Запрети себя любить - Каролина Шторм

ко мне чувствует?

– Ксюша, – опускаюсь на корточки рядом с ней. – Идём. Тебе нельзя здесь оставаться.

– Нет, – дрожа, сжимается ещё больше. – Я не пойду. Ты опять сделаешь мне больно.

А может, она права? А может, я только боль причинять людям могу? Я ведь любить совсем не умею. Но ей как-то сказал об этом. Моё «люблю» было похоже на «прощай». И я уходил, но возвращался. А что сейчас?

– Ты думаешь, я оставлю тебя?

Она кивает. И дрожит.

Я расстёгиваю пальто, снимаю его и надеваю на её плечи. Потом поднимаю Ксюшу на ноги. Она в тапочках, и они мокрые и холодные. Нельзя студить ноги. Бабушка в детстве мне говорила. Беру девочку на руки. Она не противится только потому, что сил не осталось.

– Ты глупышка, – шепчу ей на ушко. – В такой мороз убежала из дома. А если бы ты замёрзла? Если бы тебя не стало?

Останавливаюсь как вкопанный. Нет, я не устал, и мне не тяжело её нести. Ноша лёгкая. Но от одной мысли, произнесённой вслух, стало страшно. «Если бы тебя не стало…»

И зачем тогда мне оставаться жить?

Евгений

Все расходятся почему-то. Пашка куда-то пропал. Пару раз заходила Яна, спрашивала, где он. Откуда я знаю? У этого парня ветер в голове и в сердце. До сих пор сомневаюсь, правильно ли сделал, что доверился ему.

Музыканты нашлись. Все. Даже Смерч согласился. А он нам, кстати, удачно подвернулся. Всё-таки, провидение существует. Ну, разве можно назвать это случайностью?

Непонятно, правда, что там с клубом. Пашка сходил, поговорил, а дальше я ничего не знаю. Но завёлся он после этого разговора сильно. Видимо, что-то личное у него там произошло. Так ведь не расскажет. Делиться переживаниями не любит.

Толян пошёл по гостям. Соскучился по местному колориту. Фауст тоже где-то потерялся. Бросил вскользь, что теперь снова в свободном полёте. Значит, с девушкой расстался. Юлька её, вроде, звали. Тоже давно не видел. Ксюшина подружка.

А сама Ксюша не зашла. Ну-да, я обидел её своими словами. Не нужно было так резко. Хотя я всего лишь пересказал ей чужое мнение. Сам я с ним не согласен. Девушка она хорошая. Мне очень нравится.

Остался один Юрец. Сидит за столом, едва ли не спит. Но ещё здраво рассуждает. Вот он весь такой. Будет пьяный в хлам, зато какого-нибудь философа процитирует. Не сказать, что Юрка сильно умный. Но и не дурак. Красноречивый парень.

– Женёк, а ведь у вас с Пашкой странные отношения, – глубокомысленно замечает он, приоткрыв один глаз. – Ты на него зуб имеешь? Или он на тебя?

– Оба.

– А как вы тогда работать будете? Я что-то не пойму.

Юрке сейчас каждая фраза даётся с трудом. Он так медленно их произносит, что кажется – не договорит, уснёт на середине. Но Юрец не такой. Юрец не из слабых. Он преодолевает это препятствие. И продолжает бороться со сном.

– Я сам не знаю, как всё это будет, Юрка. Пашка полон энтузиазма. А я – сомнений. Посмотрим, что победит.

Юрка усмехается, потом разражается смехом. Потом его захватывает кашель. А затем наступает чихание. И так – много раз. Я смотрю на это всё и сам еле сдерживаюсь.

– Юрка, тебе нельзя было столько пить, – уже не скрывая, смеюсь. Чуть со стула от смеха не падаю.

– Водички дай, – еле выговаривает сквозь приступы чиха он.

Я беру первый попавшийся стакан, даю Юрцу. Он выпивает залпом, а потом морщится.

– Это ж водка! Я воды просил…

– Откуда я знал? У вас тут, куда ни загляни – везде водка. Может, из-под крана в умывальнике тоже она течёт?

Юрец – больше ни слова. Падает на пол и мгновенно засыпает.

Делать нечего – не бросать же друга в беде. Беру его подмышки и тащу на кровать. Снимаю обувь, одежду оставляю. Накрываю покрывалом с другой кровати и выключаю свет. Пусть спит до утра. Сам выхожу в коридор.

А хорошо в общаге жить! Напьёшься пьяный, завалишься где-нибудь – никто таким не оставит. До первой попавшейся кровати дотащут. Ещё и раздеть помогут. Вообще, у нас тут хорошие ребята живут.

Вижу: навстречу мне крадётся Смерч. Своеобразный он парень. Мелкий такой, тщедушный. Не представляю его барабанщиком.

– Я что спросить хотел, Женек, – почёсывая затылок, говорит он. – Когда репетировать начнём?

– Завтра, – не задумываясь, отвечаю я.

– А где?

– Не знаю. Пашка скажет.

– Понятно, – и Смерч, не переставая чесаться, побрёл обратно по коридору. Я грешным делом подумал: уж не вши ли у него завелись? Потом махнул рукой. Где наша не пропадала!

Слышу, кто-то всхлипывает. Похоже, в умывальной. Иду туда и застаю Яну, сидящую на корточках почти на полу. Глаза на мокром месте. Смотрит на меня обиженно и плачет.

– Яна, ты чего? – сажусь с ней рядом. Мне пофигу, я и на пол могу. – Что случилось?

Была весёлая, особенно, когда Пашку увидела. Потом сама же с ним в коридор вышла. Пашка затем потерялся. Может, из-за этого она плачет?

– Да ладно, не расстраивайся, – я решаю её приободрить. – Ты ж его знаешь. Опять к кому-нибудь в гости зашёл. Ещё вернётся.

– Не вернётся, – всхлипывает она. – Он сам сказал, что уезжает. Я его видела пять минут назад.

– Уезжает? – впрочем, это не удивительно. – Ну-да, конечно, у него ведь жена. Домой позвала, наверное.

– Ага, вместе с Ксюшей.

– С какой Ксюшей? – не понимаю я.

– Ты прикидываешься, Жень? – Яна перестаёт плакать. – С той самой, с которой ты любовь крутил. Наша первокурсница. Тихоня липовая. Так я и знала, что она тайком его обхаживает. Не пойму только, что Пашка в ней нашёл.

– Подожди, Ян, – я всё ещё недоумеваю. – Давай по порядку. И так, ты видела Пашку с Ксюшей.

– Пять минут назад, – повторяет она. – Вдвоём выходили из общежития. Оба одетые. Она с какой-то сумкой.

– И куда они собрались, на ночь глядя?

– Откуда я знаю? Мне ничего не сказали. Машина какая-то подъехала, они сели и отчалили.

– Вот дела… – вообще ничего не понимаю. Зачем им двоим куда-то уезжать? Если Пашка захотел с ней…м-м-м… побыть наедине, они могли бы закрыться в её комнате. К чему эти сложности?

– Жень, – Яна тянет меня за рукав, – что между ними? Ты знаешь?

– Нет…

Яна придвигается ближе.

– А я думала, у тебя с Ксюшей серьёзно. Так вы, оказывается, просто сексом занимались?

– Мы не занимались.

И вряд ли когда-нибудь это случится. После того, что Яна рассказала.

Ксюша уехала с Пашкой! Уму непостижимо. А как же его жена?