Унесённые ведром - Дмитрий Подоксёнов

Первой реакцией на громкий звук, естественно, стало мгновенное опускание рук в карманы всеми, кто находился во дворе. Кто испугался больше — гости или хозяева, сказать было невозможно. Хотя больше всех «нагрелся» именно Ростоцкий. Казалось, до краха всего его предприятия осталась какая-то доля секунды. Он даже закрыл глаза, боясь увидеть, как цель его поисков падает на землю, пробитая десятком пуль. Однако выстрелы не прозвучали, и убийца осторожно открыл глаза.

Похоже, обе стороны вовремя разобрались, что звук, изданный трофимовским охранником, не несёт сиюминутной угрозы их жизни и здоровью, и убрали руки с оружия.

Однако и разговора между высокими договаривающимися сторонами, кажется, не получилось. Азиат, говоривший с Фёдором, скорчил презрительную гримасу, что-то сказал и повернулся, чтобы уйти. Его телохранитель начал повторять движение своего босса.

«Слава богу, — облегчённо подумал Альберт. — Кажется, разрулились. Сейчас уедут и…»

Додумать свою мысль он не успел. Фёдор что-то спросил у почти завершившего разворот охранника азиата, отчего тот резко остановил своё движение и снова обернулся к Сивцову. Лицо его налилось пугающим багровым цветом. Фёдор с самым невинным видом добавил что-то ещё, хотя стоявший рядом с ним товарищ по оружию очень сильно занервничал.

Следующие события отпечатались на подкорке мозга Итальянца, как чёрно-белая хроника военного времени — чётко, но почему-то без звука.

И навсегда, показалось ему. До конца жизни.

Верзила с перебитым носом что-то яростно выкрикнул, в мгновение ока выхватил откуда-то пистолет (при всей своей тренированности, Ростоцкий не заметил этого движения) и двумя выстрелами в грудь свалил Сивцова на землю. Фёдора отбросило на целый метр, где он и затих бесформенной меховой кучей. «Сломанный нос», не обращая внимания на остальных, наверняка уже вынимающих своё оружие участников этого действа, вытянул руку и произвёл ещё один выстрел в направлении головы лежащего. Контрольный.

«Не-ет!!!» — крикнул кто-то в голове Альберта и он снова стал слышать. Не в силах больше стоять на ногах, наёмный убийца повернулся спиной к ограде, тихо осел на землю, зачерпнул ладонью пригоршню снега и отправил себе в рот. Из-за забора понеслась частая пистолетная стрельба, крики, мат, но Итальянец больше не пытался смотреть, как развиваются события на территории дачи. Главное он уже видел — его единственная надежда на спасение, мнимый убийца Папанова был мёртв.

Теперь ему никогда не удастся доказать Резо, что Папу убил он, Альберт, а не кто-либо другой. Он потерял свою репутацию «честного» исполнителя. Он потерял жизнь. Потому что прямо сейчас потерял единственного человека, который мог спасти Итальянца в глазах «общественности».

Он ещё около минуты сидел, привалившись к забору и рискуя словить шальную пулю с той стороны. Наконец Ростоцкий заметил, что стрельба стихла. Пересилив себя, он тяжело поднялся, автоматически отряхнул налипший на комбинезон снег и медленно, будто во сне, побрёл в сторону ближайших деревьев.

Сейчас лучшим выходом было бы лечь на землю и умереть, но чёртов амфетамин продолжал весело гнать кровь по жилам, заставляя тело действовать, двигаться и радоваться жизни. Мозг же хотел прямо противоположного — тишины, смерти, медленного угасания. Это противоречие буквально разрывало убийцу изнутри.

Альберт сдержал звериный вой, готовый вырваться из его груди, лишь неимоверным усилием воли.

«Стоп! — сказал он сам себе. — Надо думать. Умереть я всегда успею. Но сначала надо окончательно убедиться, что человек, за которым я сюда ехал, мёртв. Только тогда можно считать данный этап поисков завершённым. Пусть неудачно, но всё-таки завершённым. И начинать действовать, так сказать, с чистого листа».

Ростоцкий остановился и осмотрелся вокруг. Он успел достаточно далеко углубиться в лес. Возвращаться к дому не хотелось, какое-то шестое чувство удерживало его от этого необдуманного поступка. Но медлить нельзя, решение принято.

Резко развернувшись, Итальянец снова двинулся по направлению к дому, от которого минуту назад шёл, не разбирая дороги, находясь, как говорится, «в растрёпанных чувствах». Постепенно убыстряя шаг, Альберт на ходу достал пистолет, сдвинул предохранитель и опустил руку с оружием на уровень бедра. Его навыки позволяли поражать не слишком удалённые цели даже из такой неудобной для многих позиции.

