Революции на экспорт - Сергей Кара-Мурза

Все эти атрибуты революционной массы имеют встроенный механизм саморазрушения, так что после выполнения поставленной задачи у массы не остается ни целей, ни организации – в ходе революции не возникает политической воли и проекта (в отличие, например, от русской революции 1905-1907 гг.). Анализируя опыт Украины, А. Головков пишет: «При должной постановке дела ограбленные массы идут за своим ограбителем против других ограбителей, ничуть не более виновных в бедствиях народа. Масс-психологические особенности организованной толпы позволяют ситуативно объединять усилия самых разномастных деятелей, невостребованных официальной политической средой. Так произошло в Грузии, где под карточными крестовыми знаменами Саакашвили соединились правые и левые, демократы и „авторитеты“. Соединились, чтобы разойтись сразу же после „пира победителей“. Так происходит и на Украине, где в нынешней тусовке Ющенко сошлись элементы, идейно несовместимые в обычных условиях: рафинированные киевские интеллигенты и шпана из винницких и уманских подворотен, идейные последователи украинского „Яблука“ и откровенные нацисты из УНА-УНСО, политические выдвиженцы киевских олигархов и как бы левые социалисты из партии Мороза. По российским меркам, это как будто смесь из явлинцев и баркашовцев с жириновцами в одном флаконе»163.

«Оранжевые» революции не порождают революционной элиты, которая могла бы выработать свой проект и развивать революцию вопреки целям манипуляторов. «Оранжевые» революции безопасны для их организаторов, из бутылки выпускают джинна-однодневку. Более того, после завершения такой революции и роспуска толпы власть может отобрать по своему усмотрению и интегрировать в систему ценные кадры активистов революции – россыпью, на индивидуальной основе, без всякой опасности для системы164.

Политические технологи Запада вынесли эти уроки уже из событий 1968 г. во Франции – стихийно вспыхнувшей революции этого нового типа. Советские и постсоветские обществоведы и политики этих уроков не вынесли и не поняли. Ни элита, ни власть советского общества не освоили уроков Красного мая, поскольку они были еще полностью погружены в рациональность Просвещения, находящуюся в СССР в сложном взаимодействии с рациональностью традиционного общества. Столкновение с рациональностью (или иррациональностью) постмодерна казалось тогда неактуальным. Эта культурная ситуация не изменилась в постсоветских европейских республиках до сих пор.

Р.Шайхутдинов пишет: «Этот новый народ (народ новой власти) ориентирован на иной тип ценностей и стиль жизни. Он наделён образом будущего, который действующей власти отнюдь не присущ. Но действующая власть не видит, что она имеет дело уже с другим – не признающим её – народом!..

Мы стали свидетелями и участниками столкновения двух принципиально разных способов строительства и оформления власти – и при этом продемонстрировали себе и миру полное бессилие, проиграв в ситуации украинских выборов по всем статьям. Тот способ власти, то её понимание, которое реализуется сегодня в России, а до недавнего времени реализовалось на территории Украины, Грузии, Аджарии, а ранее Сербии, оказался неспособен противостоять иному – современному и эффективному»165.

Красноречива растерянность избирательного штаба и политтехнологов Януковича на Украине. Они не понимали, что происходит – настолько, что даже попытались имитировать приемы своих оппонентов (тоже надели цветные шарфы), что было признаком полной беспомощности. Речь действительно идет об искусственно созданной на сравнительно короткое время культурной катастрофе. В нее была втянута почти половина политически активного населения, имевшая для этого некоторые объективные предпосылки в сфере рациональных интересов. Но столь глубокое расхождение со второй половиной было достигнуто средствами воздействия на духовную сферу. И друг друга обе половины понять не могли – люди из обеих частей общества казались друг другу помешанными или злонамеренными.

Пресса писала, что в те короткие два месяца стало модным красить волосы и бороды в оранжевый цвет – из магазинов даже исчезла хна. В лавках на видных местах висят оранжевые женские трусики и такого же цвета презервативы. По официальным данным, с начала «оранжевой» революции на Украине подано около 40 тыс. заявлений о разводе по политическим разногласиям. И причина только одна: жена – «бело-голубая», а муж – «оранжевый». В одном из киевских загсов мужчина рассказывал, едва не плача: «Тридцать лет прожили! А недавно жена словно с ума сошла – проголосовала за Януковича. Не могу я в одной постели с врагом спать!»

