По древним тропам - Хизмет Миталипович Абдуллин

что-то объединяло… В самом конце цепочки Садык заметил одинокого муравьишку. Он еле полз, кособоко дергаясь, видно было, что из последних сил стремится догнать других. Может быть, он был ранен в схватке с каким-то своим врагом и теперь, наверное, собрал все свои силы, всю свою волю, чтобы не отстать, чтобы остаться вместе со всеми.

Растроганный Садык тут же написал стихи на клочке бумаги.

Взгляни-ка лучше: даже муравей

Не безразличен к участи своей.

Всю жизнь свою за жизнь дерется он!

Таков природы основной закон.

Друзья, неужто воли нету в нас,

Лишь только слезы жалкие из глаз?

Сама природа учит нас: держись!

Иди вперед за честь свою и жизнь!

* * *

Весь день после смерти Шакира в отряде царило уныние.

Отряд потерял вожака, человека беззаветно храброго, бескорыстного, великодушного. Одно его присутствие вселяло уверенность и спокойствие. И хотя остался Садык, его первый помощник, состояние у всех было подавленным.

Ми Лянфан заговорил вдруг о своих родителях — неизвестно, как они там живут, потеряли сына, может быть, уже умерли голодной смертью…

— Я бы хотел уйти на север, — сбивчиво, волнуясь, сказал он.

После долгого молчания ему ответил Таир:

— Твоя затея, мой друг, никому не принесет добра. Ты не сможешь в одиночку пройти на север через весь Синьцзян. А потом, ты ведь вместе со всеми давал клятву бороться за общее дело.

— Я готов бороться, но что толку, дорогой Таир? Мы уничтожаем каких-то мошек, а скорпионы спокойно живут в Урумчи, в Ланьчжоу, в Турфане. Я готов бороться! — громче повторил Ми Лянфан. — Но что толку? И когда у нас будет окончательная победа?

В разговор вмешался Садык:

— Решай сам, друг, уходить тебе или оставаться. Удерживать тебя мы не имеем права. Только подумай хорошенько, как тебе дальше жить. От китайцев ты перешел к нам, теперь от нас хочешь снова уйти куда-то…

И Садык прочитал всем свои последние стихи:

…Сама природа учит нас: держись!

* * *

Курман вернулся с охоты, положил на плоский камень возле очага несколько куропаток, не спеша извлек из кармана с полкило соли, завернутой в тряпицу, затем, на удивление всем, начал сворачивать самокрутку с настоящим табаком. В отряде курили высушенные листья, табака давно уже не было.

— Где ты раздобыл такое сокровище? — заинтересовался Таир, подсаживаясь к Курману и с наслаждением принюхиваясь к дымку.

Курман, затянувшись несколько раз, пустил самокрутку по кругу и стал рассказывать:

— Надоело мне бродить по горам, и спустился я вниз, к дороге. Сел в кустах, жду. Вижу, идет машина, и в ней никого, только один водитель. Оставил я ружье в кустах, вышел на дорогу, остановил машину. Шофер оказался казахом, как и я. Разговорились. Я ему дал подбитую куропатку, а он поднял сиденье и достал все свои запасы — соль, табак, хлеб. А потом из-за голенища сапога достает мне вот эту бумагу. Читайте.

Курман подал Садыку свернутый пополам, истертый на сгибе листок бумаги. Это оказалась листовка. Садык прочел вслух:

— «Братья, поднимайтесь на борьбу за свое национальное освобождение! Долой шовинистов! Да здравствует свободный Уйгуристан! Патриоты Урумчи».

Листовка была написана под копирку, четким, каллиграфическим почерком.

— Выходит, не ты агитировал его на борьбу, а он тебя, — с усмешкой заметил Таир.

— Выходит, так, — согласился Курман. — Но я думаю, он догадался, кто я такой и откуда. По виду моему понял, одна моя борода чего стоит, сразу говорит, что я горный житель.

Садыка взволновала листовка. Значит, они не одни.

— Откуда этот шофер?

— Из Урумчи, — ответил Курман.

— Это замечательно, друзья. Нам немедля надо наладить связь с партизанами из Урумчи. О чем тебе еще рассказал этот шофер? — обратился Садык к Курману.

— Рассказал, что брат его служит в Урумчи, в войсках генерала Ван Энмау. Оказывается, у нас в крае стоят восемь дивизий в полной боевой готовности. И в армии тоже много недовольных.

…Отряд принял решение направить в Урумчи для связи с патриотами группу товарищей. Вызвались идти Курман и Гаит. Приободренный листовкой, Ми Лянфан заявил, что он остается в отряде и просит извинить его за малодушие. Он конечно же скучает по дому, но понимает, что сейчас пути туда отрезаны.

— Я служил в армии несколько лет, — сказал он. — Прошу и меня направить в Урумчи для связи с солдатами. Мы найдем общий язык.

XX

Прошла еще одна осень с пыльными бурями и еще одна зима с бесснежными «черными» морозами. На полях турфанского округа работали в основном солдаты.

В Буюлуке почти не осталось молодежи, одни старики и дети. Тихим стало село, будто вымерло. Старые Самет и Хуршида изредка виделись с Джау-Шимином, собирались за чашкой чая, вспоминали прошлое. От земляков мятежников давно уже не было никаких вестей. Над горами Кзыл-таг перестали кружить вертолеты…

Джау-Шимин по-прежнему пользовался доверием властей как один из лучших специалистов по сельскому хозяйству. Он-то и приносил в Буюлук все новости. С большим опозданием, по Джау-Шимин все-таки прослышал о кровавой стычке в горах между солдатами и мятежниками. По рассказам, было много убитых. Один из старых охотников Буюлука пробрался к Орлиному гнезду, но нашел там только безымянные могилы и никаких признаков человеческого жилья.

Однажды летом Джау-Шимин рассказал Самету о том, что в центральных провинциях началось новое движение — «культурная революция», самое страшное, самое жестокое движение. Проводят его хунвейбины — красные охранники, или, как они еще себя называют, «послушные буйволы председателя Мао». Они громят учреждения и парткомы, разогнали комсомол, закрывают учебные заведения, сжигают книги и картины. Чего хотят хунвейбины, никто не знает. Сами они заявляют, что служат не народу, не партии, а лично председателю Мао. А председатель исповедует такую теорию: «В истории больше знаменит тот, кто больше пролил крови»…

* * *

Осенью 1966 года на уйгурскую землю хлынули орды хунвейбинов. «Для оказания революционной помощи автономному району». В Урумчи начались бесчинства.

Руководитель автономного района генерал Ван Энмау решил ограничить действия хунвейбинов. Его поддержал генерал Го-Пин, командующий Южносиньцзянским военно-производственным корпусом. В результате 22 ноября 1966 года в Урумчи произошло кровавое столкновение между войсками и «послушными буйволами». Эхо этих событий разнеслось по всей стране.

Столичная интеллигенция в Урумчи приняла сторону военных.

* * *

Отряд Садыка наладил наконец связь с Урумчи. Садык предлагал товарищам из столицы воспользоваться неразберихой в городе, захватить радиостанцию, телеграф и призвать весь народ Синьцзяна к вооруженному восстанию. Тем более,