Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 - Пола Сторидж

– Я ведь говорю о работе, а не о каких-то там мелких приработках…

– А откуда тебе знать, какие это приработки? – спросил в свою очередь О'Хара.

– Ты ведь сам утверждал, что твоя работа – временная, не так ли?

Он кивнул.

– Так.

– Вот видишь…

– Антония, – миролюбиво произнес О'Хара, – я одного не могу понять: дети накормлены, напоены, одеты, обуты. Я не отказываю им ни в чем…

Антония молчала.

– А что у меня за работа – временная или постоянная – какая разница?

– Нет, разница все-таки есть, – возразила та, – или ты уверен, что и завтра будешь иметь возможность обеспечить их куском хлеба…

Патрик мягко перебил ее:

– Но они имеют не только хлеб, но и масло…

– Или, – продолжала старая дева, будто бы не расслышав слов собеседника, – над твоей головой постоянно будет висеть дамоклов меч вопроса: а что, если завтра это кончится?

– Ты ведь знаешь: ничто не вечно под луной, – возразил Патрик, – и что сегодня никто не может быть уверенным в завтрашнем дне. Даже ты.

– Ну, обо мне не надо говорить, – вспыхнула Антония, – я ведь приехала к тебе не для этого.

– А для чего?

– Проведать детей.

Патрик улыбнулся – за все время визитов в его дом Антония изъявляла желание повидаться с племянником и племянницей всего несколько раз, и то после того, как они попадались ей на глаза где-нибудь в прихожей или во дворе.

До крайности скупая по натуре, сестра покойной жены ни разу не привезла им гостинцев – несмотря на то, что Патрик периодически делал ей на этот счет более чем призрачные намеки.

Конечно – дети были нужны ей для совершенно иных целей.

– Дети в порядке, – произнес О'Хара, – и когда они придут из школы, часа через два, ты сама сможешь в этом убедиться.

Антония поняла, что разговор заходит в не желательное для нее русло, и потому перевела его в прежнее русло.

– Меня очень беспокоит то, что твои заработки непостоянны, – сказала она.

– А меня – нет, – ответил Патрик и даже сам испугался того, насколько независимо прозвучала его реплика.

– Любой, кто занят на временной работе, ни сегодня-завтра может оказаться на улице.

– А разве тот, кто работает постоянно – нет? – возразил Патрик.

Склонив голову набок, Антония неожиданно поинтересовалась:

– Кстати, никак не могу понять, чем ты занимаешься в последнее время?

– Прирабатываю немного на сносе старых домов, – ответил О'Хара и опустил глаза, потому что ему было очень неприятно от собственного вранья – даже несмотря на то, что врать приходилось такому несимпатичному человеку, как эта женщина.

Та презрительно ухмыльнулась.

– И что ты там делаешь?

– Разнорабочий, – ответил уклончиво он.

– А, понимаю, – протянула Антония, – это вы, наверное, разбираете ветхие строения неподалеку от центра, да?

Он кивнул.

– Совершенно верно.

– И правильно, – ответила Антония, – давно пора избавить наш город от этой рухляди.

– Почему?

– А я как-то по телевизору слышала, что с крыш этих домов стреляют террористы.

Если бы Антония отличалась наблюдательностью, то наверняка бы заметила, что при последних ее словах Патрик заметно побледнел.

– Террористы? – хрипло переспросил он. – Террористы?

– Да, какие-то снайперы из этого проклятого ИРА. Подумать только, – засокрушалась Антония, – и не живется же людям спокойно. Делать им больше нечего, черт бы их побрал! Стреляют по мирным людям, сеют панику… Ужас просто!

Патрик неожиданно замолчал.

А что, если эта старая мымра уже знает, что одним из снайперов был он, Патрик?

Что, если весь этот разговор заведен ею только для отвода глаз?

Патрик прекрасно понимал, с кем имеет дело: ведь если бы Антония заполучила в свои руки такой замечательный козырь, она бы знала, как распорядиться им: она непременно начала бы шантажировать его, грозя, что если он откажет отдать ей детей, она донесет на него в полицию.

Внимательно посмотрев в глаза собеседницы, Патрик неопределенно изрек:

– Кому что нравится…

– Как это – «кому что нравится»! – возмутилась та, – если каким-то ненормальным нравится стрелять в людей… нет, вы только послушайте!

Лицо Антонии покрылось багровыми пятнами, отдышавшись, она начала отчитывать Патрика:

– Наверное, ты и детям своим внушаешь подобные мысли?

Патрик, с нескрываемой ненавистью взглянув на Антонию, тем не менее заговорил ровно и спокойно:

– Мои, – он сознательно сделал ударение на этом слове, словно стремясь подчеркнуть, что дети его и он никому не позволит вмешиваться в их воспитание, даже сестре покойной жены, – мои дети, – продолжил он, – Уолтер и Молли уже в том возрасте, когда сами могут составить представление о подобных вещах… И они не нуждаются ни в чьем внушении…

Антония весьма недружелюбно покосилась на него и произнесла:

– Ну, не скажи…

Она еще долго и нудно говорила, притом ее речь пестрела множеством жаргонных педагогических словечек (в свое время Антония некоторое время работала учительницей в муниципальной школе), и от всего этого у Патрика буквально скулы сводило от бешенства.

Но он, стараясь держать себя в руках, по выражению лица собеседницы все время пытался понять, что ей известно о его последнем приключении на крыше старого дома в центре Белфаста.

Нет, вряд ли она что-нибудь знает, вряд ли подозревает…

Ведь в таком случае она бы говорила с ним совершенно иначе – она бы сразу начала с грубого шантажа и угроз; кто-кто, Антония на такое вполне способна…

Нет, не знает…

Но на всякий случай Патрик решил проверить свои догадки.

– Да, так что эти террористы…

Та, осекшись на полуслове, удивленно посмотрела на собеседника.

– Какие такие террористы? Точно – не знает.

Слава Богу!

– Ну, те, что стреляли с крыши?

– А, снайперы…

– Ты ведь сама говорила…

Антония махнула рукой.

– Вот как? Я не помню… Знаю только, что об этом сообщали по телевизору, – бормотала Антония и недовольная тем, что ее перебили таким вот бесцеремонным образом, поджала губы.

Они поговорили еще несколько минут, пока Антонии, видимо, не надоело.

Тяжело поднявшись, она накинула плащ и направилась к выходу.

– Подумай над моими словами, Патрик, – сказала Антония на прощание.

Тот прищурился.

– Над какими именно?

– Над тем, что тебе надо подыскать какую-нибудь нормальную работу.

Когда дверь за Антонией закрылась, Патрик, улыбнувшись, поудобней устроился в кресле, включил телевизор и еще раз мысленно поблагодарил Бога за то, что он уберег его от возможного шантажа этой старой, никого не любящей и никем не любимой склочной женщины.