Не жди моих слез - Наталья Калинина

…Кстати, и этот ложный пожар в кинотеатре тоже ты подстроил. «Горит, горит!» — завопили во всю глотку мальчишки, все ринулись к выходу, меня чуть не раздавили, прижав к колонне. Выбравшись, я села на скамеечку в сквере перевести дух и поправить волосы — заколка, кажется, осталась лежать возле той самой колонны. И тут идешь ты, улыбаешься, изображаешь на лице удивление и следом — восхищение. Ну да, ты живешь совсем рядом, только теперь дом моей кузины кажется мне не обычным кооперативом, а замком, бунгало, отелем в центре Нью-Йорка. У тебя включено радио, и как раз передают романс Хозе из «Кармен». У тебя есть бутылка красного вина. А у меня, оказывается, не растрепанные, а очень красивые волосы, и я еще совсем молодая, неискушенная и, похоже, даже никогда не любившая.

«К чему делать из жизни драму? — думаю я, строгая на кухне морковку для супа. — В моем возрасте у всех женщин должны быть любовники. Никто из подруг не верит, когда я говорю, что не изменяла мужу. Я даже не могу ответить на вопрос: хороший или плохой мужчина мой Саша, — не с кем было его сравнивать. Теперь-то наконец могу сказать, что бывают и получше. Ведь я же у Саши не первая. Правда, у мужчин все иначе. Хотя какая разница?..»

Что-то в моей жизни изменилось — пока не могу понять, что именно. Ну, конечно же, изменилась я: мое плечо ты только что целовал, восхищаясь запахом кожи, на моей шее ты отыскал детское родимое пятнышко, про которое я забыла, совсем забыла.

И все-таки какому стереотипу поведения следовать дальше? Стихийному? Но, позвольте, я живу не в цыганской кибитке, я хожу на работу, я, в конце концов, сплю с мужем в одной, хоть и широкой, но одной кровати. Потом — как странно — за все время нашего свидания ни ты, ни я не заикнулись о любви.

Я яростно строгаю морковку. Тупое и бессмысленное занятие, но, черт побери, у меня, оказывается, очень сильные, очень ловкие, очень красивые пальцы, о чем я раньше и не подозревала. Я вспоминаю пальцы «Дамы с горностаем» и думаю о том, что у нее наверняка тоже был любовник.

Ну, а потом ты звонишь мне на работу чуть ли не каждый час, ты подкарауливаешь меня на остановке — в тот самый момент, когда я уже перестаю надеяться на встречу, больно сжимаешь мое плечо. Ты умоляешь хоть на десять минут зайти к тебе — я знаю зачем. Самого этого процесса мне, если честно, не нужно — мне нужно то, что происходит до него. Но у нас так мало времени, поэтому до не происходит ничего, если не считать случайного касания твоей головой моей груди. Правда, прекрасен долгий прощальный поцелуй на остановке, бледный и чахлый городской полумесяц над нашими головами. Даже мое усталое возвращение домой прекрасно — что-то появилось в моей походке таинственное, что-то такое теперь знаю я, о чем положено знать лишь избранницам. Мечты о будущем свидании превращают стояние в очереди за яйцами и творогом в восхождение по мраморной лестнице античного храма к статуе длинноногой, сладкотелой Артемиды.

Потом ты неожиданно скрываешься куда-то на две недели. Я звоню и звоню в пустую квартиру, наконец, стучу в никогда не запирающуюся дверь, а там какая-то толстая тетка говорит, что она твоя младшая сестра, зовет меня пить с ней чай со слипшейся, но очень вкусной помадкой. Она восторгается моей юбкой с разрезом, моей перламутровой помадой блекло-карминного цвета, моей непохожестью на все то, что эта тетка (младшая сестра! твоя!) видит вокруг.

— Я вам позвоню, позвоню! — обещаю я через час. — Я буду звонить вам… тебе каждый день. Вы так с ним похожи…

Я выскакиваю на лестницу и, стуча каблуками, несусь вниз. Я представляю с умилением, как эта толстуха («Я была кудрявым мальчишкой-амурчиком. На меня все оборачивались», — успела сообщить мне она. И еще много чего из вашей семейной хроники) ездила на тебе в детстве верхом, а ты изображал из себя австралийского пони. «Почему это была не я? Ну почему?» — задаюсь я вопросом. Мне кажется, что я, если бы даже и была твоей сестрой, все равно бы возбудила в тебе то, что возбудила. От этой крамольной мысли у меня сладко ноет в груди, а дядька, наступивший мне на ногу и в знак оправдания мне улыбнувшийся, кажется чуть ли не испанским идальго. «Познакомьтесь с моей младшей сестренкой. Мы росли неразлучно… Вы не знаете моего Лидка? Она сама прелесть. Я в детстве сажал ее на шею и ходил так по улицам. Все на нее любовались. А как-то она взяла и напысала мне за воротник: чувствую, теплое что-то побежало, а она себе заливается смехом…»

…Мы идем с твоей сестрой в театр — я покупаю самые дорогие билеты, я слушаю с наслаждением «Евгения Онегина», в ее присутствии так остро и даже болезненно переживая судьбу Татьяны. Потом твоя сестра заходит ко мне на работу, чтобы я в перерыве свезла ее к своему травнику. Она цепляет крутыми, обтянутыми цветастой юбкой боками папки с бумагами, подшивки газет, даже пальму в бочке за шкафом.

