Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

другие записки старого охотника» (1957) В. приняли в Союз писателей. Однако легенда о дворянине-сидельце с безупречной репутацией была крупнее его книг, и даже облик седобородого статного старика с мудрыми глазами и завидно чистой русской речью, — говорит протоиерей В. Вигилянский, — «сам по себе был проповедью»[616].

К общественной активности В. отнюдь не стремился, но то, что считал своим долгом, выполнял честно: например, 4 января 1966 года вместе с Д. Лихачевым, Вяч. Вс. Ивановым, В. Солоухиным, другими литераторами принял участие в знаменитой передаче ленинградского телевидения «Литературный вторник», где впервые пошел публичный разговор о необходимости вернуть русским городам, улицам и площадям их исторические имена. И на приглашение войти во Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры откликнулся охотно, хотя спустя какое-то время оттуда вышел, почувствовав, что за ширмой патриотических лозунгов дела творятся и идеи распространяются далеко не всегда благовидные.

Предпочел и за сбережение исторического наследия, и за спасение Байкала, русских лесов и рек бороться в одиночку — статьями, выступлениями перед слушателями, своей прозой. И всегда помнил, что он, ровесник века, обязан рассказать о собственном опыте, похожем на опыт сотен тысяч других соотечественников и ни на что не похожем.

Энергично как «внутренний» рецензент поддержав в 1963 и 1966 годах издание книги В. Шаламова («<…> рассказы Шаламова написаны мастерски, по лаконичности своей и емкости сравнимы с лучшими классическими образцами»)[617], В. и сам в то же примерно время совершил первую попытку обнародовать свою лагерную прозу — предложил в «Новый мир» повесть «Под конем», которая А. Твардовским напечатана, однако же, не была: мол, не время.

Материал между тем копился, тем более что, — свидетельствует М. С. Волкова, вдова писателя, — «у него чудом сохранились еще с лагерных времен маленькие записные книжки — дневники, написанные по-французски. Их при новых арестах изымали, а потом частично возвращали»[618]. И В., «хотя и так всё прекрасно помнил», этим дневником воспользовался, когда уже в конце 1970-х дописывал «Погружение во тьму» — главную свою книгу.

Она на годы должна была лечь под спуд, пока Б. Окуджава тайно не вывез рукопись в Париж, где ее и издали в 1987 году — сначала по-русски и почти сразу же по-французски. Неприятности ожидались, конечно, изрядные, но в России уже вовсю разворачивалась перестройка, так что «Погружение во тьму» и у нас в 1989 году вышло — в первом варианте с цензурными купюрами, а потом уже и без всяких купюр. Наградой старому писателю стали французский орден «За заслуги в области литературы и искусства» (1991), Государственная премия России (1991) и Пушкинская премия, которую присуждал германский фонд А. Тепфера (1993).

А Олег Васильевич, олицетворяя собой «ушедшую до времени под воду, как платоновская Атлантида, историческую Россию»[619], доживал свой век, окруженный всеобщим почитанием. Он ничего никому не забыл и, заполняя незадолго до кончины так называемую тургеневскую анкету, на вопрос: «Кого вы больше всего ненавидите из исторических деятелей?» — ответил: «Ленина — Сталина — Гитлера». Когда же его спросили о любимом герое в истории и действительности, сказал так же однозначно: «Тот безымянный батюшка, что, презрев угрозу расстрела, служил в ночном соловецком лесу»[620].

Соч.: Век надежд и крушений. М., 1989, 1990; Погружение во тьму. М., 1989, 1992, 2000, 2009, 2014; Городу и миру. М., 2001; Северная Пальмира. М., 2006; Москва дворянских гнезд. М., 2007; Берег крутой, берег пологий. М., 2012.

Лит.: Битов А. Одноклассники: К 90-летию О. В. Волкова и В. В. Набокова // Новый мир. 1990. № 5.

Володин (Лифшиц) Александр Моисеевич (1919–2001)

И на фронте воевал, и сценарный факультет ВГИКа он закончил (1949) под родной фамилией Лифшиц. А потом дошло дело до дебюта в печати.

В альманахе «Молодой Ленинград» приняли мой первый рассказ, — вспоминает В. — Я, воодушевленный новостью, пришел в издательство со своим шестилетним сыном Володей. Редактор, смущаясь, заговорила о моей неподходящей фамилии. И предложила мне стать Володиным, в честь моего сына. И я им стал[621].

Сначала действительно как прозаик, и в 1954 году даже книжка появилась, названная совсем уж непритязательно — «Рассказы». Товарищи по партии, в которую и В. зачем-то вступил в 1949 году[622], встретили этот сборник без всякого энтузиазма. «Тут недалеко и до „Нового мира“, и до той померанцевской линии, которая естественно потерпела полное осуждение. Нельзя сбиваться на сплошное отрицание всего положительного», — на совещании молодых ленинградских литераторов заметил поэт А. Решетов. А прозаик Ю. Помозов обратил внимание (чье? видимо, начальства) на то, что

тягостное впечатление создается после прочтения его книги. Его герои живут мелкими страстишками, в рассказах почти не чувствуется примет нашего времени — времени великих свершений нашего народа…[623]

Про великие свершения В. и дальше словечка не проронит, ни в чем и нигде не потрафив правящей идеологии. Однако в Союз писателей его приняли (1955) и без работы не оставили: редактором сначала на студии «Леннаучфильм», потом на «Ленфильме». Из прозы В. ушел, правда, надолго, сосредоточившись на драматургии, и его биография, отнюдь не изобилующая неожиданными поворотами, почти на полвека превращается в хронику театральных, а позднее и экранных премьер.

Притом по большей части триумфальных. И хотя «Фабричную девчонку» Г. Товстоногову поставить в БДТ вроде бы не дали, но она, для начала проблистав в Ставрополе (1956), уже на следующий год прорвалась на сцены московского Театра Советской Армии и ленинградского Ленкома, чтобы за короткий срок собрать урожай в 37 театрах страны.

Не без проблем, конечно, и, — рассказывает В., — «начиная с первой, мои пьесы, чем дальше, тем больше, систематически ругали: в прессе и с трибун, в момент появления и много времени спустя, и даже до того, как кончена работа, впрок». Но, будем объективны, его спектакли все ж таки с репертуара не снимали, а брань на вороту не виснет, лишь электризуя впечатление, какое производили на публику «Пять вечеров» в БДТ и «Современнике» (1959), «В гостях и дома», поставленные А. Эфросом в Театре имени Ермоловой (1960), «Моя старшая сестра» у Г. Товстоногова (1961), «Назначение» у О. Ефремова (1963). То же и в кино — уже фильм «Звонят, откройте дверь», снятый А. Миттой, получил «Золотого льва святого Марка» на Венецианском фестивале (1966), а многие позднейшие картины — вплоть до «Осеннего марафона» Г. Данелия (1979) и «Пяти вечеров» Н. Михалкова (1978) — при первом же появлении на экране воспринимались как классические и давали превосходные сборы.

Его «реальным миром», — говорит Г. Елин, — в течение десятилетий были премьеры и фестивали, восхищенная любовь первых звезд экрана и сцены, «МХАТ,