Голливудские жены - Джеки Коллинз

Знала ли она, что это полицейский бар? Или плевала на это?

Он выждал, пока она не ушла в женскую уборную — единственное помещение в конце темного пустого коридора. Женщин в баре «У Мэки» не привечали. Кроме тех, кто приходил с полицейскими.

Леон последовал за ней в коридор и, когда она пошла было обратно, схватил ее и прижал к испещренной надписями стене, обдавая алкогольными парами.

— Помнишь меня?

— А! Это ты! — весело сказала она без малейшего удивления. — Как делишки, ковбой?

Он пожалел, что нетрезв и мысли у него путаются.

Виски затуманило ему голову, и даже язык у него заплетался.

— Ты мне деньги должна, — пробурчал он.

— А ты не ошибся? — спросила она, заморгав и выискивая путь к спасению.

— Нет, не ошибся, — ответил он негодующе. — Триста долларов с лишним.

— Мистер, вы меня с кем-то путаете. Чтоб я кого-то обворовала? Я деньги законно зарабатываю. Сечешь? — Она нахально ему улыбнулась. — Здесь я тебя сдою за десять монет. Ну, а на квартире у тебя вышло подороже.

Мысли у него были в порядке, но язык еще ворочался.

— Слушай, ты… — начал он медленно.

Она нырнула ему под руку и побежала по коридору.

— Все по-честному, — крикнула она. — Скажешь, нет?

К тому времени, когда он вернулся к своим друзьям, ее и след простыл.

Остальную часть вечера он пытался протрезветь, но, добравшись до дому через два часа, все еще не пришел в себя.

Видимо, он проспал несколько часов, до того как переполненный мочевой пузырь разбудил его. Он чувствовал себя препогано и тут же дал клятву больше не пить. Он кое-как поднялся на ноги, стараясь игнорировать боль в затылке, который словно пронзали тысячи иголок. И тут он увидел ее — свернувшись клубочком, она спала на его диване, точно кошка на любимой подстилке. Джой Кравец. Он только выпучил глаза, онемев от удивления. Потом взревел от бешенства — что вовсе не пошло на пользу его голове.

— Что ты тут делаешь?

Она мгновенно проснулась, протерла глаза, ухмыльнулась.

— Рада, что ты живой остался.

— Что ты делаешь в моей квартире? — завопил он. — Как ты вошла?

Она по-кошачьи лизнула подушечку указательного пальца и потерла под глазами — тушь смешалась с тенями, и она смахивала на грустного клоуна.

— А ты ключ в замке оставил, тоже мне полицейский!

— Чего тебе надо? — спросил он уже спокойным голосом.

Она соскочила с дивана — такая нелепая в белой мини-юбочке из поддельной кожи и сапожках.

— Ты в жизни не поверишь, только меня вдруг совесть заела. Ну, понимаешь, ты меня по-хорошему пустил переночевать, а я забрала твои башли, и вообще. — Она прищурилась на него. — У меня тоже чувства есть, как у всех людей. Ну, я и подумала…

— После того, как у видела меня.

— Ага! Я подумала, что хоть ты и легавый, а ничего. И, может, мне надо извиниться и вернуть тебе лишнее. — Она порылась в рваной сумочке, достала десятидолларовую бумажку и торжественно протянула ему.

Он смотрел на купюру, в висках у него стучало, глаза невыносимо резало.

— Вид у тебя не того, — заметила она. — Может, ляжешь в постельку, а поговорим утром?

— Ну, знаешь! — рявкнул он.

Она словно огорчилась.

— Я думала, ты обрадуешься.

Он состроил брезгливую гримасу и твердым шагом удалился в ванную.

С какой стати эта заезженная малолетняя проститутка вторгается в его жизнь? Чего ей от него надо?

Он выпил несколько стаканов воды из-под крана, а когда вышел, увидел, что она снова свернулась на диване и как будто заснула.

Четверть пятого. У него не хватало ни сил, ни духа вышвырнуть ее вон. Вместо этого он запер дверь на два оборота ключа, а потом забрал ключи, бумажник и пистолет к себе в постель. Подумал, не запереть ли дверь спальни. Но не запер.

Устало разделся и голый залез под одеяло. В глубине души он знал, что она придет к нему. Она была ребенок, проститутка, ничто. Но он знал, что она придет, — и хуже того: он хотел, чтобы она пришла.

В «У Мэки» было полно народу. Он не заглядывал сюда больше года. Но все осталось прежним.

Он заказал виски и остался у стойки один. Милли будет беспокоиться, что с ним. Ничего, пусть один раз побеспокоится.

Он выпил первую рюмку и знаком попросил еще. Конец недели обещал быть долгим и жарким.

Глава 23

Утро четверга. В студии. Вымыт, причесан. Нервный, как араб на израильском базаре. Но вид неплохой.

Он назвал свою фамилию охраннику у ворот и въехал на стоянку, точно звезда, хотя и на стареньком своем «Понтиаке».

Его подташнивало. Встав, он заставил себя выпить горячего кофе и проглотить подгоревший гренок, и его тут же вывернуло.

А потом судорожные сухие спазмы.

Он совсем развалился с той минуты, когда днем во вторник позвонил Инге и услышал разъяренное: «Где ты был, Бадди Хадсон? Я могу найти занятие поинтереснее, чем ломать ногти, набирая номер, который не отвечает!»

«О чем речь?»— спросил он, а в кровь ему хлынул адреналин, потому что он и без ее ответа знал, о чем речь.

«О твоей пробе. То есть, если она тебя еще интересует. Я пока не слышала о серьезном актере без автоответчика!»

«Когда?»

«В четверг».

«О Господи!»

И вот он здесь. Возможно, единственный шанс, который выпадает в жизни. Черт! Тут занервничаешь.

Бадди Хадсон, это твоя жизнь. Пустишь ее под откос — или нет?

Он поставил машину, назвался регистраторше, и мужеподобная девица в джинсах, бейсбольной куртке «Джоджеров»и кроссовках отвела его в гардеробную третьего павильона.

— Где гримерная, знаешь? — спросила она.

Он не знал, но не собирался признаваться в этом. Спокойствие! Не теряй головы. Пусть никто не заметит, как ты нервничаешь!

— Естественно. Если она на прежнем месте.

— На прежнем. Первый этаж — не промахнешься. Будь там через пятнадцать минут. Костюмерша зайдет тебя проверить.

— А когда меня… э… на какое время назначена моя проба?

— Думаю, тебя затребуют около одиннадцати. Если повезет, то отпустят еще до обеденного перерыва. Он в час.

Всего два часа — и только? А он-то воображал целый день крупных планов и панорамирования. Хреновина! Наверное, снимут один кадр, и все.

— Покедова, — сказала девица и удалилась.

Он хотел расспросить ее, узнать, как пробовались другие. Но опоздал. И теперь оставалось только томиться и потеть.

Он уставился на свое отражение в зеркале туалетного столика.

Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо, как положено кинозвезде. Только не благодаря Ангель. Его милой нежной женушке. Его милой нежной сбежавшей женушке! Любовь всей его жизни смылась. Исчезла. Сбежала. Не предупредив.

Правда, он приволок ее с пляжа назад в Голливуд, ничего не объяснив. Только что было объяснять? «Э-эй, Ангель, детка!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});