Запрети себя любить - Каролина Шторм

Она может заболеть. Этого нельзя допустить.

– Ксюша! – ору на всю улицу. Услышит не только она. Услышат все соседи. Из окон общаги, наверное, уже выглядывают любопытные рожи. Я их не вижу, но затылком ощущаю присутствие. Да, слишком много зрителей в театре моей жизни. Не этого ли я всегда хотел? Чтобы меня узнавали, чтобы презирали или восхищались. Слава – тяжкое бремя. Но без неё я совсем пустой. И тому, кто это понимает, – честь и хвала!

Музыка лирическая вдруг в память врезалась. И слова – знакомые со школьной скамьи. Сергей Есенин – любимый мной поэт. Знал ли он, что эти строки будут мне посвящены?

«Золотые, далёкие дали!

Все сжигает житейская мреть.

И похабничал я и скандалил

Для того чтобы ярче гореть».[7]

Ох, как же точно!.. И слово в слово – мой мир и вся моя жизнь. Такие горят и сгорают. Но я этого не позволю. Я свой огонь не погашу.

– Ксюша, где ты?

Я не кричу. Я сказал это вслух, но мог бы и промолчать. Если она решила уйти, я не стану удерживать. Зачем мне это нужно? Она сбежала, потому что мне не верит. Я ничего ей не собираюсь доказывать. Пусть она думает, как хочет. Если ей проще думать, что Пашка самый последний негодяй и готов предать её при первой возможности, – пускай! К чему оправдываться?

В кармане пальто лежит телефон. Кто-то пытается меня вызвать. Нутром чую: это моя бывшая жена.

Бывшая жена!

– Привет, любимая! – весело говорю я. – Ты успела соскучиться по мне?

– Паш… – голос надтреснутый. В самом деле?

Я продолжаю стёб. Надо играть роль до конца.

– Милая, а ты уверена, что не ошиблась номером? Может, тебе нужен Серёжа? Не его ли имя ты шептала во сне?

– Паш, нам надо поговорить…

– Да говорили уже много раз. Сейчас о чём? Что ты мне скажешь нового, чего я пока не знаю?

– Паш, я плохо себя чувствую…

– Сожалею. А где Серёжа? Почему его нет рядом с любимой женщиной?

Она вздыхает. Тяжело. Хочет что-то сказать. Наверное, слова подбирает. Мне ничего от неё не нужно – ни прощений, ни оправданий. Я видел всё своими глазами.

– Это не то, что ты подумал, – говорит она дежурную фразу.

– Откуда ты знаешь, что я подумал? И что ты вообще обо мне знаешь?

– Паш, приезжай. Это очень серьёзно.

– Правда? А я думал, что нет. Небольшая комедия местного значения. Кстати, родители твои знают, с кем ты трахаешься на досуге, устав от семейной жизни?

– Причём здесь родители?

– Ну, да. Папочка с ума сошёл бы. Хотя, может, он, наоборот, был бы рад такой выгодной партии. Сережа твой из той же элиты, что и ты. Ты с ним давно сношаешься?

– Сазонов!

– Я-то Сазонов. Как был, так и остался. А вот тебя как называть после всего этого? Не подскажешь?

Она всхлипывает. Притворяется, как пить дать.

– Он обещал устроить меня на хорошую должность.

– О! – это уже интересно. – И каким местом, позволь спросить, ты собиралась заработать эту должность?

– Ты мне грубишь!

Она ещё возмущается?

– Нет, дорогая, грубишь только ты. И сама этого не замечаешь. Потому что такие, как я, для тебя – пыль под сапогами. Зачем ты только замуж за меня вышла? Что, твой хахаль не брал?

– Он женат, – убитым голосом отвечает она.

– Женат? Хорошее дело. Значит, ты ему не так нужна, раз он до сих пор не развёлся.

Зло беспощадно. А месть горькая на вкус. Я не могу и не хочу её жалеть. Она убила меня, уничтожила.

Не прощу!

– Паш…

Всё бесполезно, я не слышу её просьб.

– Последний вопрос: от кого ты ждёшь ребёнка? От этого козла с золотой бородой?

Она даже могла не отвечать. Я сам всё понял. Просто почувствовал в один миг, что всё именно так. Меня там нет вообще. И никогда не было. Горько, блин, горько!..

– Зачем ты вынудила меня жениться на тебе? Чтобы срам прикрыть? Чтобы в обществе никто не тыкал в тебя пальцем, называя шалавой? Отвечай!

Я сейчас взорвусь. Мозг кипит, голова трещит. Но я добьюсь от неё этого последнего слова.

– Паш, а что мне было делать? Ты был рядом. Ты любил меня.

– Не любил.

– Это ты сейчас так говоришь. Но я видела другое.

Самодовольная сука! Она решила: я за ней пойду хоть на край света. Ошибаешься, милая. Ты пойдёшь туда одна.

– Паш, через пару дней ты остынешь и вернёшься ко мне, – как о деле решённом говорит та, что решила окончательно сломать мне жизнь. – Тогда мы спокойно поговорим. Я всё тебе объясню.

– Не дождёшься! – стиснув зубы, говорю я.

– Такое уже было, – настаивает Милада. – Я знаю, ты придёшь.

– Не дождёшься!

На этом разговор окончен. На сегодня мне хватит. Сбрасываю вызов и убираю телефон обратно в карман. Разбивать его на этот раз я не собираюсь. Слишком дорогая роскошь для такого пустяка. Подумаешь, нервы!..

А деньги мне сейчас понадобятся. Потому что с работой придётся завязать. И этому обстоятельству я рад. Скинуть рабские цепи! Ха-ха, да это же красота! Я ли не об этом мечтал?

Хочется ржать и хочется плакать. Упасть на снег лицом вниз, а потом перевернуться на спину и долго-долго смотреть на звёзды. И холода не чувствовать. И дышать морозным воздухом. Так – вечность.

Но замёрзнуть может она. Глупышка выбежала на улицу совсем раздетая. Испугалась меня, что ли? Да чего во мне можно бояться? Я хулиган, но не злодей. Могу наворотить чего угодно, а потом сам же разгребать. Но ей боли причинять не стану. Я слишком устал… Слишком…

Прислоняюсь к высокой каменной ограде. Это у нас напротив общежития здание бывшего интерната. Сейчас там гимназия. А рядом – музыкальное училище. Вообще, почти вся улица, если пройтись вдоль, сплошь – учебные заведения. Выбирай любое. А за гимназией ступени, и ведут они вниз к реке через частный сектор. Ей некуда больше бежать. И она не могла уйти далеко. На улице я бы её сразу нашёл. Фонари хорошо светят. А там внизу ни черта не видно. Значит, туда мне и надо!

Быстро сбегаю вниз. Дороги вообще не чищены. Сугробы намело за эти почти полтора месяца зимы. А возле покосившегося забора притаилась маленькая, в комочек сжавшаяся фигура. Я подхожу к ней близко, трогаю плечо – холодное. Потом убираю волосы, скрывающие лицо. Глаза такие огромные, что пригвождают меня к месту. Они способны испепелить. Или исцелить.

Что она сейчас