— Откуда ты выкопала этот экспонат? Роскошный экземпляр, ничего не скажешь — голубая кость из неандертальской пещеры, — острит мой коллега.

Дома я все так же строгаю на суп морковку, раздевшись до трусов, мою на кухне пол, завожу стиральную машину. Однажды, правда, позвонив откуда-то из своего загородного убежища, ты нарушил этот мой привычный ритуал.

— Я тебя хочу, — сказал ты. — Со страшной силой хочу. Что мне прикажешь делать? Может, приедешь ко мне? Это недалеко…

Я улыбнулась, представив, как ты начинаешь раздевать меня прямо с порога. Я подумала: зачем мне это? Но почему-то ответила:

— Может быть.

— Тогда я расскажу тебе, как добираться. Садишься в последний вагон поезда…

И я поехала. Всем, даже твоей сестре, сказала, что еду в командировку.

— Слушай, а вы с Валеркой не того? — спросила у меня по телефону твоя сестра. — Вы давно с ним знакомы? Вы очень даже друг другу подходите… Ну, это я так, на всякий случай. Если что, можешь рассчитывать на мою поддержку. Ха-ха…

Всю дорогу в электричке у меня в ушах звучало это «ха-ха». Ха-ха, знала бы ты, куда я еду. К кому еду. И зачем. Зачем, кстати? Я добросовестно ворошу свою память в поисках двух-трех нежностей типа: «У тебя красивое плечо» или «От твоей кожи пахнет чем-то свежим». Обо всем остальном я стыдливо умалчиваю даже наедине с собой, меня передергивает, когда я представляю в деталях анатомию собственного тела. Но я ни на миг не усомнюсь в своем решении и даже не подумаю о том, чтобы пересесть на обратную электричку.

Потом… Ну да, там не было воды, и я дважды в день протиралась лосьоном, рисуя в воображении горячую ванну с душистой пеной. В воображении я несколько раз на день растирала свое тело махровым полотенцем. Потом я отдавалась тебе лишь потому, что ты этого хотел, и потому, что после этого ты так нежно касался губами моей шеи. Еще я тысячный раз повторяла в уме: «У меня есть любовник. У меня есть любовник…»

И снова ждала твоего звонка, но ты почему-то не звонил. Тогда я однажды толкнула без стука ту никогда не запирающуюся дверь, сняла платье и туфли, залезла под одеяло. Теперь все это я сама подстроила, потому что ты, похоже, либо истощил свой мефистофельский талант, либо… Только я уже привыкла к той жизни, когда у меня есть любовник, когда мне нужно что-то от всех на свете скрывать, когда мои длинные темно-пепельного цвета волосы лежат на подушке рядом с твоей коротко остриженной головой. Я не собиралась так просто взять и поменять ее на прежнюю или даже на другую.

Потом стемнело, и я, кажется, задремала. Потом я услышала голоса на кухне — твой и еще чей-то, к счастью, мужской. Потом я прислушалась, принюхалась и поняла, что вы с Сашкой, моим Сашкой, пьете коньяк и рассуждаете обо мне.

— Она у тебя роскошная женщина, — узнала я твой голое. — Ты ее явно не распробовал. Или она тебе приелась. Ее на такое можно завести…

— Она в постели как вареная макаронина. — Это сказал мой муж. — С самого первого раза. Я по-всякому пытался — все напрасно. Хотел бы я взглянуть, как тебе удалось от нее добиться…

— Очень просто. С женщиной нужно еще уметь и разговаривать. И уметь ее хотеть. Она ездила ко мне в Бобылевку — сорвалась по первому зову. Ты наверняка про это не знал.

— Мне было не до того. Эта Дашка — дьяволица настоящая.

— Ну да! Познакомишь?

— Чуть позже. Идет? Так ты говоришь, от Лидки можно многого добиться? Вот не думал! Конечно, были приятные моменты, а в общем обычные супружеские отношения.

— Выпьем за то, чтобы женщины, с которыми мы… ну, спим, одним словом, были в полной уверенности, что мы в них влюблены. Они тогда становятся такими интересными и готовыми буквально на все.

— Если они вобьют себе в голову подобное, от них будет трудно отцепиться. Кстати, Лидка настойчиво тебя преследует?

— Меня фиг попреследуешь. В любой момент могу смыться в неизвестном направлении, не пересекая Садового кольца. Она мне как-то звонила — я сослался на срочную работу. Думаешь, она будет меня преследовать?