Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников

– Тем лучше, нам больше каши достанется, – проговорил Яков и повернулся к Домашу: – Давай ложки!

* * *

Вечернее застолье у королевы Элеоноры было отнюдь не королевским. Из яств на столе были две жареные рыбки, посыпанные нарезанным репчатым луком, краюха довольно черствого ячменного хлеба, сушеные груши, халва и немного красного бургундского вина, которого только-только хватило, чтобы наполнить чаши королевы и ее позднего гостя.

Ужин сопровождался негромкой музыкой. Спиной к выходу из шатра сидела на стуле молодая служанка в длинном платье и белом чепце и негромко выводила нежным голоском грустный бретонский напев, подыгрывая себе на лютне.

– Вообще-то, я не люблю жареную рыбу, – промолвила Элеонора, придвинув свою оловянную тарелку к Василию, – а тебе, друг мой, это кушанье, кажется, по вкусу. Ешь и мою порцию, если не брезгуешь.

– Благодарю, государыня. – Василий без всякого смущения переложил содержимое тарелки королевы в свою тарелку.

Они разговаривали по-гречески.

Глядя на то, с каким аппетитом Василий уплетает подгоревшую рыбу и черствый хлеб, Элеонора с улыбкой заметила:

– А ты неприхотлив, витязь. Я хочу выпить за твою силу, отвагу и благородство. За то, что ты встретился на моем жизненном пути. До этого я ни разу не видела русичей.

Королева подняла свою чашу. Василий поднял свою, глядя в большие блестящие очи Элеоноры, в которых, как в омутах, отражалось пламя свечей.

После выпитого вина Василий осмелел.

– Недружно ты живешь со своим супругом, государыня, – сказал он, сам не ведая зачем.

– А ты, витязь, дружно жил со своей женой? – спросила королева, улыбаясь одними глазами.

Василий не смог удержаться от горькой усмешки.

– Лгать не стану, частенько мы с женой цапались, государыня. Так ведь не любила меня Доминика, царствие ей небесное! – Василий перекрестился.

– У нас с Людовиком то же самое, – призналась Элеонора. – Я не люблю его. Странно, что он меня любит при всей моей холодности к нему. – Королева пригубила из своего кубка и еще раз повторила, задумчиво глядя перед собой: – Странно! Мужская логика порой не поддается пониманию.

– А женская логика и вовсе темный лес, – смело заявил Василий, доедая остатки рыбы.

– Так и должно быть, витязь, – с улыбкой некоего превосходства промолвила Элеонора. – Чтобы разгадать женщину, понять ее душу, мужчина должен быть немного философом, немного мечтателем и непременно поэтом, а еще лучше – музыкантом. У него должны быть утонченные манеры, прекрасная речь, роскошное платье. Не повредит и чуточку развязности, но без пошлости. Непременно должно быть умение шутить и улыбаться, иначе унылость мудреца или недалекость повесы возьмут в нем верх над природными дарованиями. – Королева печально вздохнула, улыбка исчезла с ее уст. – Мой Людовик, к сожалению, груб и неотесан при всей своей начитанности и знании трех языков. Людовик очень силен телом, но неимоверно слаб духом. Если бы я не настояла, то он сам так и не решился бы отправиться в крестовый поход. Все эти графы и бароны просто стадо жадных, тупых и похотливых баранов! Гнусные и мерзкие люди, хотя они из благородных семей. – При этих словах красивое лицо королевы исказила гримаса отвращения. – Никому из них не откажешь в силе и умении владеть оружием, но что касается ума… Любой бродячий менестрель своими познаниями заткнет их за пояс!

Элеонора вновь вздохнула и залпом допила остатки вина в своем кубке.

– Вот напьюсь и выболтаю тебе все государственные тайны, витязь, – сказала королева, с таинственной улыбкой глядя на Василия.

– Меня интересует лишь одна государственная тайна, – прошептал Василий, устремив свой взор к Элеоноре.

В синих очах Элеоноры появилось любопытство.

– Какая же?

– Хранит ли королева Франции верность своему нелюбимому супругу? – так же тихо промолвил Василий.

Брови Элеоноры изумленно приподнялись, лицо ее приняло выражение надменной снисходительности. Она намеренно медлила с ответом.

Василий с внутренним трепетом ожидал от Элеоноры дальнейших слов и действий. Чем дольше длилась пауза, тем больше в нем росла уверенность, что он в конце концов добьется своего.

– Виолетта, – окликнула служанку королева, – проследи, чтобы к нам сюда никто не входил.

Музыка смолкла. Служанка с поклоном удалилась, плотно задернув за собой входной полог.

