Дочь царского крестника - Сергей Прокопьев

сторону перебежит, то на мою, – проснулся – пива хочу! Убей как хочу! Девять лет капли в рот не брал!

У нас в кармане деньги. Впервые за столько лет. Вместе с билетом в плацкартный вагон деньги выдали. Я пару больших глотков сделал, зашумело в голове. И больше не стал – холодное, ребятам отдал, боясь за горло. Они ещё по кружке взяли.

Нас не просто из лагеря вытолкнули, офицер сопровождал до Омска. Невооружённый. Хорошо одетый. В гражданское.

– Не подумайте, – сказал на вокзале, – мы должны вас проводить до места, чтобы ничего с вами по дороге не стряслось.

Я позже понял: списки подали в Красный Крест, оттуда вовсю давят, чтобы быстрее освобождали всех, родственники ждут, дети ждут, у кого-то уже внуки появились… Жизнь зеков стала представлять какую-то ценность…

Наш поезд тронулся…

– Ух, повезло нам! – Тарас говорит.

– Повезло, что харбинцы. – Гена подхватил. – За иностранцев проканали!

И мы, везунчики, поехали в новую жизнь, отсчитывая её от Рождества Христова года 1955-го…

Пусть остаётся в России

По моей просьбе Георгий Николаевич снял с полки икону. Мне захотелось рассмотреть образ поближе. Высотой не менее полуметра, в старинной раме. На заре прошлого века, даже чуть раньше, её достали с божницы, завернули как особую ценность, скорее всего, в вышитый рушник, и началось путешествие в далёкую Маньчжурию. Среди домашнего скарба совершила икона на подводе путь, Транссибирской магистрали ещё не было, в тысячи километров. Через Урал, Сибирь, Забайкалье. На привалах её доставали, молились на святой образ, просили у Божьей Матери защиты и помощь в бесконечной дороге. В Китае икона строила КВЖД, благословляла молодых на венчание, слышала первые детские молитвы. А потом был обратный путь в Россию…

– Внуку передам икону, – сказал Георгий Николаевич, – семнадцать лет парню. Недавно говорит: «Дед, а чё ты в Австралию к своим не уехал, жили бы сейчас там». Жалеет, что не знаюсь с племянниками, так бы поехал к ним.

Георгий Николаевич поставил икону на место и наполнил рюмки. Предложил выпить не чокаясь. При этом бросил взгляд на угол стола, где лежал альбом с фотографиями, сделанными много-много лет назад в Маньчжурии: молодые родители, брат Женя, вся их семья в садовой беседке…

Выпили, Георгий Николаевич снова наполнил рюмки:

– А теперь давайте за вас. За то, что вы интересуетесь нами.

Но мне почему-то захотелось выпить, чтобы образ Пресвятой Богородицы «Невеста Неневестная» никогда больше не покидал Россию…

КРЕСТ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

Повесть

Тяжёлый шестиконечный крест давил перекладиной в плечо, но Мария, как муравей, довольный удачной находкой, превозмогая неудобства, тащила добычу. По описанию Раисы Аввакумовны Мария живо представила крест, однако действительность превзошла ожидания. Выпиленный из куска белого мрамора, он был украшен резьбой. На лицевой поверхности рельефно выбит цветочный орнамент. Словно кружевной крест был положен на каменный.

«Одновременно и крест маме с папой, и неувядающие цветы…» – подумала Мария.

Она шла с необычной ношей по Большому проспекту, центральному в Харбине. Навстречу попадались одни китайцы. Русские за редким исключением покинули город. Кто отправился на так называемую целину в Советский Союз, кто за моря и океаны – в Австралию, Бразилию, Аргентину, Чили… Уехали поляки, евреи, украинцы, татары… Уехали друзья, соседи, знакомые. Она осталась из-за больных родителей…

Крест предложила пациентка больницы, в которой работала Мария, та самая Раиса Аввакумовна. Обширное православное кладбище, Новое или Успенское, в него упирался Большой проспект, китайцы вдруг решили снести. Как и православное Старое или Покровское на Большом проспекте в центре Харбина, как и еврейское, католическое. Новые хозяева Харбина, утверждаясь, стирали память основателей города.

У Раисы Аввакумовны на Успенском был похоронен муж. «Не буду переносить, – сказала она Марии. – Двадцать третий год Петя лежит, к чему тревожить кости? Да и какой смысл, детей у нас нет, уеду к сестре в Австралию, там и умру. Ну, перенесу, а китайцы опять что-нибудь придумают с новым кладбищем. Но крест им на поругание не оставлю. Куда-нибудь на мостовую пустят».

Так и получилось с бесхозными памятниками с Покровского и Успенского кладбищ. Их в основном пустили на облицовку дамбы, что возвели для защиты Харбина от Сунгари. На памяти Марии последнее крупное наводнение нагрянуло три года назад, в 1956-м. Правый берег с городом тогда не тронуло, но поселениям на левом досталось. Китайцы, с ужасом вспоминая сумасшедшую Сунгари весной 1932 года, затопившую почти весь Харбин, решили обезопасить себя, в том числе с привлечением памятников с кладбищ.

В 2007 году омские харбинцы побывают в городе детства и юности. Одна из землячек возьмёт такси и поедет, как говорили харбинцы – «за Сунгари», на левый берег, но увидит на набережной в Затоне плиты от памятников с русскими фамилиями и поспешно развернёт такси обратно, боясь найти родные имена. У неё на Успенском ещё до революции были похоронены бабушка и дедушка.

Раиса Аввакумовна – человек состоятельный – когда-то держала свой магазин, Мария столь дорогой крест не смогла бы купить. «Возьмите, Маша, для родителей», – предложила. Отдала бескорыстно и сама демонтировала с могилы. «Я, Маша, руководила установкой, мне и убирать».

Раиса Аввакумовна жила на Соборной улице, Мария пришла к ней под вечер, Раиса Аввакумовна, сдерживая слёзы, поцеловала крест, махнула рукой: «Забирай».

Мама Марии умерла в августе 1957-го. Тромбоз мозговых сосудов – инсульт. За две недели до этого Мария пришла от знакомой, та только-только вернулась из поездки в Советский Союз. Мария начала восторженно пересказывать услышанное: Кремль, Красная площадь, храм Василия Блаженного… Отец демонстративно заткнул пальцами уши. Он был категорически против отъезда в Советский Союз. Не раз сходились в горячих перебранках отец и дочка. Мария рвалась на родину. «Нет! – отказывался отец. – Не поеду! Ты нас там не прокормишь!» Он боялся умереть в дороге, боялся быть обузой, боялся тюрьмы. После продажи японцам в 1935-м Китайской Восточной железной дороги многие вернувшиеся на родину харбинцы попали в лагеря, были расстреляны. Мать металась между двух огней – мужем и дочкой. Харбин знал немало случаев, когда споры «куда ехать?» приводили к семейным скандалам, распрям, непримиримой вражде детей и родителей, братьев и сестёр, мужей и жён, распадались семьи, до самоубийств доходило. Мама Марии выступала миротворцем, примиряя мужа и дочь, вот и на этот раз попыталась сгладить ситуацию и вдруг повалилась со стула, слова сказать не может, тело заколодило…

Мария повезла её в больницу, где сама работала медсестрой,