История России с древнейших времен. Книга VI. 1657-1676 - Сергей Соловьев

Никону доносили справедливо, что к нему запрещено ездить: в 1659 году певчие дьяки Иван Тверитинов и Савва Семенов вопреки указу были у патриарха в Воскресенском; их взяли к допросу, и они рассказали свой разговор с Никоном. «Услышите, — говорил патриарх, — какие к вам вести недобрые будут вскоре!» Говорил и про Выговского: «Когда я был на Москве, то на меня роптали, будто я Выговского принял; но ведь при мне никакой от него неправды не было, а теперь он отошел от великого государя неведомо почему; когда я был, то великому государю о них бивал челом и во всем заступался; и теперь стоит мне только две строчки написать Выговскому, и он будет по-прежнему служить великому государю и меня послушает; и прежде во всем добром меня слушивал, только надобно их держать умеючи».

Подобные разговоры Никона с посетителями, старание его выставить, как он необходим для государства, как все было хорошо при нем и все стало дурно после него, разумеется, не могли возбудить в Москве желания позволить всем ездить в Воскресенский монастырь. Царь отправил к Никону дьяка Дементия Башмакова объявить, что духовенству не было никакого запрета ездить к нему в Воскресенский монастырь. Башмаков нашел патриарха в пустыни близ монастыря, спросил от имени государева о спасении и поднес жалованье: вино церковное, муку пшеничную, мед-сырец, рыбу. Никон бил челом за жалованье, спрашивал о государевом многолетнем здоровье и потом пошел к обедне. После обедни патриарх отправился из пустыни в большой монастырь, перед ним шли дети боярские; у монастырских ворот по сторонам стояли стрельцы, человек с десять, на монастыре встречал архимандрит с братиею. Вошедши в келью с Башмаковым, Никон начал жаловаться, что его забывают, что его не считают больше патриархом. «Между властями, — говорил он, — много моих ставленников, они обязаны меня почитать, они давали мне письмо за своими руками, что будут почитать меня и слушаться. Я оставил святительский престол в Москве своею волею, московским не зовусь и никогда зваться не буду; но патриаршества я не оставлял, и благодать св. духа от меня не отнята: в Воскресенском монастыре были два человека, одержимые черным недугом, я об них молился, и они от своей болезни освободились; и когда я был на патриаршестве, и в то время моими молитвами многие от различных болезней освободились».

Эти притязания Никона сильно смутили царя, должны были смутить многих, даже и не врагов Никона: теперь нельзя было приступить к избранию нового патриарха, не решивши вопроса, в каком же отношении будет находиться новый патриарх к старому? Притязания Никона явно показывали, что он хочет сохранить первенствующее положение, хочет сохранить прежнюю власть над владыками, указывая на то, что они поставлены им и клялись быть ему послушными. Будет, следовательно, два патриарха? И как выбирать нового? Какое значение дать при этом Никону, а Никон малым значением не удовольствуется! Он говорит, что благодать осталась с ним, что он чудотворец! Скоро Никон высказался, какое он хочет иметь значение при избрании нового патриарха. Крутицкий митрополит, который вследствие его удаления принял управление делами патриаршества, счел себя вправе заменить патриарха и в известной церемонии в Вербное воскресенье, когда патриарх ездил на осляте, представляя Христа, въезжавшего таким образом в Иерусалим. Никон, узнавши об этом, послал такое письмо государю: «Некто дерзнул седалище великого архиерея всея Руси олюбодействовать, в неделю ваий деяние действовать. Я пишу это не сам собою и не желая возвращения к любоначалию и ко власти, как пес к своей блевотине. Если хотите избирать патриарха благозаконно, праведно и божественно, да призовется наше смирение с благоволением, честно. Да начнется избрание соборно, да сотворится благочестиво, как дело божественное; и кого божественная благодать изберет на великое архиерейство, того мы благословим и передадим божественную благодать, как сами ее приняли; как от света воссиявает свет, так от содержащего божественную благодать приидет она на новоизбранного чрез рукоположение, и в первом не умалится, как свеча, зажигая многие другие свечи, не умаляется в своем свете».

После этого было ясно, что русской церкви предстоит двупатриаршество, 1 апреля 1659 года отправились к Никону от царя думный дворянин Прокофий Елизаров и думный дьяк Алмаз Иванов напомнить ему, что он от патриаршества отказался и потому уже не следует ему вмешиваться в дела церковные. «Ты с князем Трубецким приказывал, — говорил Елизаров, — что московским патриархом никогда не будешь и дела тебе до архиерейского чина нет: а теперь пишешь, что крутицкий митрополит дерзнул седалище великого архиерея олюбодействовать; оставя паству свою, писать тебе этого не довелось; действо учинил митрополит по государеву указу, и прежде всегда так бывало». «Первый архиерей, — отвечал Никон, — во образ Христов, а митрополиты, архиепископы и епископы во образ апостолов, и рабу на седалище господина дерзать не достоит; прежде делали это по неведению, и сам я в Новгороде делал по неведению, а во время архиерейства своего во многих суетах исправить этого не успел. А престол святительский оставил я своею волею, никем не гоним, имени патриаршеского я не отрицался, только не хочу называться московским, о возвращении же на прежний престол и в мыслях у меня нет». Елизаров продолжал свое: «Вперед о таких делах к великому государю не пиши, потому что ты патриаршество оставил». Никон: «В прежних давних летах благочестивым царям греческим об исправлении духовных дел и пустынники возвещали: я своею волею оставил паству, а попечения об истине не оставил и вперед об исправлении духовных дел молчать не стану». Елизаров : «При прежних греческих царях процветали ереси, и те ереси пустынники обличали, а теперь никаких ересей нет и тебе обличать некого». Никон : «Если митрополит действовал по указу великого государя, то я великого государя прощаю и благословение ему подаю».

