Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп

меня один раз.

Разумеется, он поцеловал ее, и не один раз, но с долгим нежным объятием. Как могло быть иначе? Он всем сердцем желал, чтобы она осталась в Америке, но, когда миссис Хартл стояла перед ним на коленях, как мог он ее не обнять?

– А теперь расскажи мне все, – сказала она, усаживаясь на скамеечку у его ног.

Миссис Хартл, безусловно, не походила на женщину, которую можно безнаказанно обидеть или оттолкнуть. Даже сейчас, целуя ее, Пол чувствовал, что она может еще до его ухода разодрать ему лицо в клочья. Он знал, какова она в ярости, хотя знал и силу ее искренней любви. Они вместе ехали в Англию из Сан-Франциско, и она была очень добра к Полу в его болезни, душевном смятении и нищете – в Нью-Йорке он остался почти без гроша. С парохода в Ливерпуле они сошли помолвленными. Он рассказал ей про все свои дела, поведал ей всю историю жизни. Это было до второй его поездки в Америку, и про мистера Гамильтона К. Фискера он еще даже не слышал. Однако миссис Хартл почти не говорила о себе – только что она вдова и едет в Париж по делу. Когда Пол расставался с ней на вокзале, откуда она ехала в Дувр, он горел любовью, даже предлагал сопровождать ее во Францию, но она отказалась. Тут он вспомнил, что должен сообщить о помолвке своему другу Роджеру, понял, как мало знает про даму, на которой собрался жениться, и устыдился. Он не знал, есть ли у нее средства и какие, знал только, что она старше его на несколько лет и почти не говорит про свою семью. Она лишь упомянула, что ее муж был одним из величайших негодяев на людской памяти, а избавление от него стало единственным хорошим событием в ее жизни до встречи с Полом Монтегю. Но только после расставания – только когда осознал, какую скудную историю поведает Роберту Карбери, – Пол ужаснулся. Так умна была эта женщина и так неотразимы ее чары, что он за недели ежедневного общения, все более и более влюбляясь, не заметил, что чего-то недостает.

Он рассказал обо всем другу, и друг объявил, что невозможно жениться на даме, с которой познакомился в поезде, не зная о ней решительно ничего. Роджер всячески убеждал Пола забыть о своей любви – и отчасти в этом преуспел. Так приятно и естественно наслаждаться обществом умной красивой женщины в долгом путешествии, столь же естественно вообразить, будто она всю жизнь будет в точности такой же, как сейчас… и не менее естественно осознать свою ошибку после расставания! Однако Монтегю, хотя наполовину изменил своей вдовушке, наполовину оставался ей верен. Он дал слово, от которого не мог так просто отречься. Затем он вернулся в Калифорнию и через Гамильтона К. Фискера узнал, что в Сан-Франциско миссис Хартл считают загадкой. Некоторые даже не верят, что мистер Хартл вообще существовал. Другие утверждали, что мистер Хартл безусловно существовал и, насколько им известно, до сих пор жив. Собственно, лучше всего про нее знали, что она убила человека выстрелом в голову и произошло это вроде бы в Орегоне. Ее не судили за убийство, поскольку, на взгляд орегонцев, обстоятельства ее оправдывали. Все знали, что миссис Хартл очень красива и очень умна – но все считали ее очень опасной. «Она всегда при деньгах, – сказал Гамильтон Фискер, – но никто не знает, откуда они берутся». Затем он спросил, чем вызван вопрос Пола. «Я не стал бы связываться с ней на всю жизнь, если вы об этом» – был вердикт Гамильтона К. Фискера.

Монтегю виделся с ней в Нью-Йорке проездом во время второго путешествия в Сан-Франциско и, несмотря на предостережения Роджера, снова пообещал на ней жениться. Он сказал, что попытается вызволить свои деньги – как вспомнит читатель, великой железной дороги тогда не было в помине, – и миссис Хартл обещала последовать за ним. С тех пор и до сего дня они не виделись. Она не поехала в Сан-Франциско, во всяком случае, пока он там был. Затем миссис Хартл писала ему в Англию, и Монтегю пытался объяснить, что их помолвку следует разорвать. А теперь она приехала к нему в Лондон!

– Расскажи мне все, – сказала миссис Хартл, приникая к Полу и заглядывая ему в лицо.

– Но… когда ты сюда приехала?

– Сюда, в этот дом, позавчера вечером. Во вторник я была в Ливерпуле, там узнала, что ты, вероятно, в Лондоне, и поехала сюда. У меня одна цель – повидаться с тобой. Я могу понять, что ты отдалился от меня. То путешествие домой было так давно! Наша встреча в Нью-Йорке получилась короткой и невеселой. Я не говорила тебе, потому что ты сам был тогда беден, но я в те дни сидела без гроша. Теперь я сумела вырвать свое у грабителей. – Миссис Хартл проговорила это так, что было видно – она умеет быть очень настойчивой в возвращении своего (или того, что считает своим). – Я не смогла сразу приехать в Сан-Франциско, как обещала, а когда добралась туда, ты уже поссорился с дядей и уехал. И вот я здесь. По крайней мере, я была тебе верна.

При этих словах он вновь положил ей руку на затылок, словно хотел прижать ее голову к своим коленям.

– А теперь, – продолжала она, – расскажи о себе.

Трудно вообразить более неловкое положение. Честность требовала мягко отодвинуть ее от себя, встать и объявить, что, каким бы ошибочным ни было его прежнее поведение, он не намерен на ней жениться, о чем и должен сказать совершенно прямо. Однако ему мешал то ли избыток, то ли недостаток благородства. Правда, он все-таки поклялся себе – в эти самые минуты, когда она сидела у его ног, – что не женится на ней. Его женой будет либо Гетта Карбери, либо никто. И все же Пол не знал, как сказать это достаточно твердо и в то же время как бы извиняясь.

– Я здесь по делам железной дороги, – сказал он. – Ты, верно, слышала о нашем проекте?

– Кто о нем не слышал! В Сан-Франциско только об этом и говорят. Гамильтон Фискер – человек дня, и, когда я уезжала, твой дядя покупал виллу за семьдесят четыре тысячи долларов. Правда, говорят, будто самый жирный куш ушел к вам, лондонцам. Многие досадуют на Фискера, что он ездил сюда.

– Все идет очень хорошо, насколько я понимаю, – сказал Пол, немного стыдясь, что так мало обо всем знает.