Плеск звездных морей (с иллюстрациями) - Евгений Войскунский

Да разве устоит перед таким кораблём приёмная комиссия Совета! Ну, может, и найдётся несколько сверхосторожных, вроде Грекова, но большинство-то, большинство членов Совета проголосует за разведывательный полет — иначе просто не может быть!

Я не понимал, что тревожит Борга.

Переломные моменты всегда привлекали моё внимание. Вот текут день за днём, все обычно, ты включился в некий ритм и привык к нему, и вдруг — хлоп! — ты замечаешь, что наступил перелом и надо быть готовым к переменам. С таким неясным ощущением предстоящей крупной перемены я жил в последнее время. Как-то раз, пробираясь вдоль одной из линий автоматики, я забрёл в полукруглый отсек перед грузовым шлюзом. Вечно этот отсек был завален скафандрами, газовыми баллонами, монтажным инструментом, а тут меня вдруг поразила его пустота. Вон он, переломный момент: работы действительно подошли к концу. А я в текучке и не заметил, что монтажников на корабле поубавилось, завалы оборудования рассосались и все стало по местам…

Впоследствии я понял, что моё предчувствие относилось к совсем другому перелому, но тогда я, радостно возбуждённый, направился в ходовую рубку, чтобы поделиться с Гинчевым своим великим открытием. Борга я не надеялся разыскать.

Я влетел в рубку и увидел Борга. Он сидел, опустив плечи, перед коробкой инфора, его большие рабочие руки лежали на коленях. Меня особенно поразила неподвижность этих рук, которые я привык видеть в постоянном движении.

— Что-нибудь случилось, старший?

Он медленно выпрямился.

— Только что вызывал Греков. Мне, пожалуй, придётся дня на три улететь на шарик.

— Как же это? — удивился я. — Работы почти закончены, надо начинать контрольные испытания…

Борг не ответил. Он подошёл к своему рабочему шкафчику и поглядел на расписание полётов.

— В двенадцать двадцать уходит рейсовый с «Элефантины». Если хочешь, Улисс, полетим вместе.

— А что там делать?

— Завтра у Феликса в институте большой эксперимент.

«Ну и что? — подумал я. — Какое отношение имеет это к нашим кораблям? Нет уж, хватит с меня экспериментов Феликса…»

Я отказался.

— Как угодно, — сказал Борг и, вызвав Гинчева, отдал ему распоряжения.

Я подумал, что следовало бы мне слетать на «Элефантину», посмотреть, как идёт модернизация моего корабля. В конце концов, я его командир, никто меня пока не назначил на новый. Кузьма, правда, исправно сообщал мне по инфору, как там идут дела; все нормально, моего присутствия, строго говоря, не требовалось. Но все же…

Словом, примерно через час мы с Боргом оказались на «Элефантине». Кузьма встретил меня у шлюза.

Каким же примитивным показался мне теперь корабль, на котором я налетал столько мегаметров, в котором провёл столько лет своей жизни!..

— Ещё неделя, и все, — сказал Кузьма. — Полезешь в тяговую камеру? Там все распотрошили. Хороший ускоритель поставили, на восемь с лишним тонн меньше веса, а мощность прибавится. Здорово, верно?

— Здорово, — согласился я без особого энтузиазма.

Кузьма вдруг хитро подмигнул и спросил:

— Так что, Улисс, можно поздравить тебя с новым кораблём?

— С чего ты взял? — удивился я.

— Тут был Самарин. Ну, разговорились, и он, между прочим, спрашивает, сколько лет я летаю вторым пилотом. Отвечаю, а он будто и не услышал. Продолжает расспрашивать, что я думаю о новой системе противометеоритной защиты, и о семейных делах, и вообще… какие планы и намерения… А на прощанье вдруг говорит: «Готовься к зачёту на командира корабля».

— Так это тебя надо поздравить, Кузьма.

— Спасибо. Он прямо не сказал, но я так понял, Улисс, что ты пойдёшь на новый корабль. На один из этих звездолётов.

— Что именно он сказал?

— "Улисс дорвался до своего", что-то в этом роде.

— Дорвался до своего?

— Да. Зашёл, понимаешь ли, разговор о тебе, я спросил, видел ли он тебя у Борга, ну, он и сказал в этом смысле. А как ещё можно понять?

Мне расхотелось осматривать новый ускоритель. На том корабле стоял ещё более мощный. Ничего я не мог с собой поделать: ни малейшего интереса я не испытывал к новому ускорителю…

— Пойдём лучше в диспетчерскую, Кузьма.

— А что я там не видел? — проворчал он, однако пошёл за мной.

В холле, примыкавшем к диспетчерской, всегда толклись пилоты, ожидающие вылета, или погрузки, или ремонта. Они коротали время за шахматными столиками, листали журналы, сбивали коктейли у стойки бара. Издавна повелось в космофлоте, что в пилотских собраниях такого рода предпочтительны разговоры о смешном — традиция, унаследованная от лётчиков старинной атмосферной авиации.

Меня сгрёб в объятия Рокотов, пилот из моего выпуска, летавший на линии Луна-Сатурн.

— Привет, Улисс! Давно тебя не видел, старый компрачикос. Как поживаешь?

— Почему компрачикос? — удивился я.

— Да говорят, ты похищаешь юных практикантов и заставляешь их разгуливать по космосу без скафандров.

— Враньё, — сказал другой пилот, подняв голову от шахмат и подмигнув мне. — Просто он их учит летать, не глядя на приборы.

— Что это вы говорите, ребята? — вмешался третий, подходя со стаканом фруктового коктейля. — Улисс не такой человек. Он подобрал себе практиканта, который натаскивал его в шахматы, вот и всё.

Я слегка ошалел от такого натиска.

— Не слушай их, Улисс! — басил Рокотов, покручивая русые усики. — Все они гадкие завистники. Ты что-то похудел, а? Скулы как торчат. Спишь хорошо?

— Не очень, — ответил я, обретя наконец дар слова. — Тревожно сплю, как все компрачикосы. Что хорошего на Сатурне?

— Что может быть хорошего на Сатурне? Крутится — и на том спасибо. — Рокотов схватил меня под руку и поволок в сторону. — Послушай, Улисс, есть просьба. Начнёшь формировать экипаж — замолви словечко за меня.

— Какой экипаж?

— Не хитри со старым товарищем, Улисс. Могу третьим пилотом, если второго ты уже присмотрел. Я не гордый.

Тут подошёл пилот со стаканом и ловко этак вклинился плечом между мной и Рокотовым.

— Не помешал? — спросил он медовым голосом. — У меня к тебе серьёзное дело, Улисс…

Еле я отбился от них.

Я приотворил дверь с грозной надписью «Без приглашения не входить» и заглянул в диспетчерскую. Как раз была Костина вахта. Костя сидел на вертящемся табурете, вокруг мерцали обзорные экраны, и он вёл радиоразговор, требуя немедленной отгрузки сжатого воздуха и напирая на слово «график». Девушка-оператор оглянулась на меня и замахала рукой: нельзя, мол, сюда. Я послал ей воздушный поцелуй и продолжал торчать в дверях. Кажется, впервые я заметил, какой прекрасный у Кости профиль — не то греческий, не то римский, словом, античный. С таким профилем не в диспетчеры бы надо идти, а на телевидение, чтобы миллиарды людей получали эстетическое наслаждение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});