– Ты дерзок, витязь, – негромко и строго произнесла королева. – Думается мне, что ты любитель разбивать женские сердца. Признайся, сколько несчастных женщин ты соблазнил и бросил за свою жизнь?

– Всего несколько, государыня, – ответил Василий, опустившись на одно колено перед королевой.

Он старался держаться как можно учтивее, понимая, с кем имеет дело.

– Ты безрассуден, витязь, – без улыбки, но не сердито сказала Элеонора. – Ты ждешь от меня именно такой благодарности за свою услугу?

Василий оскорбленно вскинул голову.

– Речь идет не об этом, государыня.

– О чем же идет речь? – прикинулась наивной простушкой Элеонора.

– Государыня, там ты оставила целое войско разбитых сердец! – Василий указал рукой в сторону Дорилея. – Еще одно сердце находится здесь, в этом шатре. К чему лукавить, государыня, твой образ давно занимает все мои мысли. Судьба свела нас вместе, значит, Господь услышал мои молитвы. Государыня, ты из породы тех восхитительных женщин, ради которых стоит жить и ради которых не страшно умереть. Впрочем, я не королевской крови, государыня. Твой отказ не оскорбит и не обидит меня.

Элеонора порывисто поднялась со стула, положив свою правую руку на склоненную голову Василия.

– Я дам тебе возможность почувствовать себя королем на ложе со мной, мой прекрасный витязь, – волнуясь, прошептала королева.

Горя взаимной страстью, они торопливо избавились от одежд и, не задувая свечей, рука об руку устремились к постели, скрытой за занавеской в глубине шатра.

Слияние уст и тел довело пылких любовников до некоего умопомрачения, когда не нужны никакие слова, а любые ласки и прикосновения доставляют огромное наслаждение. Их возбуждение переливалось через край. Прошло немало времени, прежде чем двум истомленным телам понадобилась передышка.

– Ты просто великолепен, мой милый! – прошептала Элеонора, положив голову на грудь Василию. – Как жаль, что ты не король Франции.

– Как жаль, что я не могу забрать тебя с собой на Русь, – в тон Элеоноре прошептал Василий, гладя ее длинные шелковистые волосы.

Они были счастливы той мимолетной радостью единения душ и тел, той взаимной притягательностью, когда его сила и ласки принимаются ею словно от мужчины ее снов, а ее прекрасная нагота и неутомимость вызывают в нем восторг, как перед женщиной его мечты. Такое случается так редко, но если случается, тогда эти двое проносят столь непередаваемые ощущения через всю жизнь или же связывают свои судьбы навсегда.

От палаток русичей донеслось негромкое пение и сладкозвучные переборы гусельных струн.

Элеонора приподняла голову:

– Кто там поет?

– Это Потаня, мой побратим, – ответил Василий.

– Какой чудесный у него голос! – восхитилась Элеонора. – И какая изумительная мелодия!

– У нас почти все песни такие, – без хвастовства в голосе произнес Василий и вздохнул, поскольку Потаня пел о русской девице, ожидающей своего любимого из далекой страны. Василию вдруг вспомнилась Любава и расставание с нею на новгородской пристани.

Элеонора и Василий крепко спали в обнимку, когда их растолкала взволнованная служанка.

– Уже утро? – сонным голосом спросила Элеонора.

– Еще нет, госпожа.

– Зачем же ты нас будишь в такую рань?

– Беда, госпожа. Сюда идет король!

– Людовик?!. Как он здесь оказался?..

– Не знаю, госпожа. Но король здесь и с ним отряд воинов.

До слуха Элеоноры донесся храп разгоряченных лошадей, громкие мужские голоса, среди которых выделялся густой басок короля.

Оценив опасность, Василий вскочил с постели и, не стесняясь служанки, принялся быстро одеваться.

– Пусть твоя служанка разденется и ляжет с тобой на ложе, – сказал Василий королеве. – Я пойду встречу короля.

– В таком виде?! – изумленно воскликнула Элеонора.

Но Василий уже выбежал из шатра, на ходу натягивая на себя рубаху.

Людовик о чем-то оживленно беседовал с Потаней, когда перед ними возник Василий с растрепанными волосами и в наспех наброшенной одежде.

– Прошу прощения, государь, – проговорил Василий на плохом французском. – Я не думал…

– Не извиняйся, друг мой, – по-гречески сказал Людовик. – Сеньор Потаня уже посвятил меня в твои сердечные дела.

Коротко рассмеявшись, Людовик похлопал по плечу оторопевшего Василия и зашагал к шатру королевы, стоящему в окружении шатров ее знатных спутниц. Свита короля тем временем разжигала костры и ставила палатки.