Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома - Джон Болтон

поступающих из Китая в нашу Страну. Это не включает 250 миллиардов долларов, которые уже тарифицируются по 25 %…

…Мы с нетерпением ожидаем продолжения нашего позитивного диалога с Китаем по всеобъемлющей торговой сделке и считаем, что будущее между нашими двумя странами будет очень светлым!

Это было важное решение, вызвавшее большую тревогу в экономической команде Трампа, что в значительной степени соответствовало положению вещей, когда я подал в отставку 10 сентября. Последующие переговоры привели к объявленной в декабре “сделке”, которая, по сути, была меньше, чем казалось на первый взгляд.

* * *

1 декабря 2018 года, одновременно с длительным ужином в Буэнос-Айресе, канадские власти арестовали в Ванкувере Мэн Ваньчжоу, финансового директора «Хуавей» и дочь основателя корпорации. Мы узнали о предстоящем аресте за день. Поскольку она проходила обвиняемой по нашему делу о финансовом мошенничестве против «Хуавей», в том числе за сокрытие массовых нарушений наших санкций в отношении Ирана, дело показалось мне простым. В Буэнос-Айресе было, мягко говоря, оживленно, и я узнал достаточно, наблюдая за Трампом с Эрдоганом, чтобы понять, что мне нужно иметь все факты на руках, прежде чем я проинформирую Трампа.

Однако, когда последствия ареста распространились по средствам массовой информации, друзья Китая в США расстроились. На рождественском ужине в Белом доме 7 декабря Трамп поднял вопрос об аресте Мэн, рассуждая о том, какое давление это оказало на Китай. Он сказал мне через стол, что мы только что арестовали китайскую “Иванку Трамп”. Я был на волосок от того, чтобы сказать: “Я никогда не знал, что Иванка была шпионкой и мошенницей”, но мой автоматический механизм прикусывания языка сработал как раз вовремя. Какой финансист с Уолл-стрит дал Трампу эту фразу? Или это был Кушнер, который после переходного периода был вовлечен во взаимные ухаживания по вопросам Китая с Генри Киссинджером? Трамп пожаловался, что «Хуавей» была крупнейшей телекоммуникационной компанией Китая. Я сказал, что «Хуавей» — это не компания, а подразделение спецслужб Китая — это заставило его задуматься. В сочетании с тем, что Трамп позже сказал об уйгурах во время этого же ужина, я мог бы сказать, что мы находимся в другом цикле размышлений Трампа о том, как обращаться с Китаем. Я задавался вопросом, что нужно сделать, чтобы заставить его отказаться от умиротворения и вернуться к более агрессивному подходу, на который он был вполне способен — например, когда дал Лайтхайзеру ведущую роль в торговых переговорах.

Трамп несколько раз усугублял ситуацию, подразумевая, что «Хуавей» также может быть просто еще одной разменной монетой США в торговых переговорах, игнорируя как значимость уголовного дела, так и гораздо большую угрозу, которую «Хуавей» представляет для безопасности телекоммуникационных систем пятого поколения (или 5G) по всему миру. Торговля превращалась в черную дыру, все прочие проблемы закручивались вокруг увлечения Трампа торговой сделкой. Компания «Хуавей» создала огромные проблемы национальной безопасности, о многих из которых мы могли только упоминать в публичных заявлениях. Мысль о том, что уголовное дело было просто рычагом давления на партнеров по сделке обескуражила и смутила наших друзей. Мнучин постоянно беспокоился о том, как то или иное судебное преследование за взлом или другие киберпреступления окажет негативное влияние на торговые переговоры. Трамп иногда покупался на это, а иногда и нет. В какой-то момент он сказал Мнучину:

— Стив, китайцы видят страх в ваших глазах. Вот почему я не хочу, чтобы вы вели с ними переговоры.

Это были хорошие дни. Мы получали больше, чем отдавали.

По мере того, как торговые переговоры продолжались, мы начали готовить проекты исполнительных указов по обеспечению безопасности телекоммуникационных систем США и активов информационных технологий в целом. На каждом этапе нам приходилось бороться с предполагаемым влиянием на торговые переговоры в Китае. Иногда чиновники Администрации, отвечающие за экономическую политику, считали «Хуавей» не угрозой, а просто еще одним конкурентом, которого мы, специалисты по национальной безопасности, пытались дискредитировать в качестве протекционистской меры, чтобы помочь американским фирмам. Траншею за траншеей мы преодолевали это сопротивление. На нескольких встречах в Овальном кабинете я настаивал на том, чтобы мы следовали предостережению Чжоу Эньлая во время Второй мировой войны при ведении переговоров с Чан Кайши: даже когда коммунистические и гоминьдановские силы воюют между собой, это должна быть “борьба во время разговора”. Как может Си Цзиньпин возражать против того, чтобы мы последовали совету Чжоу? Это не вызвало у Мнучина восторга. Тем не менее, Трамп сказал, что не возражает — но порывисто и неохотно. Мы продолжали устанавливать важные защитные сооружения, но гораздо медленнее, чем это было разумно. И, конечно, сам Трамп продолжал быть частью проблемы, спросив Лайтхайзера в какой-то момент в апреле, должны ли мы что-то сказать в торговой сделке о кибервойне. Эта идея граничила с иррациональностью или хуже, и она быстро исчезла из официальных кругов США, но к каким еще неприятностям она может привести, если вновь появится на следующей встрече Си с Трампом?

Мы столкнулись с аналогичными препятствиями на международном уровне, когда пытались предупредить наших союзников об угрозе со стороны «Хуавей» и других китайских госкомпаний. Мы также распространяем информацию о том, насколько коварной была китайская инициатива “Один пояс — один путь”, основанная на «долговой дипломатии», заманивающей страны, казалось бы, выгодными условиями кредитования, а затем заставляющей их попасться на финансовую удочку, из которой страны третьего мира вряд ли могли выбраться. В декабре 2018 года в Фонде наследия я изложил африканскую стратегию администрации, подчеркнув нашу беспокойство по поводу несправедливого преимущества, которое Китай получил от многих африканских стран. В Европе многие страны вели так много бизнеса с «Хуавей», что им было трудно разобраться. Например, с Великобританией дискуссии были очень сложными, хотя отношение значительно изменилось после того, как премьер-министром стал Джонсон. Но даже тогда это было тяжело из-за высокого уровня зависимости от «Хуавей», который Британия накопила за длительный период. Эти законные опасения должны были заставить нас сосредоточиться на быстром привлечении новых участников на рынки 5G, а не на том, как мы могли бы смягчить последствия продолжения покровительства «Хуавей».

Япония заняла жесткую позицию. Во время майского государственного визита Трампа Абэ заявил, что Китай является крупнейшим стратегическим вызовом в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Они полностью игнорируют установленные правила и порядок. Их попытки в одностороннем порядке изменить статус-кво в Восточно- и Южно-Китайском морях неприемлемы. Абэ призвал Трампа поддерживать единство США и Японии против Китая и многое другое. Это был образцовый пример того, как вести стратегический диалог с близким союзником. Премьер-министр Австралии Скотт Моррисон