МЖ. Роман-жизнь от первого лица - Алексей Колышевский

Каждый из нас вел какую-то определенную товарную группу. Под нашими столами не было места, так много там валялось всевозможных «образцов». В департаменте процветал бартер. Я запросто мог выменять на бутылку коньяка складное шведское кресло или килограмм осетрины горячего копчения. Яша Мукин бойко «махался» кумкватом и дынями на кухонную посуду, а Ленка-хохотушка меняла банки лучших консервов на мешки корма для своей таксы.

Я не могу сказать с уверенностью, что кто-то из моих коллег брал взятки. Предмет этот для каждого закупщика священен, а потому необсуждаем всуе. О себе я, безусловно, могу сказать утвердительно. Брал. И брал во всех мыслимых формах: наличными рублями и валютой, туристическими поездками, товарами. Но я был сущим маменькиным сынком, по сравнению с гением коррумпированных закупок Пашей.

Паша Андреев работал в другой, иностранной розничной сети с мировым именем, которая тогда стремительно набирала обороты в России, а нынче накрыла своей сетью всю страну. Павлик всегда был и навсегда останется самым вороватым и, следовательно, самым богатым закупщиком всех времен. Обычно сетевые розничные организации стараются не выносить «мусор из избы». Проворовавшегося служащего просто тихо увольняют, и через некоторое непродолжительное время о нем все забывают. Но Пашу не забудут никогда. Его будут помнить вечно. Энциклопедической статьи достоин этот выдающийся закупщик на свой карман. Под самым носом своих не искушенных еще российской действительностью иностранных руководителей он организовал собственную виноторговую компанию «Вина-Любимые-Вами», или «ВЛВ», и через нее заводил в ассортиментную матрицу разнообразные алкогольные напитки. Это был его инструмент наживы под номером один. При этом с каждой проданной таким образом бутылки Паша получал изрядное роялти. Схема в этом случае выглядела следующим образом: некий малоизвестный производитель приходил к Паше на поклон и просил его помочь поставить на полку какую-либо алкогольную бутылку. Паша, обладавший феноменальным чутьем на различного рода провокации, сперва отказывал, чтобы посмотреть на реакцию просителя, и если тот настаивал, проявлял упорство и Паша убеждался, что проситель не эсбэшник, а честный фраер, то этому фраеру предлагалось сперва обратиться в «ВЛВ». «ВЛВ» соглашалось продавать эту вожделенную для фраера бутылку, и в итоге с каждого проданного через Пашину организацию бутылька Паша получал процентов двадцать. Этот вариант работал тогда, когда товар был малоизвестен, но в силу своей невысокой цены и более или менее приличного качества обещал неплохие продажи.

Павлик был замешан в махинациях с левой водкой, которую также продавал через эти иностранные магазины, сделавшие своим лозунгом «Высокое качество и низкие цены». Цены действительно были бросовыми, а вот качество… От этого качества печень человека, употребившего эту бяку, разваливалась на части. Продано было вагонов пять, но в конце концов партия этой непотребщины была арестована сотрудниками отдела по борьбе с экономическими преступлениями, и Паше грозило позорное увольнение, но он сам поехал в ОБЭП, взяв с собой кучку купюр, и решил там все вопросы. Дело закрыли. Паша заявил своим работодателям, что он чуть было не стал невинной жертвой коварно спланированной акции спецслужб, но справедливость, дескать, восторжествовала. Перед ним извинились, и Паша продолжал процветать. Вторым его инструментом был ввод новых широкобюджетных позиций алкогольных напитков известнейших производителей, которым просто некуда было деваться, так как они рулили национальными проектами, в которые Пашина сеть входила по определению. За одну позицию водки, введенную в ассортимент, этот парень сдирал с Поставщиков двадцать пять тысяч долларов! А таких позиций Паша «вводил» штук по сто в год! Таким образом, только на взятках, полученных за ввод позиций, Паша в год «поднимал» более двух миллионов долларов! Не говоря уже об остальных его источниках доходов, которые приносили ему не меньше денег.

По некоторым, весьма профессиональным, оценкам Паша имел в год до трех миллионов долларов, что представляло жесткий контраст с его официальным жалованьем в тридцать тысяч рублей и подержанным корейским автомобилем, на котором он передвигался пять рабочих дней в неделю. Для выходных имелись другие машины. В подземном гараже нового роскошного дома на севере Москвы (где Паша купил квартиру на последнем этаже, которая занимала ровно половину этажа, а соседом Паши стал один известный эстрадный певец) дожидался своего владельца «Hummer-2», на котором Паша раскатывал, когда была зима или когда ему надо было отправиться в свой сиротский загородный домик площадью около тысячи квадратных метров. Для выездов в теплую и сухую погоду у Паши имелся «Porsche Carrera». Все его машины были тонированы на 100%, включая лобовые и задние стекла, чтобы, не дай Бог, Пашу не заметили сидящим в «Porsche» – автомобиле стоимостью четверть миллиона долларов – с какой-нибудь дорогостоящей проституткой-геем, к которым Паша, увы, имел страсть. Этот монстр ухитрился просидеть на своем месте четыре года, а после запоздалого увольнения уехал снимать стресс в свою квартиру в Арабских Эмиратах, где предавался специфическим и неприятно пахнущим калом утехам, а затем получил каким-то образом канадское гражданство и покинул нашу суровую Родину, променяв Москву на какой-то там Квебек или Оттаву, где он и находится до сих пор. Перед самым увольнением он взял у очередного неосторожного Поставщика сто пятьдесят тысяч евро за ввод нескольких позиций алкоголя, но ввести он их не успел, а деньги вернуть забыл. Забавный и добрый мальчуган, не так ли?

