Ричард Длинные Руки — грандпринц - Гай Орловский

Как же ненавижу эту тупую мразь, способную только грабить, насиловать, отнимать и нагибать, как ненавижу лордов, что посылают их подчинять деревни и села, где в силу каких-то причин крестьяне не сумели вовремя заплатить налоги…

Арбогастр понял, начал ускорять бег, дыхание у него пошло такое же хриплое и яростное, как у меня, уловил мое настроение. Земля грохочет под копытами, а снежная пыль взлетает за нами вместе с крошевом гранита.

Они даже не сообразили сразу, что же их разнесло, как ураганом стог гнилой соломы. Я пронесся над землей подобно гигантскому метеориту, именуемому здесь хвостатой звездой, сшибая с ног, разбрасывая и раскидывая так, что редко кто находил силы даже пошевелиться, не то что подняться и броситься в бой.

Наконец поднялся запоздалый крик, многие просто застывали в ступоре, глядя на одинокого всадника, что в бешенстве бросается на целые группы воинов и рубит остервенело, как сочную траву, другие со вскинутым оружием бросились ко мне со всех сторон.

Я не стал ждать, пока возьмут в кольцо, пронесся по кругу, с бешеной скоростью нанося короткие точные удары, и за мной всякий раз остаются плавающие в крови трупы.

Наконец бросились врассыпную, запоздало ощутив ужас, но я, озверев, продолжал догонять и рубить, ибо человек если зверь, то всем зверям зверь, и остановил коня лишь после того, как догнал последнего и, привстав на стременах, с наслаждением развалил это злобное животное от середины шлема до пояса, чувствуя нехорошую дохристианскую радость.

Молиться над трупом не стал, Господь меня задумал и создал именно таким, так что я не должен пытаться своими жалкими силами что-то изменить, я человек огня и железа, создан по его образу и подобию, потому я есмь царь природы, доминант, и останусь им.

Спасенные жалко овечатся за повозками, все привязанные на одну длинную веревку, на меня смотрят со страхом и надеждой.

Одна женщина со стоном рухнула на колени, не сводя с меня отчаянного взгляда.

— Отпусти нас!..

— Отпусти или убей!.. — прокричала другая. — Я больше не могу…

Почти сразу и остальные, везде должен быть лидер, закричали жалобно:

— Освободи нас!..

— Лучше ты возьми нас хоть рабами…

Я поднял коня на дыбы и закричал во весь голос:

— Тихо!.. Я просто освободил вас!.. Вот и все. Возвращайтесь либо по домам, либо ищите помощи… хотя бы во-он в том селе. Я не могу вами заниматься.

Женщина прокричала, протягивая ко мне дрожащие истертые веревками в кровь руки.

— Но как ты можешь бросить нас?

— Мы беспомощные, — крикнула другая. — Ты должен!

— Ты обязан!

— Ты же рыцарь!

Я стиснул челюсти, крикнул бешено:

— Здесь целый обоз!.. Это все теперь ваше!.. Берите одежду и оденьтесь теплее! Верните себе все отнятое у вас, все награбленное у других… Вы что, совсем овцы? Тогда не жалуйтесь, что вас стригут и дерут шкуры!

Они что-то кричали еще, уговаривали и упрашивали, однако я повернул коня и пустил его в галоп. Да, я поступил мерзко и бесчеловечно, надо было остаться и нянчиться с ними, вытирать им носы и утешать, заботиться, устраивать в жизни, я же гуманист, как бы ни издевался над самой дурацкой сутью гуманизма, все-таки эта червоточина во мне как-то да завелась, сам не знаю почему, потому нелегко плюнуть на эту гнилость души и поехать по своим делам…

Но что делать, если всем по дороге утирать носы, до Храма Истины никогда не доберусь, а о себе тоже думать надо, я хоть и гуманист, но не совсем уж прибитый иисусик.

От того, что повытираю им носы, удостоюсь звания Почетного Гуманиста, но летом всех нас убьет Маркус, а если вот промчусь мимо без всякого гуманизма, то, может быть, вместе в Храме придумаем, как остановить Маркус или не пустить его на Землю. Или вообще-то принять какие-нибудь меры.

Часть третья

Глава 1

Бобик бежит все так же впереди, но даже так натыкаемся на зверушек, не успевших отпрыгнуть в сторону. Дважды останавливался с оленем в зубах и довольно совал мне добычу, один раз ухватил кабана и держал его на весу в зубищах, пока тот бешено извивался и бежал по воздуху, не понимая, почему остается на месте.

— Ну что ты такой несерьезный, — сказал я с мягким укором. — Мы прем, можно сказать, в Высшую Академию, а ты зайчиков ловишь…

Он посмотрел с укором и выше приподнял кабана, чтобы я лучше рассмотрел этого зайчика.

— Отпусти, — велел я. — Будем кротки, аки голуби… По крайней мере пока не доберемся до места.

Он взглянул с изумлением, в крупных детских глазах читается недоумевающее: зачем?

— Надо нарабатывать репутацию, — объяснил я. — И хотя перед смертью не надышишься, но лучше, чтобы от нас не пахло кровью, когда появимся на пороге.

Он с неохотой отпустил кабана, но тот, вместо того чтобы удрать, завизжал оскорбленно и бесстрашно ринулся на обидчика, как таран, наклонив голову для удара клыками.

Бобик отпрыгнул, пропуская его мимо, а я прокричал:

— Вперед!

И снова то вламываемся в кусты и проносимся сквозь них, ломая промерзшие ветви, как мелкие сосульки, то мчимся по равнинам, и лишь на высокогорьях и перевалах приходится сбавлять бег, лавировать, избегая столкновения с выпрыгивающими навстречу скалами.

Однажды пришлось вообще перейти на шаг, пробираясь в узком ущелье между крупными валунами, покрытыми ледяной коркой, по ним не поскачешь.

Даже Бобик с его алмазными когтями срывался с валунов, оставляя на льду глубокие царапины, а мы вообще пробирались, высматривая близкий выход из расширяющегося ущелья.

Бобик первым услышал неясный шум, что доносится из-под земли, остановился и злобно зарычал.

Я на всякий случай обнажил меч и приготовился либо драться, я же рыцарь, либо удирать — никто не увидит, а политик должен быть гибким в решениях.

Земля перед нами задрожала, валуны раздвинулись, а снизу из снега начала выпячиваться, треская мерзлую землю, серая кочка, облепленная травой и корнями.

Бобик зарычал громче, отступил, глаза начали разгораться красным. Земля с поднимающегося бугра продолжает ссыпаться, среди комьев блеснуло пурпуром.

Арбогастр фыркнул и ударил под собой копытом. Осколки льда красиво брызнули во все стороны, а с кочки земля наконец ссыпалась вся, не с силах зацепиться за абсолютно ровные отполированные грани гигантского кристалла, насыщенного радостно ликующим цветом.

Я охнул, на поверхность поднялся огромный, как крыша небольшого дома, рубин. Настоящий сверкающий рубин, красиво ограненный, безукоризненно элегантный.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});