Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

– Я – комедиантка. Я должна играть. Что угодно, и это тоже.

– Но зачем? Разве у нас нет денег?

– При чем тут деньги? Я должна играть.

Светлые глаза в упор смотрели на Джареда. Ни смущения не было в этом взгляде, ни упрямства. Просто она была уверена в том, что говорила.

Что ж, он сам виноват. Поглощенный своими делами, строил из себя невесть что, дрался с убийцей, сидел за одним столом с принцем и наместником, водил задушевные беседы с дураками, и совсем забросил Дагмар. И еще – привел под их кров чужую женщину, одержимую, может быть, злым духом… Немудрено, что Дагмар искала утешение в своем ремесле.

Но все эти привычные заклинания, которыми он себя успокаивал, на сей раз утратили силу. То, что он видел в Дагмар – ее великодушие, благородство, сдержанность – все имело другое название.

– А если б я попросил тебя отказаться от своего ремесла?

– Не надо об этом просить. Разве тебе мешает то, что я делаю?

– Не знаю. Но если бы тебе пришлось выбирать между нашей с тобой жизнью и подмостками?

Она молчала. Но Джаред знал ответ.

…И то, что казалось в ней преданностью, покорством, терпимостью, отсутствием ревности – должно было именовать по-другому.

Ей ни до чего не было дела. Она хотела одного – играть. А с кем она при этом спит, значения не имело. Проще согласиться, тогда от тебя быстрей отвяжутся.

– Прости, – казала она. – Мне следовало солгать. Но я не умею. Ничего не умею. Только играть. Помню, как я шла по дорогам… и все вокруг плакали, но я не могла заплакать. И не понимала, почему. Я стала смотреть на людей. На мужчин, на женщин, на детей. Они смеялись, злились, радовались, бранились. Но у меня ничего этого не получалось. Мне не было ни весело, ни страшно. Мне было пусто. – Она приложила к груди сжатый кулак. На сцене этот жест показался бы слишком нарочитым в своей наглядности, но сейчас он таким не выглядел. – А потом я встретила комедиантов и поняла – все, чего во мне нет, я могу изобразить . Это не притворство. Я слышала, как обо мне говорили, будто я – никакая. Я не обиделась. Я обиделась бы, если б не знала про себя правду. Наверное, хуже быть злой, развратной, лживой. Но во мне даже этого нет. Только пустота. У меня нет даже имени. Вот почему я позавидовала твоей сестре. И вот почему я должна играть, все время играть. Только так я могу хот ь кем-то быть. Диниш был не такой умный, как ты, но это он понимал. Поэтому – не надо, не проси меня сделать то, чего я сделать не могу. Иначе пустота сожрет меня изнутри.

Он думал: Дагмар никогда не обманывала его. Она говорила, что любовь – это роскошь, которая ей не дозволена. И она не виновата, что он приписывал ей воображаемые добродетели. Хотя – почему же воображаемые?

Да, он виноват. Он точно знал, что Дагмар пострадала от темной Силы, что душа ее ранена, а сознание изувечено. И шел в Эрденон с единственной целью – помочь ей. Защитить. И что он сделал?

Сколько раз он повторял себе, что не может понять ее. Ибо она, как та, о которой сказано «запертый сад, заключенный колодезь, запечатанный источник».

Печать на памяти. Замок на сердце. Огражденная душа. А ему досталось тело. Оболочка. «Я никто и звать никак».

Юный студент там, в Тримейне, едва войдя в соприкосновение с доктором Поссаром, лишился не только памяти, но и образа человеческого. От него и впрямь осталась только оболочка. Шелуха.

Райнер безумным не выглядел. Но отвечал ли он за свои действия?

Теперь уже не узнаешь. И не поможешь. Поздно.

Но Дагмар… Ей никто не пытался помочь. Потому что никто не догадывался, что она нуждается в помощи. Разве что Диниш. И Диниш велел ей остаться с Джаредом. Потому что больше никто ей помочь не сумеет.

Джаред взял плащ, лежавшийй на постели, встал.

– Ты уходишь?

Это могло означать: «Ты меня бросаешь?» И прозвучало так же бесстрастно. Потому что плакать она могла только чужими слезами.

– Я посижу внизу. Не беспокойся, – добавил Джаред.

Он знал, что беспокоиться Дагмар не будет.

