляром кофе крошечными, неторопливыми глотками, наслаждаясь ощущением тепла и умиротворенности, которое с каждой минутой разливалось по всему ее телу.

А придя в себя, Джессика снова насторожилась и приготовилась к защите.

Впрочем, она не хотела показаться неблагодарной.

— Спасибо вам, — сказала она негромко. — Спасибо за кофе и за то, что вы сделали… внизу.

— Служить вам — большая честь для меня, — ответил Кастеляр, церемонно склонив голову, словно стараясь скрыть за галантными манерами столь не свойственное ему замешательство. Несколько мгновений он разглядывал нетронутый кофе в своей чашке, потом неожиданно добавил:

— И все-таки хотел бы я знать, что заставило этого человека напасть на вас, Джессика. Мне не хотелось бы лишний раз напоминать вам о… об этой неприятности, но ваш ответ может быть очень важен.

Он назвал ее по имени! За все время их знакомства эти случаи можно было буквально по пальцам пересчитать. От неожиданности Джессика едва не поперхнулась.

— Вы хотите узнать, кто это сделал? — спросила она наконец.

Кастеляр посмотрел ей прямо в глаза.

— Сдается мне, что это нападение на вас не было случайным. И этот человек — не обычный грабитель.

— Но тогда… тогда я ничего не понимаю! — удивилась Джессика. — Что еще это могло быть, кроме попытки ограбления… или изнасилования? У меня нет никаких врагов, и я не помню, чтобы в последнее время я кому-то перебежала дорожку или нанесла смертельную обиду. Кроме вас, разумеется,

— добавила она поспешно.

— Вас я давно простил, — серьезно сказал Кастеляр.

Как ни странно, услышав эти слова, Джессика почувствовала значительное облегчение. Вместе с тем близость Кастеляра снова начала ее беспокоить, поэтому она поставила пустую чашку на стоявшую возле ванны скамеечку и жестом указала ему на вешалку для полотенец.

— Не будете ли вы так любезны…

Кастеляр молча снял с крючка пушистое розовое полотенце и протянул ей. Взяв его в руки, Джессика выжидательно уставилась на него. Улыбнувшись, Кастеляр повернулся к ней спиной.

Джессика выбралась из ванны и, торопясь, завернулась в полотенце, пока он не нашел какой-нибудь предлог, чтобы обернуться. Резкое движение, пережитый шок и долгое пребывание в горячей воде привели, однако, к тому, что у Джессики неожиданно и сильно закружилась голова. Перед глазами у нее помутилось, и, чтобы не упасть, Джессика в последний момент — уже чисто рефлекторным жестом — схватилась рукой за пластиковую занавеску.

Она была совершенно уверена, что не вскрикнула, даже не плеснула водой, но Рафаэль услышал. Развернувшись с поразительной для такого крупного мужчины быстротой, он бросился к ней и успел поддержать ее за талию. Прежде чем Джессика сумела что-то сказать, Кастеляр легко подхватил ее на руки и, вынув из ванны, поставил на коврик на полу, продолжая прижимать Джессику к себе обеими руками.

Джессика сразу почувствовала, что он далеко не так спокоен, как ей казалось. Его тело было неподатливым и твердым, напряженные мускулы перекатывались под натянувшейся на плечах и на груди рубашкой, а его жаркое возбуждение Джессика ощущала даже сквозь ткань полотенца.

Ее первым, чисто инстинктивным побуждением было оттолкнуть его, вырваться из его объятий и тем самым отстоять свою независимость, но Джессика так и не смогла этого сделать. Прежде чем она успела собраться с силами, Кастеляр наклонился и прильнул губами к ее мягким и влажным губам.

Тепло волнами разбежалось по всему телу Джессики. Внутри ее сражались друг с другом благодарность и сомнение, влечение и страх, и от этого у Джессики снова закружилась голова. Она продолжала чувствовать исходящую от него опасность, но это только подстегнуло желание, которое заполнило ее вены жидким огнем страсти. Словно солдат, чудом уцелевший во время страшной битвы и еще не до конца поверивший в свое спасение, она отчаянно нуждалась в острых сладострастных ощущениях, которые могли убедить ее в том, что жизнь продолжается.

Он целовал ее. Его губы были горячими и сладкими; они скользили по ее губам с томительной медлительностью, но язык Кастеляра, ворвавшийся в ее рот между приоткрытыми губами, был проворен и быстр. Негромко ахнув от наслаждения, Джессика положила руки ему на затылок и прильнула к нему всем телом. Пальцы ее нежно перебирали завитки его жестких, чуть вьющихся волос, а перед глазами плыл цветной туман.

Она погибла, заблудилась в лабиринтах собственной памяти, в которых ее подстерегали сладостные воспоминания об испытанном ею наслаждении и любовном экстазе, а неясное обещание продолжало манить ее за собой все дальше в пучину забытья. Внутренние противоречия и воздвигнутые ею самой барьеры рухнули — да и ни один из этих запретов не мог бы устоять перед силой обнимавших ее рук и целовавших ее губ.

Телефон на столике в гостиной взвился пронзительной трелью, и Джессика невольно вздрогнула. Ощущение вины и раскаяние пронзили ее, и она рванулась прочь — подальше от его горячих губ и нежных ладоней. Запнувшись о порожек, Джессика покачнулась, и Рафаэль снова протянул ей руку, чтобы поддержать ее, но она сумела устоять на ногах. Затянув потуже полотенце, Джессика выскочила в гостиную и схватила телефонную трубку.

— Это ты, Джесс? — раздался в трубке глухой, ворчливый голос ее деда.

— Извини, что разбудил, но…

— Нет, нет, — поспешно сказала Джессика и откашлялась, стараясь избавиться от застрявшего в горле комка. — Я еще не ложилась. Что-нибудь случилось?

— Я хотел просто еще раз уточнить, куда девалась Мадлен. Ты, кажется, говорила, что она собиралась в кино, но ее до сих пор нет, и я… Ну, ты понимаешь.

Джессика понимала. Ее дед всегда начинал волноваться, когда кто-то из домашних отсутствовал слишком долго. Душевное равновесие возвращалось к нему, только если он знал, что все его близкие — дома, под одной с ним крышей, и можно запирать двери на замок. Именно поэтому Джессика колебалась, не зная, что ответить деду. Перед ее мысленным взором немедленно встала так недавно увиденная ею картина — Мадлен и Кейл беседуют о чем-то в саду, под старой яблоней. Джессика догадывалась, где сейчас может быть Мадлен, но сказать об этом деду она не решалась. Конечно, эти сведения могли бы оказаться небесполезными, если бы молодая жена Клода Фрейзера попала в беду, однако Джессика чувствовала, что скажи она об этом, и деда может хватить еще один удар.