Год Дракона - Вадим Давыдов

– Я позабочусь о ней. Даю тебе слово, что ни один волос не упадет с ее головы. Я просто хотел, чтобы…

– Я знаю, знаю, друг мой, – Майзель положил руку на плечо императора и, сильно сжав его, встряхнул. – Я знаю, и я благодарен тебе. Но пусть случится то, что должно…

Что– то же должно случиться, подумал он. Так дальше не может быть. Что же творишь Ты со всеми нами, с ней и со мной, эй, Ты, как там Тебя?!.

ЛУАМБА, ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. ИЮЛЬ

Наступило утро. Елена встала с саднящей головной болью, приняла прохладный душ, и ей немного полегчало. Она накинула на себя махровый халат, выпила, давясь, еще одну таблетку… В это время раздался стук в дверь.

– Кто там? – по-английски спросила Елена.

– Свои, – по-чешски ответил Майзель. – Можно?

– Заходи.

Он вошел и остановился на пороге. Ни тени усталости, ни тени сомнения не было на его лице. Только глаза выдали его с головой, – жуткий огонь полыхал в них, казалось, освещая все вокруг неподъемным, давящим светом.

– Помочь тебе надеть скафандр? Мы вылетаем через час.

– Спасибо. Я сама справлюсь.

– Ты уверена?

– Обязательно, – она усмехнулась.

– Елена…

– Да?

– Нет. Ничего. Извини. Если хочешь, я уйду…

– Прекрати оперетту. Тебе придется уйти, потому что я собираюсь пудрить носик, и зрители мне при этом абсолютно не требуются. Я буду готова через полчаса, если тебя это устроит. Один вопрос.

– Конечно.

– Вы что, климат здесь меняете?

– Ты почувствовала?

– Еще бы.

– Это только местная, так сказать, анестезия. Города, промышленные зоны… Мы же не маньяки…

– Маньяки. Именно маньяки. Вы ненормальные. Причем все…

– Обязательно. В прежнем климате невозможно было заниматься делами. Только петь, плясать и совокупляться. Мы с этим покончим.

– И с совокуплениями тоже? – усмехнулась Елена.

Он пропустил это мимо ушей и протянул ей вчерашний тюбик:

– Смажь, пожалуйста, лицо. Хочешь съесть что-нибудь?

– Кофе.

– Хорошо. Как скажешь. Я распоряжусь… Увидимся.

– Пока, дорогой, – Елена улыбнулась, а Майзель дернулся от этой улыбки, как от пощечины.

И, не сказав больше ни слова, по-военному развернулся и вышел в коридор. Елена немного постояла, зажмурившись, помотала головой и вернулась в ванную, преисполненная решимости, как и обещала Майзелю, «попудрить носик». Она по-прежнему не злилась на него. То есть, злилась, конечно… Нет. Злостью это нельзя было назвать. Это была такая горькая, почти как в детстве, обида, – как он мог так?! Ведь он же… Ведь я… То, что произошло вчера, должно было произойти, подумала Елена. Так мне и надо. Распустила слюни, идиотка. Ну, я тебе покажу экскурсию…

Квамбинга провожал их, – снова в рабочем порядке. Елену поразил взгляд императора, адресованный ей – взгляд, полный уважения, восхищения, даже благоговения… Она совершенно не поняла, что это значит. И потому не придала этому большого значения.

ПРАГА. АВГУСТ

На следующий день он снова разбудил ее телефонным звонком еще до рассвета, как ни в чем не бывало:

– Елена, я еду в Будапешт. Поехали со мной.

– Что, прямо сейчас?! О-о… Еще пяти нет… Ты больной…

– Я здоров. У меня кое-что есть для тебя в машине.

– Что?!

– Фаршированные кнедлики, что! Отличный кофе, на самом деле. Выходи, говорю!

– Послушай, кто дал тебе право в таком тоне…

– Я никого не спрашиваю. Форма одежды парадная. Ты выходишь?

– Да. Мне нужно двадцать минут, чтобы собраться. А надолго?

– Узнаешь в дороге.

– Ты раньше никогда не приглашал меня. Что изменилось?

– Все изменилось. Долго ты еще собираешься копаться?

– Хам и маньяк.

– Да выходи ты наконец!!!

Она вышла из подъезда. Майзель стоял возле своего «дракономобиля», распахнув пассажирскую дверь.

– А что, мы вдвоем?

– Тебе кого-нибудь не хватает? Свита мне в такой поездке не нужна.

Елена уселась, он тоже. Помог ей пристегнуться крестообразным ремнем, пристегнулся сам:

– Дорогая, предупреждаю и прошу: поедем быстро. Участками – очень быстро. Не пищать, ладно?

– Подожди… Мы что, на машине – в Будапешт?!

– Да. Машиной быстрее. По воздуху я летаю только на расстояния больше тысячи километров в одну сторону. Потому что самолет – очень дорогое удовольствие и отвлекает от работы массу людей.