Внизу он сидел до глубокой ночи – сперва на крыльце, а потом, когда Нетль приказал запереть двери – в зале. И лишь когда ушел последний посетитель и остыла зола в очаге, вернулся к себе. Дагмар спала, и он не стал ее будить. Ее лицо в полумраке казалось жутким в своем совершенстве. Абсолютная, неизменная красота, которую ничто омрачить не в силах. Единственная моя, чистая… Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и нет пятна на тебе.

Ни пятна…только жадная тьма, что заполняет ее сны, пустота, что питается кровью ее сердца. Потому любовь и остается для нее недостижимой роскошью. Ее бесчувствие больнее всего для самой Дагмар.

Джаред почти не спал в ту ночь. И ушел на рассвете, до того, как Дагмар проснулась. Ему нужно было принять решение. И должен он был сделать это один.

Можно было сделать вид, что ничего не случилось. И ведь ничего не случилось, собственно говоря! Он и раньше знал, что Дагмар его не любит. Вчера ему об этом напомнили. Ну и что? Какая разница, если она ему принадлежит? Для большинства людей никакой.

А можно вспомнить, что у него есть гордость и уйти, точно зная, что вслед она не побежит, и не будет рыдать от горя. У нее останется то, чем она живет, то, что дает ей возможность – как она сказала? – «быть хоть кем-то». И ради этой возможности испытать выдуманные, мнимые чувства она всю жизнь будет скитаться в холоде и голоде среди мятежей и войн, и делить с кем угодно постель, и может быть умрет, как все комедианты стращают друг друга – в канаве.

Она не просила его о помощи. Но чего стоит тот, кто этой помощи не услышит, отгораживаясь стихами из Писания?

Джаред бродил по улицам, и два голоса преследовали его: молодой, женский и мужской, старческий.

«Магия ничего не может сделать с человеком, если он этого не хочет».

«Только жизнь или честь можно потерять против собственной воли. С рассудком или памятью расстаются, когда этого хотят».

Решение зависит не от Дагмар. Решение зависит от него. Но, даже если он решится вмешаться, сможет ли вылечить пораженную память? Ведь одно воспоминание об увиденной там тьме леденит сердце.

Вот чего ему не хватает. Не утешения, а смелости. Не злую силу предстоит победить, а самого себя. Нужно решаться. На кону – его рассудок и душа Дагмар. И что происходит с теми, кто оказался слишком слаб, Джаред слышал. Но, если он выиграет, Дагмар снова обретет живое сердце, способность чувствовать.

«Поднимись, ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой – и польются ароматы его! Пусть придет возлюбленный в сад свой и вкушает сладкие плоды его».

Вернувшись, он не стал спрашивать Дагмар, где она была и что делала в тот день. Наверное, опять где-то ломала комедию. Неважно.

– Ты помнишь, как я лечил Матфре прошлым летом?

– Да. У него были судороги, а ты усыпил его, и он разговаривал во сне…

– Я могу попытаться вылечить тебя.

– Но я не больна.

– Больна. Тебя лишили памяти. И от этого ты стала такой, как теперь. Но я могу попытаться это исправить. И тебе не придется завидовать другим женщинам, которые что-то чувствуют… Ты станешь такой, какой была раньше.

– Разве это возможно?

– Я надеюсь. Если ты позволишь мне войти в твой сон. Я это умею.

– Но я не вижу снов.

– Ты просто не помнишь. Все видят сны.

– Наверное… Но что будет, если ты не сумеешь покинуть чужой сон? Если ты там заблудишься?

– Я много раз входил в чужие сны. Такого никогда не случалось.

– Но ты не любил тех, кого прежде лечил… Или нет?

– Ты права. Тогда я не был пристрастен. Но я верю, что именно пристрастность даст мне силу.

– А если нет? Если она эту силу отберет?

– Неважно. – Даже такая – беспамятная, Дагмар боялась за него, беспокоилась о нем. И Джаред чувствовал себя сильным, как никогда. – Я верну тебя тебе.

– Как?

– Ты должна уснуть. Потом я присоединюсь к тебе. – Джаред подумал, что он – единственный человек в Эрде, а может, и во всей империи, кого выражение « спать вместе» не настраивает на игривый лад. – Ложись, а я пока все подготовлю.