Великая оболганная война. Обе книги одним томом - Игорь Пыхалов

«А после войны потрясла меня лютость к пленным. За что? Из гитлеровских лагерей смерти — в концлагеря сталинские. Только Георгий Константинович Жуков попытался заступиться за трижды несчастных людей, но напрасно. Сам и попал в опалу»[892].

Вообще-то, элементарный здравый смысл подсказывает, что военнослужащие, вернувшиеся из плена, должны быть подвергнуты проверке органами контрразведки — хотя бы потому, что среди них заведомо имеется некоторое количество вражеских агентов. Немцы активно использовали этот канал для засылки своей агентуры. Вот что писал по этому поводу в своих мемуарах начальник VI управления РСХА бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг:

«В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей наряду с передачей текущей информации было политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов к русским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе»[893].

При этом в первые месяцы войны агентура из советских военнопленных, как правило, специальной подготовки не проходила, получая перед отправкой в советский тыл лишь краткий инструктаж. Ставка делалась на массовость[894]. Немецкая разведка полагала, что если хотя бы один из десяти её агентов выполнит задание, то это уже будет успехом.

Таким образом, подписанное И.В. Сталиным 27 декабря 1941 года постановление ГКО СССР № 1069сс о государственной проверке (фильтрации) военнослужащих Красной Армии, бывших в плену или в окружении войск противника было вполне обоснованным и более чем своевременным[895]. Во исполнение его приказом наркома внутренних дел № 001735 от 28 декабря 1941 года были сформированы армейские сборно-пересыльные пункты (СПП) и организованы спецлагеря[896].

Проверку в этих спецлагерях проходили не только бывшие военнопленные. Поступавший туда контингент делился на три учётные группы:

1-я — военнопленные и окруженцы;

2-я — рядовые полицейские, деревенские старосты и другие гражданские лица, подозреваемые в изменнической деятельности;

3-я — гражданские лица призывного возраста, проживавшие на территории, занятой противником[897].

Задачей СПП, а также созданных в конце 1944 года фронтовых проверочно-фильтрационных пунктов (ПФП) была первичная проверка освобождённых из плена советских военнослужащих. В ходе фильтрации военные контрразведчики осуществляли личный досмотр и собирали письменные объяснения об обстоятельствах пребывания в плену. Затем проводился допрос без заполнения опросных листков и анкет. Это было связано с непродолжительностью нахождения (5-10 дней) бывших военнопленных на СПП и ПФП. В дальнейшем, на основе анализа полученных материалов, оперативники выявляли тех, кто допускал противоречия в своих ответах, и организовывали их агентурное изучение.

На каждое проверяемое лицо заводилось фильтрационное (учётное) дело, в котором содержались протоколы опроса (допроса) и заключение по результатам фильтрации. В отношении подозреваемых во враждебной деятельности заводилось дело-формуляр. К нему наряду с анкетными данными приобщались материалы оперативного характера[898].

Завершалась фильтрация в спецлагерях НКВД. На этом этапе органы НКВД задействовали весь арсенал оперативных сил и средств, и в первую очередь надёжную агентуру. Широко применялись оперативно-технические средства и внутрикамерная разработка. При розыске изменников Родине в качестве опознавателей активно использовались перевербованные агенты немецких спецслужб[899].

Как правило, проверочная работа в лагере продолжалась в течение полутора-двух месяцев. Она строилась с учётом результатов фильтрации на СПП, ПФП и велась в двух основных направлениях — оперативном и следственном[900].

По прибытии в лагерь бывшие советские военнопленные повторно подвергались подробным опросам и допросам, вновь заполняли анкеты и опросные листы. Одновременно оперативные работники подбирали из их числа агентуру, которая затем активно использовалась в разработке подозреваемых. Добытые в ходе оперативной проверки данные о возможной преступной деятельности разрабатываемых лиц перепроверялись и закреплялись показаниями свидетелей и документальными материалами.

С этого момента к проверке подключались следователи НКВД. Начиналась их совместная с оперативным составом кропотливая работа по сбору доказательств преступной деятельности объектов агентурной разработки. При наличии достаточных оснований военные контрразведчики осуществляли с санкции прокурора арест подозреваемого и под его надзором продолжали дальнейшее следствие[901].

Каковы же были результаты этой проверки? Может и в самом деле из фильтрационных лагерей бывших советских военнопленных скопом гнали на Колыму? Чтобы разобраться с данным вопросом, проанализируем имеющиеся на этот счёт архивные данные.

По сведениям, приведённым сотрудниками «Мемориала» А. Кокуриным и Н. Петровым в журнале «Свободная мысль»[902], на 1 марта 1944 года через органы НКВД прошли проверку 312 594 бывших военнослужащих Красной Армии, побывавших в плену или в окружении. Дальнейшая их судьба сложилась так:

убыло в райвоенкоматы для дальнейшего направления в Красную Армию 223 272 71,4% передано на работу в оборонную промышленность 5716 1,8% на укомплектование конвойных войск НКВД 4337 1,4% убыло в госпитали 1529 0,5% умерло 1799 0,6% на формирование штурмовых батальонов 8255 2,6% арестовано 11 283 3,6%

Таким образом, 75,1 % бывших пленных благополучно прошли проверку и были направлены кто в армию, кто в народное хозяйство, кто на лечение. Ещё 0,6 % умерли, что не удивительно, если учесть условия жизни в немецких концлагерях, откуда их освободили. Подверглись же репрессиям (арестованы или отправлены в штурмовые батальоны[903]) всего 6,2 %.

Внимательный читатель наверняка уже заметил, что перечисленные выше категории охватывают не всё количество бывших пленных. Судьба 56 403 военнослужащих (18,1 %) не указана. Впрочем, мы можем быть уверенными, что эти люди отнюдь не затерялись в бескрайних просторах Сибири — демократическая совесть авторов не позволила бы им замолчать такой прискорбный факт. Скорее всего, эти 56 тысяч человек к тому времени ещё не прошли проверку и продолжали находиться в спецлагерях. Правда, здесь же Кокурин и Петров пишут, что проверку в спецлагерях НКВД на тот момент проходило 75 314 человек. Но не будем требовать от них слишком многого: подобная арифметическая неувязка — просто мелочь на фоне распространяемых их коллегами мифов о десятках миллионов жертв сталинских репрессий.

Почти одновременно те же самые сведения привёл и А.В. Меженько в «Военно-историческом журнале»[904]:

Данные о бывших военнопленных, содержавшихся в спецлагерях в период с октября 1941 г. по март 1944 г.

Всего поступило 317 594 Проверено и передано: в Красную Армию 223 281 70,3% в конвойные войска НКВД 4 337 1,4% в оборонную промышленность 5 716 1,8% Убыло в госпитали 1 529 0,5% Умерло 1 799 0,6% В штурмовые батальоны 8 255 2,6% Арестовано 11 283 3,5% Продолжают проходить проверку 61 394 19,3%

В отличие от Кокурина и Петрова, у Меженько концы с концами сходятся. Кроме того, он указывает архивный источник, откуда взял свои данные[905].