Живое море - Жак-Ив Кусто

Моллар торопился завершить оборудование "ныряющего блюдца" к началу операции "Подводная гора" — так мы назвали атлантическую экспедицию "Калипсо" 1959 года. Он продолжал наладку НБ-2 уже на борту. Мы опускали в море приборы или занимались вычислениями в штурманской рубке, а в душном кормовом трюме четверо одержимых — Моллар, Лабан, Жак Ру и наш радиоинженер Бернар Марселей — день и ночь трудились около удивительного желтого пузыря с большими серебристыми глазами. Они еще не управились, когда мы пришли в Нью-Йорк на Международный океанографический конгресс.

Здесь калипсяне получили увольнение на берег. Подводный совет "Эмпайр-стейт" выделил экскурсоводов, которые показывали "Калипсо" американским любителям подводного спорта. Стоя позади группы экскурсантов, обступивших "ныряющее блюдце", я вместе с ними слушал гида, офицера нью-йоркской полиции, описывавшего, как эта штука действует на глубине тысячи футов. Хоть бы он оказался прав! НБ-2 еще ни разу вообще не погружалось в воду…

Тревожное ожидание затянулось, мы заходили с визитами вежливости в различные порты США. В Вудс-Холле "Калипсо" пришвартовалась рядом со знаменитым исследовательским судном "Атлантис". Переходя по его палубе на пристань, я сказал Сауту:

— На счету этого океанографического судна больше миль и станций, чем у любого другого. Нам еще много надо поработать, чтобы догнать рекордсмена.

В Вашингтоне мы были гостями Национального географического общества. Газеты на первых полосах поместили фотографию "ныряющего блюдца", устроили шумиху вокруг аппарата, который еще по прошел испытания. Я чувствовал себя очень неловко, но винить некого — спрятать "блюдце" было невозможно.

Завершив наконец программу визитов, мы пришли к пуэрториканскому шельфу. Волны изрыли поверхность моря, вода была мутная, но мы не могли больше ждать и, найдя относительно спокойное место у западной оконечности острова, провели первое испытание НБ-2. Осторожно-осторожно на пятнадцать минут опустили его на тросе на глубину восьмидесяти футов, чтобы проверить прочность корпуса, подачу кислорода, поглощение углекислого газа, работу приборов и силовой установки. Если что-нибудь приключится — глубина небольшая, Фалько и Моллар выйдут наверх, и мы без труда поднимем аппарат.

Все обошлось благополучно; Фалько и Моллар вышли из люка, сияя от восторга.

— Никогда не думал, что будет вот так, — сказал Моллар.

— Как? — спросил я.

— Я ведь впервые побывал под водой!

В следующий раз НБ-2 погрузилось на сто футов. Но Фалько и я еще не решались дать "ныряющему блюдцу > полную волю. Из чистой перестраховки мы соединили его трехсоттридцатифутовым нейлоновым линем с плавающим на поверхности буйком. Программа предусматривала, что Фалько опустится почти на самый грунт, наладит пулевую плавучесть и немного походит, испытывая органы управления и силовую установку. Длительность погружения — сорок пять минут.

Калипсяне не сводили глаз с буйка. На исходе условленного срока он колыхнулся, но я отнес это за счет ветра и течения. Сорок пять минут — аппарат не показывается… Наши люди стали надевать ласты, проверять давление в баллонах аквалангов. Прошло еще несколько минут. Буек успокоился. Я мысленно отобрал людей для спасательного отряда и только хотел дать команду, как услышал с кормы возглас наблюдателя:

— Всплывает!

Один человек прыгнул в воду и закрепил подъемный трос. Мы извлекли НБ-2 из воды, уложили его в "колыбель" на палубе и обступили аппарат, нетерпеливо ожидая, когда откроется люк.

— Великолепная штука! — восторженно крикнул Фалько, высунувшись наружу. — Управляется легко! Кружится!

Он передал мне магнитофон, и я подключил устный судовой журнал первого плавания "ныряющего блюдца" к усилителю нашего радиоузла, чтобы все калипсяне могли послушать.

…Всхлипывают насосы, жужжат моторы, а вот и человеческие голоса. Немногословный обычно Моллар оказался на диво речистым, он бурно восхищался картинами, которые для Фалько успели стать обыденными. Альбер объяснял товарищу, что и как, время от времени диктуя в "журнал":

— Перекачиваю ртуть вперед… Идем носом вниз… Перекачиваю ртуть на корму.

Его перебил голос Моллара:

— Гляди! Что ото за рыбы?

— Выровнялись, — продолжал "запись" Фалько. — Реакция на перемещение ртутного балласта хорошая. Это обыкновенные каранги. Теперь идем в трех футах от дна, скорость — один узел. Эхолот работает хорошо. Прямо — высокие кораллы. Зажимаю правую струю, чтобы обойти препятствие…

— Лихой финт! — воскликнул Моллар. Опять голос Фалько.

— Ложусь на песчаный участок. Легко, словно перышко. Делаю полный оборот. Перекачиваю ртуть вперед.

Нос наклоняется. Песчаное дно в восемнадцати дюймах от иллюминаторов.

— Смотри, смотри! — кричит Моллар.

— Из песка высовываются маленькие головы, — сообщил Фалько. — Появляется серебристая рыбка, стоит торчком. Глядит на нас. Ишь ты, зарывается в грунт хвостом вперед! Исчезла. Опять показалась. Этот аппарат позволит нам подсмотреть такие повадки рыб, каких аквалангист никогда не увидит, — заключил Фалько.

НБ-2 пошло дальше.

— А это что за здоровенная рыбина? — допытывается Моллар.

— Групер… За ним! Он идет против течения. Мы тоже так умеем.

— Не хуже рыбы идем, — заметил Моллар. — А для чего ты построил аппарат? — спросил Фалько. — Рули чуть туговаты.

— Я знаю, в чем дело, — ответил инженер. — Ночью исправим.

— Мы стоим на месте, — сообщил Фалько.

— Сопла выбрасывают воду, мотор работает как надо, — возразил Моллар.

Пауза, во время которой лента явственно воспроизвела жужжание мотора.

— Ясно, — заговорил опять Фалько. — Это линь, к которому мы привязаны, он зацепился за что-то.

Буйреп остановил "ныряющее блюдце". Вот тебе и страховка!.. Хотя Фалько знал, что мы, как только истечет контрольный срок, пошлем людей под воду и можно спокойно подолсдать их, он предпочел вернуться вдоль буйрепа и сумел отцепить его от кораллового сучка.

— Надо раз и навсегда избавиться от линей и тросов, — подвел итог Фалько.

Я согласился с ним. Мы допустили ошибку. Свобода от всяких линей — вот в чем гарантия безопасности.

Меня не устраивала мутная вода, и я принялся изучать карту Антильских островов, чтобы найти уголок, где можно было бы спрятаться от пассата, гулявшего над отмелями Пуэрто-Рико. Я остановился на проливе между Гваделупой и островком под названием Пиджон. Здесь как будто не должно быть ветра и глубины подходящие, от семидесяти до трехсот футов.

Мы стали на якорь на плато, где было семьдесят футов под килем. Все как один надели маски, чтобы взглянуть на обитателей карибского дна. Они были совсем не похожи на тех, которых мы знали прежде, но изобилием видов местные воды вполне могли сравниться с Красным морем. На белом песчаном дне у острова Пиджон росли высокие горгонарии, многие представители губок.