Властелин мира - Адольф Мютцельбург

— Так говори, — согласился пророк. — Никто тебе не препятствует в этом! Какие у тебя резоны?

— Их я могу сообщить старейшинам только с глазу на глаз, поэтому заключение брака прошу отложить, — ответил Уипки.

Несомненно, это была лишь пустая отговорка, и большинство мормонов, видимо, так и подумали. Но доктор Уипки был заметной фигурой в общине, к тому же его побаивались. К мнению доктора нельзя было не прислушаться, и Бригем Янг посовещался со старейшинами.

— Бракосочетание сестры Амелии с братом Бертуа решено перенести на неделю! — сказал в заключение пророк. — До следующего воскресенья мы разберем все причины. Прежде чем разойтись, позвольте благословить вас, братья и сестры! Да ниспошлет Господь вам мир ныне и присно и во веки веков! Аминь!

Мормоны уже собирались по домам, но их удержало внезапное появление Вольфрама. Молодой человек порывисто вскочил и по проходу между рядами скамей быстро направился к церковной кафедре. Там он остановился; в его позе было столько гордости, столько вызова и презрения, что взоры всех присутствующих с изумлением обратились к нему.

— Сначала кое-что об этой женщине! — с яростью произнес он во всеуслышание. — Она последовала за мной, оставив свою родину, она поклялась мне в верности, а теперь, когда я намерен оставить эту юдоль зла, она отрекается от меня, ибо пресытилась мной и нашла себе другого! Что ж, благодарю вас, Амелия! Вы преподали мне хороший урок женской преданности! Будьте счастливы, наслаждайтесь с вашим будущим супругом, пока ему не придет фантазия взять себе новую жену, а вас оттеснить на второй план. Ради него вы отказали мне. Теперь вы рассеяли все мои иллюзии, и я презираю вас!

Амелия побледнела как смерть. Казалось, в первую минуту она растерялась, смутилась, но потом нашла в себе силы привстать и сказать слабым, но решительным голосом:

— Вы несправедливы ко мне, Вольфрам, и когда-нибудь поймете это!

— А вам, мормоны, — снова повысил голос Вольфрам, — вам, мормоны, я скажу, что меня нисколько не огорчают ваше отлучение и ваше проклятие! Ни сердцем, ни в мыслях я никогда не был с вами. Я пришел к вам, потому что не имел ничего лучшего, потому что мне было безразлично. Я буду жить, где захочу, я буду делать, что сочту нужным, и горе тому, кто осмелится помешать мне! Я все еще прежний Вольфрам и, чтобы проучить любого из вас, не пожалею кулаков. Кто дал вам право судить мои поступки? Разве этот край, эта земля принадлежат вам? Нет, этот воздух, это озеро, эти скалы — все это мое, так же как и ваше! Вы можете мне грозить, но покажите мне того, кто приведет ваши угрозы в исполнение! Так вот, я остаюсь на острове, и кому не жаль головы, пусть явится туда и попробует изгнать меня! Я смеюсь тебе в лицо, избранный Богом народ, я презираю тебя, потому что знаю мошенничество и обман твоих предводителей и детскую доверчивость простых верующих. Похоть, произвол и корысть — вот что связывает всех вас! Вы утверждаете, что вы — честные люди! Скажите об этом кому угодно, но только не мне! Теперь я высказал все, что было у меня на душе! Делайте что хотите, а я стану делать то, что считаю благом. Если жаждете борьбы — будем бороться! Увидим, кто окажется сильнее!

В словах, которые Вольфрам бросил в лицо мормонам, было столько ярости, столько резкости и угроз, что все замерли от ужаса, никто не посмел возразить ему, никто не решился проучить его.

Затем он покинул свое место, но без спешки, медленно и величественно, словно герой, шествующий через толпу восхищенного народа. Да, в этом гордом юноше тлела искра прометеева огня. Какова же будет ее судьба: разгорится из нее благодатное пламя или она положит начало губительному пожару?

Его никто не удерживал. Все со страхом, в полном молчании провожали его взглядом, пока он не скрылся за домами поселка. Но какие бы чувства ни обуревали предводителей общины, что бы ни испытывали сами мормоны — все это не шло ни в какое сравнение с тем отчаянием, какое терзало душу самого Вольфрама.

Тем не менее врожденная гордость придавала ему силы, не позволяя проявить слабость, по крайней мере до тех пор, пока он не укроется от глаз мормонов. Только на берегу, когда он увидел свою лодку, он не смог удержаться от крика и схватился руками за сердце, готовое, кажется, выпрыгнуть из груди.

— Послушайте, что с вами? — услышал он вдруг рядом с собой чей-то голос.

Вольфрам поднял глаза. Он увидел всадника, которого никогда прежде не встречал. Похоже, тот и не был мормоном. Длинные льняного цвета волосы незнакомца ниспадали на широкие плечи; на нем был плащ-макинтош, на ногах высокие сапоги с отворотами. За спиной виднелся большой саквояж, из-за плеча выглядывало длинноствольное ружье, за поясом торчали несколько пистолетов. Широкополая шляпа затеняла лицо неизвестного. Темные глаза несколько контрастировали с белокурыми волосами. Роста он был, пожалуй, выше среднего.

В первую минуту Вольфрам принял его за квакера. Он встречал их на востоке Северной Америки и решил, что этот путешественник, вероятно, из Орегона или граничащих с ним земель. Молодой человек смотрел на неизвестного не слишком дружелюбно: казалось, в его глазах надолго застыло выражение неприязни и презрения.

— Так вот, — сказал всадник, — мне нет дела, отчего вы ревете словно дикий зверь. Допытываться я не собираюсь. Скажите только, что это за селение там впереди?

— Проклятое Богом место, настоящее змеиное гнездо! — с трудом выдавил из себя Вольфрам. — Если вы честный человек, держитесь от него подальше. Если плут — ступайте прямо туда!

— Странная, однако, оценка! — Незнакомец от души рассмеялся. — Змеиное гнездо? Я полагал, что это Солт-Лейк-Сити!

— Он самый! Эти мерзавцы величают его Новым Иерусалимом, — пробормотал Вольфрам. — А следовало бы назвать его Новым Содомом и Гоморрой! Или вы тоже мормон?

— Я? Нет! — ответил всадник — видимо, чистокровный янки: так коверкают английский только заокеанские жители. — Я еду из Орегона к приятелю, который живет в Небраске. Хотелось бы разок глянуть на поселок этих людей. Говорят, они трудолюбивы, как бобры, набожны, как проповедники…

— И лживы, как Иуда! — добавил Вольфрам. — Если вы человек чести и у вас с собой есть деньги, будьте осторожны, чтобы не лишиться и того и другого!

— Слушайте, дружище! — сказал незнакомец, поудобнее усаживаясь в седле в ожидании более обстоятельного рассказа. — Мне еще не приходилось встречать кого-либо, кто бы так дурно отзывался о мормонах. Откуда такая неприязнь?

Вольфраму не терпелось излить душу, а этот квакер был сейчас единственной живой душой, способной спокойно выслушать его. Он оказался внимательным слушателем и лишь время от времени прерывал разгневанного юношу вопросами. Несмотря на кажущуюся простоту, эти вопросы были поставлены так умно, что молодой человек поведал и то, о чем предпочел бы умолчать, — о своей любви к Амелии. И спустя каких-нибудь четверть часа всадник уже знал все, что произошло этим воскресным утром в Новом Иерусалиме. Незнакомцу удалось заглянуть в душу Вольфрама глубже, чем кому-либо другому, а уж тем паче мормонам.