«Оранжевые» на Украине говорили на новом, непривычном для людей «прежней эпохи» языке. Этот язык был необычным и привлекательным для половины населения, идиотским и бессодержательным – для другой половины. Коммунисты Украины, которые пытались разглядеть в этом столкновении классовые интересы, не смогли определить свою позицию в непривычных понятиях – и просто вышли из боя, представив дело как «схватку двух олигархических кланов». Неадекватность рациональности КПУ выявилась с полной очевидностью: при глубоком общенародном конфликте коммунистическая партия даже не нашла слов для определения его природы. Мало того, в критический день 27 ноября фракция КПУ в парламенте подлила воду на мельницу «оранжевых»: в условиях, когда ситуация организованного из-за рубежа переворота была очевидной, лидер партии Симоненко вдруг заговорил о массовых фальсификациях в обоих турах голосования, а фракция проголосовала за постановление, выгодное «оранжевым».

Слова, которые Ющенко бросал в толпу, не имели жесткого конкретного содержания. Их функция была – сплотить людей в толпу общей идентификацией («мы – не быдло»), наэлектризовать привлекательным магическим словом свобода. В столкновении с запрограммированным сознанием этой толпы проиграла типичная русско-советская рациональность – и элиты, и массы шахтеров и рабочих. И Янукович, и его избиратели говорили о тех ценностях, которые были для них очевидными и самыми важными и, как им казалось, должны были быть самыми важными для всех. Эти ценности – восстановление украинского хозяйства, рост производства угля и стали, повышение пенсий и зарплаты, политическая стабильность и порядок.

Та «постсоветская» часть населения Украины, которая не присоединилась к революции, была парализована непривычным типом поведения своих оппонентов. Это было «поведение постмодерна», лишенное и закона, и «понятий». Дело не в разной степени аморальности, а в несоизмеримости стилей двух сообществ, принадлежащих к двум разным культурным эпохам (неважно, что эта «принадлежность к постмодерну» у толпы на Майдане была краткосрочной, наведенной режиссерами спектакля).

Что могли ответить постсоветские люди на непрерывно повторяемый «оранжевыми» лозунг: «Все нормальные люди с нами, всё быдло уркаганное – с ними»? Они просто остолбенели. Огульное поливание грязью Януковича и его сторонников, обвинение их во всех грехах тоже вызвали замешательство. Янукович – сепаратист, хочет отделиться (хотя именно «оранжевые» первыми отказались повиноваться властям, приведя страну к расколу)! 96% голосов за Януковича в Донецке – подтасовка (а 93% во Львове за Ющенко – выбор народа), Люди Януковича насильно гонят студентов на митинги, нанимают спецпоезда для перевозки пьяных шахтёров из Донецка в Киев (хотя все знали, что на западе Украины на митинги насильно гонят всех, вплоть до младших школьников, и все в Киеве видели, что улицы и переулки рядом с площадью Независимости забиты автобусами с западноукраинскими номерами). Спорить было глупо – пространства для диалога не существовало. Господствовал постмодернистский спектакль, и зрителям слова в нем не давалось.

Беззащитно оказалось постсоветское сознание и против манипуляции – причем с использованием методов, которые уже применялись во время перестройки. Не вызвали они иммунитета в сознании, катастрофа 90-х годов оказалась недостаточна, чтобы произвести катарсис, заставить людей «починить» сознание. Выше уже говорилось, что на Украине был применен тот же миф, что и в РСФСР при избрании Ельцина – «оппозиция против номенклатуры».

Вообще, антигосударственный синдром перестройки оказался на удивление живучим – у очень большой части населения Украины вызывала ненависть сама власть, те хозяйственные структуры и даже трудящиеся, которые эту власть поддержали. Вот что писал в редакционной статье журнал, целиком посвященный «оранжевой» революции: «Удивительны свойства постсоветского образованного класса – нетерпение и пугливость. Едва только развернётся хоть вполсилы государственная конструкция, как вступает хор: авторитаризм наступает! Геть! Долой! Довольно! Едва консолидируется массовое политическое представительство неких значимых экономических интересов, как звучат испуганные охи: коли дадим им победить, так всё, конец, эти – ни с кем не делятся, они всех слопают! Разве не так твердили украинцам „оранжевые“ агитаторы о „донецких“, развернув неслыханную по беспардонности антивосточную кампанию»166.