– Какая восхитительная скромность. Ты меня растрогал. И как быстро мы поедем? Еще быстрее, чем в аэропорт?!

– Да я там даже разогнаться не успел…

– Кошмар какой-то…

– Елена! Мы для чего столько тысяч километров супердорог в Альянсе построили?! Чтобы ползать по ним, как черепахи?! Я быстро езжу, потому что я… Да просто потому, что мне так нравится!

– Вот-вот, – проворчала Елена. – А то все про человечество да про великие свершения…

Майзель расхохотался.

– Не сердись, дорогая. Я правда спешу, потому что хочу к ночи быть дома. Ты ведь не сердишься?

Елена сделала вид, что не расслышала, и Майзель не стал форсировать разговор. Только ввинтился в поворот чуть резче, чем обычно.

ПРАГА – БУДАПЕШТ – ПРАГА. АВГУСТ

Они разговаривали дорогой мало, – Майзель все-таки действительно слишком быстро ехал, и Елена в самом деле опасалась его отвлекать. Хотя автомобилем он управлял, как бог. Ну, или, по крайней мере, как его первый заместитель… Он вообще все делал удивительно вкусно. С таким необъяснимым и непередаваемым изяществом красивого самца, что Елене, наблюдая за ним, оставалось только облизываться и глотать слюнки. И злиться на него было решительно никак невозможно. Это просто масштаб такой, подумала Елена с грустью. Ну, нельзя разглядеть все и везде успеть. И чтобы никому не было больно, – так не бывает тоже…

Через какое-то время Елена даже перестала ощущать скорость. Глядя на ЖК-панель пассажирского инфотерминала, куда транслировалось изображение камер кругового обзора, она усмехнулась:

– А дальнобойщики не в восторге от твоих маневров…

– С чего ты взяла? – удивился Майзель.

– Ну, как же. Все свои фары и прожекторы включают. Наверное, еще и сигналят, только не слышно…

– Обязательно. Только это не то, что ты подумала.

– Нет, – Елена даже забыла о том, что еще минуту назад готова была его убить. – Нет. Это просто не…

Он пожал плечами, улыбнулся, – как показалось Елене, немного смущенно:

– Ну… Дороги – песня. Они тратят на топливо теперь гораздо меньше. Получают прилично больше. На границах почти не стоят. Чистые, недорогие мотельчики с отличной едой – повсюду. Ну, не только с едой, что понятно… Работы навалом. Они просто хотят сказать спасибо…

– Да. Разумеется. Как я могла подумать…

– Перестань, Елена, – он поморщился. – Ну, что мне, просить короля издать указ запретить им это делать? Ведь и не послушают… От меня не убудет. Я аварийную иллюминацию даже не выключаю, когда тут езжу – спасибо, ребята, спасибо, ребята…

Да, подумала Елена. Наверное, ради таких вот моментов и стоит все это делать. И вообще жить. Когда люди вот так… Наверное, кто-нибудь другой от всего этого уже лопнул бы, от любви к себе, великому и ужасному. Как ему удается еще сохранять самообладание…

– Извини. Я в самом деле не хотела тебя обидеть.

– Я тоже.

– Лучше заткнись, иначе я за себя не отвечаю.

– Слушаюсь.

Он вздохнул и чуть увеличил скорость.

Когда, по ее расчетам, они должны были приближаться к границе, Майзель набрал чей-то номер, и Елена услышала в динамиках громкой связи голос:

– Начальник штаба пограничной охраны Гашек. Здравия желаю, пан Данек!

– Спасибо, пан Милан, тебя тем же туда же. Подлетное время шесть минут, освободи полосу и предупреди соседей.

– Есть освободить и предупредить! Счастливого пути, пан Данек…

– Благодарю. Привет семье и отбой…

– Кстати, я давно хотела спросить, – подала голос Елена. – На каком основании вся эта шатия-братия перед тобой в струнку вытягивается? Ну, то, что ты всех поишь и кормишь, это понятно… – И трахаешь, чуть не вырвалось у нее, но она сдержалась. – И в сопредельных вотчинах тоже, хотя и в меньшей степени. Но должны же быть какие-нибудь формальности, мы же не в шестом веке, когда достаточно было герб на щите намалевать…

– За герб, не по праву намалеванный, голову сносили тоже ох как легко, – серьезно сказал Майзель. – А основания-то есть, конечно. Я имею статус чрезвычайного и полномочного посланника для особых поручений Его Величества. Со всеми бумагами, разумеется. Точно такие же бумаги имеются от понтифика, Генерального секретаря Пражского Альянса и Генерального секретаря ООН. Я могу ехать куда хочу и делать, что мне нужно. При этом нельзя меня трогать и осматривать мой багаж, потому что это фактически означает объявление войны Ватикану и Альянсу. Я не думаю, что у кого-нибудь из современных вменяемых политиков достаточно большие яйца для такого афронта. А к невменяемым я не езжу, – с ними договариваются генералы…