Бегство охотника - Джордж Р. Р. Мартин

Глава 23

Два с половиной на два с половиной метра, на которых располагались еще очаг и шалаш. Поединок на таком пространстве вряд ли будет долгим. Рамон скинул промокший халат и намотал его на левую руку, стараясь держаться так, чтобы шалаш оставался между ними. Перспектива драки с вооруженным соперником его не слишком радовала, но имея на руке защиту в виде нескольких слоев мокрой ткани, он мог надеяться хоть как-то блокировать клинок. К тому же соперник мог держать нож только левой рукой, тогда как Рамон — пользоваться обеими. О равном поединке в любом случае речи не шло. Даже отдаленно равном. Рамон проиграл еще до начала.

Двойник низко пригнулся к настилу, держа нож наготове. Черт, и надеяться не на что. Будь на борту хоть немного дров, Рамон мог бы отбиваться корягой. Не уплыви весло в сгущающиеся сумерки, он мог бы защищаться им.

— Ты привел их сюда! — выкрикнул двойник.

— Вовсе нет!

— Говнюк лживый! — вопил тот. — Ты один из них. Ты монстр!

— Да. Да, монстр. И все равно как человек я лучше тебя.

— Монстр!

Рамон не стал тратить время на ответ. Двойник принял решение. Как и Рамон, окажись он на его месте. Единственное, что он знал совершенно точно, — это то, что нет на свете такой причины, такого объяснения, такой перспективы, чтобы с их помощью он мог бы привести эту историю к какой-то другой развязке.

— А ты, кстати, трус гребаный — это тебе известно? — поинтересовался Рамон: вдруг тот, разозлившись, допустит ошибку? — Просто баба. Елена и чиха не стоит, и ты это сам знаешь.

— Не смей, сука, даже говорить о ней!

— Ты любил эту кухарку, Лианну. Ту, что ты отбил у Мартина Касауса. И у тебя очко играет признаться в этом! Потому ты так за Елену цепляешься, что даже себе боишься в этом признаться. Потому что без нее ты вообще ноль без палочки. Так, мелкий pendejo купленным по дешевке фургоном и кое-какими геологическими снастями.

Лицо двойника вспыхнуло от ярости. Рамон согнул ноги в коленях, чтобы центр тяжести находился ниже. К тому же такая поза позволяла ему метнуться в любом нужном направлении. Только не назад. За спиной не было ничего, кроме воды.

— Говно! Ни хрена ты не знаешь!

— Я знаю все. Ну же, сука, — ухмыльнулся Рамон. — Хочешь потанцевать? Отлично. Поди сюда, я тебя трахну.

Двойник отчаянно замахнулся, и плот покачнулся от его рывка. Рамон отступил в сторону, резко повернулся и взмахнул кулаком, тоже никуда не попав. Двойник крутанулся на месте и снова низко пригнулся. Пока что все, чего они добились — это поменяться местами. Тот держал нож перед собой в оборонительной позиции. Гнев у двойника улетучился, и глаза его сощурились, сделавшись ледяными. Плохо. Имея дело с ослепленным яростью соперником, Рамон мог бы на что-то рассчитывать. Но если этот ублюдок сохранял способность думать, Рамона ожидала судьба европейца.

Двойник сделал ложный выпад налево, потом направо, не спуская взгляда с Рамона. Проверяя его реакцию, Рамон отступил назад, осторожно нащупав ногами край плота. Двойник нанес удар, и Рамон поднырнул под нож, сам перейдя в нападение. Плот скрипел и раскачивался, заставляя обоих оступаться, но двойник первым восстановил равновесие. Еще одна вспышка молнии осветила реку. Гром ударил почти сразу после того, как она погасла. Рамон ухмыльнулся. Его двойник тоже. Как бы погано все ни оборачивалось, в этом все же имелось какое-то свирепое веселье.

При каких условиях вы убиваете? Когда мазафака должен умереть.

Рамон нанес осторожный удар незащищенной рукой и тут же увернулся от блокирующего взмаха ножа. Припав почти к самому настилу, двойник ухитрился-таки полоснуть ножом по ноге Рамона чуть выше колена. Фигня. Рамон сразу же забыл об этом. Они осторожно кружили друг около друга. Рамон чуть приплясывал, не касаясь настила пятками. Пошел легкий дождь, и ледокорневые листья тут же сделались скользкими. Двойник изготовился к броску: чуть сведенные вместе лопатки выдавали его намерения. Рамон прыгнул в сторону, от чего плот отчаянно дернулся. Двойник упал на колено, но тут же вскочил.

— Ты убил его потому, что думал, тебя за это больше полюбят! — крикнул Рамон.

— Что?

— Ты убил этого pinche европейца, потому что думал, народ в «Эль рей» будет считать тебя гребаным героем! Ты просто жалок!

— Монстр хренов! — отозвался тот и нанес удар.

Это должно было произойти. Рамон не дал себе времени думать; он бросился вперед, позволив клинку скользнуть по ребрам, и прижал руку двойника к туловищу. Боль, когда лезвие коснулось кости, была почти ослепительная, зато теперь противник не мог нанести нового удара. Свободной рукой Рамон схватил его за раненую кисть и стиснул что было сил. Двойник, охнув от боли, попытался вывернуться. Они сцепились в пьяном объятии. В нос бил запах двойника: резкий, мускусный дух немытого тела, показавшийся ему на удивление неприятным. Дыхание отдавало тухлым мясом. Рамон продолжал прижимать противнику левую руку с ножом к боку, но тот оступился, и они вдвоем покатились на палубу. Дождь и речная вода захлестывали их. Что-то ударило в плот, и тот закрутился как безумный: чтобы удержать его ровно, не было ни весла, ни рулевого.

— Тебе нельзя жить, мерзость гребаная, — прошипел двойник. — Тебе нельзя жить!

— Дело в том, что ты не понимаешь течения, — неожиданно для себя спокойно отозвался Рамон. Как-то рассудительно это прозвучало, словно они беседовали за кружкой пива в баре. — Ты не понимаешь, что это — быть частью чего-то большего. И знаешь, Рамон, ублюдок несчастный, ты этого ведь и не поймешь. — И врезал противнику лбом в переносицу. Он ощутил, как подалась кость; двойник заорал и отпрянул. Рамон не отпускал его, и они покатились по настилу. Рамон въехал спиной в шалаш, и тот с треском повалился. Они перевернулись еще раз, пытаясь отыскать опору для ног. Двойник так и не отпускал ножа, Рамон не отпускал двойника. Так, сцепившись, они и свалились в воду.

Рамон невольно охнул и тут же наглотался речной воды. Двойник дергался и извивался, и в конце концов они расцепились и плыли уже порознь. Вода была светлая, и в этой светлой воде Рамон увидел тянущийся от его бока красный шлейф. Его кровь смешивалась с водой, становясь частью реки. Он становился рекой.

Казалось, так просто позволить этому произойти. Живое море звало его в себя, и части его не терпелось влиться туда, окончательно сделавшись рекой. Но та часть его, которая была инопланетной, помнила еще горечь гэссу, а земная часть отказывалась признать поражение, и обе эти части заставляли его держаться. Он дернулся, и изо всей силы рванулся прочь из потока; жар и кровь струились из него.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});