Ради твоей улыбки - Джо Беверли

В этот момент появился Холлигирт и объявил, что завтрак накрыт.

— Отлично, — сказала мисс Херстмен. — Я умираю с голоду. А вы, миссис Дилэни?

Подчиняясь более сильной воле, чем ее собственная, Элинор, опередив мисс Херстмен, отправилась в столовую и уселась за стол. Но аппетитом она похвастаться не могла.

Мисс Херстмен подала ей вазочку с заварным кремом.

— Отличное блюдо для завтрака, а в вашем положении… Ешьте, милочка. Когда вы наберетесь сил, мы отправимся за город.

Элинор машинально ела ложку за ложкой.

— Вы действительно отвратительная, деспотичная женщина, — сказала она уже без раздражения. Мисс Херстмен усмехнулась:

— Совершенно верно, дорогая. Что есть, то есть.

* * *

Элинор постепенно возвращаюсь к жизни. Со временем она полюбила свою новую компаньонку. Мисс Херстмен была дамой властной и своевольной, но вместе с тем мудрой и остроумной и могла поддержать беседу на любую тему. Она совершенно не походила на тех женщин, с которыми Элинор доводилось встречаться прежде.

— Я как черная овца, и в этом все дело, — сказала однажды Арабелла. — Я никогда не хотела быть благопристойной леди. Теперь, наконец, все с этим смирились. Я иду туда, куда хочу, делаю то, что мне нравится. Мои близкие порой приходят в шок от моего поведения, но они настолько добры, что не избегают меня. Временами, например как сейчас, они даже находят меня полезной. Должна сказать, что Френсис всегда был лучшим из всех, и я приписываю это влиянию такого неординарного человека, как ваш муж. Если бы Николас родился женщиной, то, наверное, был бы похож характером на меня, а мне всегда доставляло удовольствие думать, что родись я мужчиной, то была бы такой же, как он. Надо принимать любую ситуацию такой, как она есть, а не смотреть, что станут делать в этом случае другие.

— Вы полагаете, он действует именно так? — осторожно спросила Элинор.

— Не знаю. Я говорю только о себе.

Спустя две недели силы Элинор восстановились, но новостей все не было. Стоял поздний сентябрь, и большинство друзей Николаса разъехались по своим загородным резиденциям. Прежде чем отправиться в Прайори, к ней заехал Френсис, но его напускная бодрость и веселье не слишком подбодрили ее.

Элинор, однако, совершенно отказывалась предпринимать какие-либо действие, подтверждающие, что Николас мертв, она даже не встретилась с лордом Стейнбриджем — в их сейфе было достаточно наличных денег, а на ее счет в Форбс-банк перечислялось щедрое содержание.

Дольше оставаться в городе не было никаких причин, и в начале октября обе дамы отправились в Сомерсет.

Спустя три дня после того как они покинули Лондон, фаэтон Элинор остановился перед очаровательным поместьем времен королевы Анны. Это и был Ридокс. Элинор удовлетворенно вздохнула и улыбнулась Арабелле Херстмен. Она инстинктивно почувствовала себя дома. Даже если Николас никогда не вернется, она сохранит это поместье для ребенка.

Сразу по приезде Элинор занялась домом. Дженни и Томас приехали с ней, в самом доме также находилось несколько слуг, остальных не составляло труда нанять. Хотя Николас недавно приобрел поместье, за ним присматривали, и дом был в хорошем состоянии. В Ридоксе также имелась ферма, которая обеспечивала их продуктами.

Элинор растрогал тот факт, что сразу после бракосочетания. Николас дал указание смотрителю подготовиться к их приезду летом и навел справки о квалификации местных акушерок.

Дом был куплен после смерти старого джентльмена и несколько лет не знал женского внимания, поэтому ей предстояло многое сделать. Элинор была рада этому, поскольку работа отвлекала ее от мрачных мыслей.

Вместе с мисс Херстмен они пересмотрели белье, отложив в сторону то, что нуждалось в штопке и починке, изучили запасы посуды и прочих мелочей, осмотрели мебель, а также организовали заготовку джема и других припасов и проверили хранилище запасенных на зиму овощей. Для огромного старинного камина требовались очень большие поленья, настоящие бревна, поэтому слугам было приказано доставлять их из Йеовилля.

Не прибегая к помощи дворецкого, Элинор сама изучила содержимое погребов Ридокса. Прежний владелец, видимо, являлся настоящим знатоком, коллекция вин была великолепна, весьма обширна и, к чести слуг, совершенно не тронута.

У Элинор слезы подступили к глазам, когда она увидела бутылки светлого сухого портвейна, которому отдавал предпочтение Николас. Она поймала себя на том, что баюкает пыльную бутылку, и с раздражением поставила ее на место.

Поднимаясь по ступеням, она печально размышляла о том, кого дожидаются эти сокровища долгие месяцы или даже годы, а затем вернулась к хлопотам по хозяйству.

Когда трудолюбие оставляло ее, Элинор сидела, греясь на осеннем солнышке, или отправлялась в долгие путешествия по сельским тропинкам, наблюдая усердие других, будь то крестьяне, косившие сено и убиравшие в погреба сидр, или запасливые белки, сновавшие по стволам деревьев с орехами за щекой.

Извечный круговорот обычной, простой жизни полностью завладел ею. Она много работала, хорошо ела и с течением беременности сильно поправилась. Ее кожу позолотил загар, на носу появилась россыпь веснушек, но это ни капли ее не беспокоило. Элинор носила свободные, удобные платья, которые привели бы в ужас мадам Опостин, и укладывала волосы в простой узел.

Она не углублялась в размышления, но знала, что в закоулках ее ума таится ложь — ложь, состоящая в том, что Николас уехал по очень важному делу и в один прекрасный день вернется домой.

* * *

Пришедшая с визитом акушерка миссис Стонджелли — приятная женщина с мудрыми глазами, веселой улыбкой и неистощимым запасом историй о местных жителях — сразу задала множество вопросов и быстро осмотрела Элинор.

— Не беспокойтесь, моя дорогая. Все идет как положено, — сказала она. — Я приняла столько новорожденных, что всех уже и не упомню, однако никто не может дать гарантий. Иногда Господь забирает маленьких ангелочков на небеса — все в его руках.

Миссис Стонджелли рассказала Элинор, что следует приготовить для малыша.

— А где ваш муж, дорогая? Я видела его два года назад. Красивый молодой человек.

— Ему пришлось уехать. Государственное дело. Надеюсь, к моменту родов он вернется.

Эти слова сами собой слетели с языка Элинор, и каждый раз, когда она повторяла их жене приходского священника, женам местных эсквайров или местной светской львице леди Моргроув, они давались ей все легче и легче. Временами она сама начинала верить и ждала, что муж вот-вот вернется, а когда Томас приносил почту, искала конверт с характерным почерком Николаса.