Но если Паше, этому гомосексуалисту-аферисту, несказанно повезло и четыре года он спокойно сколачивал свое не самое маленькое даже по мировым меркам состояние, то у меня все обстояло гораздо скромнее и драматичнее. Вслед за веселыми попойками на рабочем месте, белыми хрустящими конвертами, плотно набитыми крупными купюрами, выходными в Париже и Берлине пришла расплата. Нет, меня не уволили, хотя собирались. К тому все и шло. И не то чтобы я не выполнял свою работу, но когда происходит головокружение от денег, в особенности получаемых так легко, то наступает чувство неоправданной гордыни и неадекватной оценки ситуации. Взяточника и жулика, который беспардонно наживает неправедные капиталы прямо на рабочем месте, всегда выдают две вещи: его глаза и его руки. Глаза, а вернее, взгляд этих глаз чересчур самоуверен и разительно отличается от общего отупело-затравленного взгляда прочих офисных сотрудников. Жулик словно заявляет: «Вот он я! И клал я тут на всех! Вы, жалкие куры, никогда не видавшие мира дальше забора вашего вонючего курятника! А я сто раз летал за забор, ночью, когда все вы сидели на насесте с закрытыми глазами!» А его руки противоречат глазам. Они неспокойны. Пальцы суетливо мельтешат, а указательные скребут ногтями кожу вокруг ногтей. Это из-за страха. Страха перед тем, что должно произойти и произойдет. Перед разоблачением и неприятным интервью в кабинете начальника службы безопасности. И таков удел всех жуликов, ну, или почти всех. Я предполагаю, что есть кто-то неразоблаченный, но мне таковые неизвестны. Человек, о котором я знаю теперь гораздо больше, чем все остальные, – Генрих Мюллер сказал: «Что знают двое, то знает свинья». А о деятельности закупщика знают не только двое. И о моем взяточном промысле также было известно многим. Деньги, сыпавшиеся на меня, как из рога изобилия, не приносили никакого удовольствия, и, несмотря на то, что мой месячный доход равнялся годовому доходу многих москвичей, а зачастую и много превосходил его, я всегда был на мели. Деньги словно куда-то испарялись, ничего не получалось скопить. В конце концов, не желая больше мириться с подобным положением вещей, я принялся сдавать половину всех взяток в банк, класть деньги на счет. Тем временем напряженность на работе росла, я чувствовал, как вокруг меня словно сгущался воздух, и дышать было все тяжелей. Желая отсрочить финал, я взял двухнедельный отпуск. Подходил к концу февраль две тысячи четвертого года, день заметно прибавился, но зима не торопилась уходить из Москвы. В первый же день отпуска я купил абонемент в спортивный клуб, раздал все имеющееся в доме спиртное по знакомым и начал новую трезвую жизнь. Две недели я начинал день с бега, затем гулял в лесу, затем терзал в зале боксерский мешок и жал штангу лежа. Тело, стосковавшееся по нагрузкам, благодарно реагировало на мой порыв. Мозг очищался от алкогольной скверны, а вместе с ней постепенно уходили и депрессивные «измены». Я словно взглянул на мир другими глазами. Ясными, широко открытыми. Как будто раньше я смотрел через закопченное мутное стекло и не видел и половины тех прелестей, что таит в себе жизнь.

Жажда жизни

Говорят, что перед смертью страдальцу выпадает последний счастливый день. Тогда боль отступает, человек чувствует себя лучше, начинает проявлять признаки выздоровления, все вокруг облегченно вздыхают и с радостью надеются, что дело пошло на поправку, но это вовсе не так, это совсем не так. Подобно крысам, убегающим с обреченного на погибель корабля, убегают и симптомы болезни. Они выполнили свою разрушительную работу, больше им нечего делать в изможденном теле, и они оставляют его, дают краткий и последний прижизненный покой. Думаю, что те две недели тоже были своего рода таким последним днем для меня. Выручавшая прежде интуиция молчала, вещих снов я не видел и встретил первый день весны в прекрасном настроении, готовый к завтрашнему возвращению на работу, с новыми планами и видами на жизнь. К этому времени я купил для нас со Светой и маленькой зайкой, которой вот-вот предстояло появиться на свет, большую квартиру и, как ни странно, в том же районе. Все мы жили тогда и живем по сей день возле парков Сокольники и Лосиный Остров и куда-либо уезжать от этих оазисов чистого воздуха, леса и тишины не думаем. В квартире полным ходом шел ремонт. Утром первого марта я оделся для утренней пробежки, около часа бегал в Сокольниках вокруг каскада прудов, а затем зашел глянуть на то, как продвигается ремонт. Увиденным остался вполне доволен, дал несколько указаний рабочим и вернулся домой. Позвонил Костя – один из моих «спонсоров» – и сказал, что хочет рассчитаться со мной по итогам прошедшего месяца. Обычно такой расчет между нами происходил в начале месяца, но первого числа никогда. Но Костя куда-то улетал и предложил встретиться, в противном случае мне пришлось бы ждать денег две-три недели, так как я всегда имел дело только с хозяевами бизнеса и никогда с наемными, пусть даже и высокопоставленными, менеджерами и деньги брал только из хозяйских рук. Мы договорились о встрече в 13.00 в японском ресторане возле площади Хо Ши Мина на юго-западе Москвы. В 12.50 я подъехал к ресторану, несколько минут осматривался, проверяя, нет ли поблизости ненужных глаз, вошел внутрь и сел в углу за ширмой. Место было очень удобным: никто из посетителей не мог видеть меня, и это меня устраивало. Костя немного запоздал, он вошел в ресторан в 13.20. Извинился. Мы заказали чай, немного суши. Костя под столом передал мне очень объемный конверт. Я сунул его в задний карман джинсов.