Падение Башен - Сэмюель Дилэни

— Рольф Катам, вы хотите жениться на моей дочери, Кли Кошер?

— Да! — твердо ответил Катам.

— Почему?

Катам слегка повернул голову, и свет заиграл на прозрачном пластике его щеки. Та часть его лица, что была подвижной плотью, улыбнулась, и от этого прямой взгляд Кошера заколебался.

— Это нечестный вопрос, — сказал Кошер. — Не знаю... после той секунды, когда все мы... ну, вы знаете. Потом я догадался, что многие слышали, спрашивали и даже отвечали не так, как обычно.

Смущение, подумала Кли. Зачем говорить со смущением о том миге контакта, охватившего империю в конце войны? Она надеялась, что отец будет другим. Это смущение не от того, что он увидел, а от новизны опыта.

— Почему же? Это вполне честный вопрос, — ответил Катам. — Он частично из-за того, что мы видели в тот момент.

Катам говорил без страха. Это была одна из причин, по которой она любила его.

— Потому, что мы знаем работу друг друга. И потому, что в тот момент мы познакомили друг друга с мозгом друг друга. И потому, что это знание послужит нам обоим, как сердцу, так и духу.

— Ладно, женитесь, — сказал Кошер, — но...

Кли и Рольф переглянулись и улыбнулись друг другу.

— Но почему вы хотите уехать?

Их лица сразу стали серьезными, они снова посмотрели на старика.

— Кли, — сказал Кошер, — ты так долго была вдали от меня. Пока ты была девочкой, ты была со мной. А потом надолго уехала жить одна, и я разрешил тебе. А теперь вы оба снова хотите уехать, и на этот раз ты даже не хочешь сказать мне, куда вы едете. — Он помолчал. — Конечно, вы можете это сделать, тебе двадцать восемь лет, ты взрослая женщина, как я могу удержать тебя? Только, Кли... не знаю, как сказать... я уже потерял сына... и не хочу потерять еще и дочь.

— Папа, — начала она.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, Кли. Но даже вали бы твой брат Джон был жив, а все говорит за то, что он умер — если бы он был жив и прямо сейчас пришел сюда, для меня он все равно умер. После того, что он сделал, он должен был умереть.

— Папа, я хотела бы, чтобы ты так не думал. Джон сделал глупость, сделал неумело, по-детски. Он был неуклюжим мальчишкой в те годы... и заплатил за сделанное.

— Но мой собственный сын на каторге, обычный преступник, убийца! Мои друзья добры ко мне и не упоминают о нем до сих пор. Если бы кто-нибудь из них напомнил мне, я не мог бы держать высоко голову, Кли.

— Папа, — умоляюще сказала Кли, — ему было восемнадцать лет, он был избалован, он возмущал тебя и меня... Но если он жив, прошедшие восемь лет сделали из мальчика мужчину. Нельзя же держать зло на собственного сына восемь лет. А если ты не можешь сейчас держать высоко голову, то это, вероятно, твоя проблема, и она не связана с Джоном.

Рольф положил ей руку на плечо, ласково предупреждая, что ее тон, если не слова, переходит в опасное поле оскорбления, как частицы, движущиеся в случайном поле, действуют непредсказуемо.

— Я не прощу его, — сказал старик, сжав руки. — Я не могу простить. Не могу. Я был так опозорен...

— Папа! — она отступила от оскорбительного тона и говорила теперь с любовью, которую чувствовала к нему. — Папа! — И протянула к нему руки.

Он выпрямился, разжал пальцы, но не принял ее руки.

— Кли, ты сказала, что уедешь и не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, где ты. Я люблю тебя и хочу, чтобы у тебя было все, что ты желаешь. Но хотя бы... письма или что-нибудь в этом роде. Я хоть буду знать, что с тобой все в порядке...

— Писать не будем, — сказала она, и быстро добавила:

— Но ты будешь знать.

— Нам пора, Кли, — сказал Катам.

— До свиданья, папа. Я очень люблю тебя.

— И я люблю тебя, — сказал Кошер, но она уже вошла в дом.

— Я хотела бы иметь возможность сказать ему, что Джон жив, и почему мы уезжаем тайно, — сказала Кли, когда они подошли к парадной двери.

— Он узнает достаточно скоро, — ответил Катам. — Все узнает.

Она вздохнула.

— Да. Этот огромный чудовищный компьютер в Тилфаре даст им знать. Они могли бы все узнать и сейчас, если бы захотели, но все слишком растеряны, Рольф. Три тысячи лет люди пытались найти слово, отделяющее человека от других животных. Одни ученые называли человека смеющимся животным, другие — моральным животным. Ну а я думаю, может он — смущающееся животное.

Ее будущий муж засмеялся, но не слишком весело, затем сказал:

— Кли, я уже тысячу раз спрашивал тебя, но все не могу поверить: ты уверена в тех рапортах?

Она кивнула.

— Их видели очень немногие, те, кто был близко причастен к конструкции компьютера. Мне позволили заглянуть лишь одним глазом, и то больше из-за этой последней заварухи во дворце, а не из-за чего-либо другого. Но это сделало меня больной, Рольф, потому что я ничего не могла сделать с этим чудовищем. Но ведь я и так уже поработала для этого преступного дела, верно? Рольф, они четыре раза пытались разобрать его, но ничего не вышло. Каким-то образом он защищает себя. К нему едва могли подойти близко.

— Это понятно, — сказал Рольф. — Он получил самое необычное оборудование, вооружение и т. д. для контроля над полновесной всеобъемлющей войной. Но зачем, Кли? Ты математик, ты знаешь компьютеры.

— А ты историк, и войны — твой департамент, — она еще раз оглянулась на фигуру на балконе, махавшую им. — Хотела бы я знать, скоро ли компьютер заставит его... их понять?

— Не знаю, — сказал он. — Не знаю.

Транзитная лента наверху тянулась по нему тонкой черной линией.

Когда они исчезли из виду, старый Кошер на балконе вздохнул и сделал нечто, чего не делал уже давно. Он вошел в дом, переоделся в неприметную одежду, вызвал такси и поехал по радиальным улицам города к району порта. Он спокойно переждал, пока баркас нагрузил вечерниц поток рабочих Аквариумов Кошера. Потом он ждал на углу, пропуская транспорт с надписью «Гидропоника Кошера» на борту. Он остановился неподалеку от самого высокого и самого чистого здания в районе, это были офисы «Синтетика Кошера».

Позднее, идя по узким грязным переулкам грязного Котла, он остановился перед комбинацией таверны и меблированных комнат. День был жарким. Кошеру хотелось пить, и он вошел. Видимо, эта идея пришла в голову многим, и у стойки шли беседы. Кто-то сказал ему дружественно:

— Привет, старик. Что-то раньше тебя здесь не видели.

Это сказала женщина лет пятидесяти с большим пятном на щеке, сидевшая за столиком.

— Я не бывал здесь раньше, — ответил Кошер.

— Похоже на то, — сказала Рэра. — Садись.

Но он уже шел к бару. Взяв выпивку, он повернулся, думая, куда отойти, увидел женщину и сел за ее столик.

— Знаешь, много лет назад я проводил кучу времени в этих краях, но этого заведения не помню.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});