Мы видели, каким ужасом поражена была Москва, когда пришла весть о конотопском поражении: ждали хана и Выговского под царствующий град. Царь вспомнил о Никоне и послал предложить ему более безопасное убежище, именно крепкий монастырь Макария Колязинского. Никон встретил жестко это предложение и сказал посланному: «Возвести благочестивейшему государю, что я в Колязин монастырь нейду, лучше мне быть в Зачатейском монастыре; а есть у меня и без Колязина монастыря, милостию божиею и его, государевою, свои монастыри крепкие — Иверский и Крестный, и я, доложась великому государю, пойду в свои монастыри, и ныне возвести великому государю, что иду в Москву о всяких нуждах своих доложиться ему». Посланный не понял, о каком Зачатейском монастыре говорит патриарх, и спросил объяснения; Никон отвечал: «Тот, что на Варварском Крестце под горою у Зачатия». «Ведь там только тюрьма большая, а не монастырь», — возразил посланный. «Ну вот этот самый и Зачатейский монастырь», — отвечал Никон. Патриарх приехал в Москву, виделся с царем, с царицею, принят почтительно, одарен, но развязки никакой не последовало. Сохранилось любопытное известие одного иностранца, бывшего тогда в Москве: приехавши в столицу, Никон хотел приклонить к себе народ, устроил трапезу для странных, сам обмывал им ноги; желая сложить вину продолжительной, тяжкой войны на государя, спрашивал, как будто ничего не зная, заключен ли мир с поляками? Когда ему отвечали, что нет, глубоко вздохнул и сказал: «Святая кровь христианская из-за пустяков проливается» и т.д. Узнавши об этих разговорах, царь немедленно велел Никону выехать из Москвы.

Никон отправился в Крестный монастырь. В начале 1660 года царь велел созвать духовный собор и предложил ему решить трудный вопрос. Собор открылся 17 февраля: прежде всего боярин Петр Михайлович Салтыков принес письменные сказки о том, как Никон оставил патриаршество: преосвященные приняли сказки и начали допрашивать свидетелей, священного чина людей по священству, а прочих по евангельской заповеди. В сказках крутицкого митрополита Питирима и князя Трубецкого было написано: «Патриарх Никон патриаршества своего отрекся с клятвою»; в остальных сказках о клятве не было упомянуто, но во всех говорилось согласно, что Никон от патриаршества отрекся и вперед на нем обещался не быть. Собор послал боярина Салтыкова доложить великому государю, что святейший патриарх Никон, как дознано, оставил патриаршеский престол своею волею, и как великий государь укажет? Салтыков возвратился с ответом, что государь указал собору выписать из правил св. апостол и св. отец все относящееся к подобным случаям и у выписки велел быть архиепископу Маркелу вологодскому, архиепископу Илариону рязанскому, Макарию псковскому, Чудова монастыря архимандриту Павлу, Свирского Александрова монастыря игумену Симону. 27 февраля собор слушал выписи и рассуждал: Никон не внял прошению великого государя, объявленному князем Трубецким; не внял прошению архиереев и прочего духовенства, бывшего при его отречении в Успенском соборе; не объявил причину отречения ни великому государю, ни архиереям, ни собору, не оставил никакого объяснения, объявил только, что отрекается ради своего невежества и грехов. После этого рассуждения собор определил по правилам: когда епископ отречется от епископии без благословной вины, то по прошествии шести месяцев поставлять другого епископа; кроме того, определил, что Никон должен быть чужд архиерейства, и чести, и священства. Трижды подносили государю правила, на которых основывался собор: царь медлил, наконец приказал пригласить на собор греков, бывших в Москве: Парфения, митрополита фивского, Кирилла, бывшего архиепископа андросского, Нектария, архиепископа паганиатского. Греки подтвердили приговор русских, и царь велел подкрепить этот приговор в Успенском соборе при себе и при боярах. Дело оканчивалось: решением собора уничтожались все притязания Пикона на сохранение прежнего значения, на право рукоположить нового патриарха: он терял архиерейство, терял священство! Но вот Епифаний Славеницкий, первый ученый авторитет тогда в Москве, подает протест. «Греки на соборе, — пишет он, — прочли из своей греческой книги выражение: „Безумно убо есть епископства отрещися, держати же священства“ — и сказали, что это 16 правило первого и второго собора. Я думал, что это правда, не дерзнул прекословить и дал мое согласие на низвержение Никона, бывшего патриарха; но потом я стал искать и не нашел в правилах этого речения, вследствие чего беру назад свое согласие на низвержение Никона и каюсь. Ваше царское величество приказали мне составить соборное определение: я готов это сделать относительно избрания и поставления нового патриарха, потому что это праведно, благополезно и правильно; о низвержении же Никона не дерзаю писать, потому что не нашел такого правила, которое бы низвергало архиерея, оставившего свой престол, но архиерейства не отрекшегося».