Деревья расступились, впереди показался знакомый забор. Убийца замедлил шаг и, то и дело посматривая по сторонам, крадучись стал приближаться к своему недавнему месту наблюдения. Выстрелов больше не было слышно, зато раздавались какие-то отрывочные возгласы — то ли команды, то ли ругательства.

«Кто же из них победил? — мимолётно подумал Ростоцкий. — Если хозяева не совсем идиоты, то в доме должны были быть ещё люди, „в запасе“, так сказать. Наверное, они, в конце концов, и взяли верх. Хотя мне от этого уже ни жарко, ни холодно…»

Когда до забора оставалось около пятнадцати шагов, тело неожиданно запротестовало. Альберту будто приходилось продираться сквозь липкую тревожную стену, каждый следующий шаг давался с неимоверным трудом. Итальянец нахмурился: своей интуиции он привык доверять, а тут явно творилось что-то не то…

«Может, опять из-за таблетки мозг пошаливает? — подумал киллер. — Надо будет выбросить эту дрянь, чтоб больше соблазна не было. Нечего на „химию“ надеяться, надо собственные силы правильно рассчитывать…»

Немного успокоенный этой мыслью, Итальянец сделал очередной шаг.

Очередной и… последний.

Но в эту короткую секунду, предшествовавшую последнему осмысленному убийцей движению, как ни странно, вместилось множество самых разнообразных, непонятно из каких глубин подсознания всплывших ощущений…

…он вдруг отчётливо услышал, как на соседнем дереве тревожно и одновременно успокаивающе пересвистываются самец клеста со своей подругой, потревоженной близкой стрельбой…

…ясно разглядел на доске забора, до которого так и не дошёл, засохшую стрекозу, неизвестно как продержавшуюся там до середины зимы…

…понял, что на улице ярко светит солнце, снег стал уже рыхлым и пористым, а значит весна всё-таки не за горами…

…вспомнил, как в школе он мечтал стать сначала космонавтом, а потом таксистом или пограничником…

…увидел перед глазами текст прочитанной когда-то статьи, в которой говорилось, что смех продлевает жизнь человека на…

На сколько смех продлевает человеческую жизнь, Альберт вспомнить уже не успел. Он лишь попытался неуверенно улыбнуться.

Но это ему не помогло.

Ослепительно яркая вспышка взорвалась вдруг в его голове, стирая, как мокрой тряпкой, все только что пришедшие в него образы. Невыносимый грохот заставил болезненно сжаться чувствительные барабанные перепонки.

«Не надо!» — хотел крикнуть Ростоцкий, но его никто не услышал.

До забора оставалось каких-то пять шагов.

Гранатовый стакан

На чердаке действительно было холодно. Не спасал даже захваченный с собой термос с горячим кофе.

— Ну где же он? — наверное, в десятый раз нервно посмотрел на часы Трофим. — Пора ведь уже?

— Блин, — зло процедила Рига сквозь зубы. — Успокойся, рано ещё. Минут через двадцать ждать надо. Раз в двенадцать уехал, значит, будет не раньше двух. Привезёт Чибис твоих казахов, никуда не денется.

— А зачем мы тогда так рано засели на этой холодине? — обиженным голосом поинтересовался Захар Игнатьевич. — Сейчас и надо было готовиться. А мы уже скоро часа полтора, как кукуем тут с тобой.

— Я тебя не звала, — пожала плечами Рига. — Мог и позже прийти. Сам ведь попёрся за мной следом.

— А как я там один буду? — надулся Трофим. — А вдруг они раньше приедут? Я тогда что — ничего не буду знать? Нет уж, я лучше помёрзну…

— Тогда мёрзни, пожалуйста, молча, — обречённо вздохнула Регина. — У меня и так голова трещит, а тут ещё ты причитаешь.

Оскорблённый в лучших чувствах Трофимкин принялся шумно втягивать горячий кофе из крышечки термоса. Хлебнув, видимо лишнего, он заперхал и, выпучив глаза, жестами попытался объяснить своей подруге, что тише кашлять не может. Рига шёпотом выругалась и стала легонько колотить кашляющего ладонью по спине.

— Слушай, — поинтересовалась она, когда Захар Игнатьевич перестал нарушать тишину и конспирацию, — вы в школе писали сочинение на тему: «А тебя взял бы в разведку Гайдар?»

— Не помню, — просипел Трофим, вытирая слёзы. — А к чему ты это? И при чём тут Гайдар? Он ведь, кажется, экономист…

— Вечная мерзлота, — вздохнула Регина. — Я про его знаменитого деда тебе говорю, который погиб на фронте, в разведке.

— В Чечне, что ли? — заинтересовался Захар Игнатьевич. — Я не знал.